– Я так и делаю, – сказала Летти, откусывая краешек бисквита.

– Мне кажется, ты даже ни разу и не поела по-человечески. Мы тебя неоднократно приглашали, а ты все время отказывалась. Не понимаю, в чем дело.

А дело было в том, что ни одна из сестер не удосужилась заглянуть к ней в эти последние месяцы, ожидая, тем не менее, что Летти приедет к ним по первому зову. И еще. Чем более одинокой она себя чувствовала, тем меньше ей хотелось расставаться со своим одиночеством. Летти тосковала по Кристоферу; не проходило и дня, когда бы она не думала о нем, радуясь, что Винни к ней не заходит. Увидеть сына сейчас означало бы полностью уничтожить с таким трудом поддерживаемое душевное равновесие.

– Отец, конечно, учудил, – продолжала Люси, потягивая бурбон, – если вспомнить, что он сделал в прошлом году.

Летти догадывалась, к чему она клонит.

– Меня очень удивило, – сказала ее сестра, отпивая также глоточек чая, чтобы выглядеть не слишком заинтересованной, – что он отдал магазин именно тебе.

– Вовсе не «отдал». Ты же знаешь, что я плачу деньги за аренду магазина и квартиры.

– Но получаешь всю прибыль!

– Какую прибыль? – Летти позволила себе усмехнуться. – Я едва-едва свожу концы с концами.

– Да уж, похоже на то. – Люси окинула взглядом ее старомодную фиолетовую блузку и темно-коричневую юбку. – Выглядишь на все пятьдесят. Хотя, ты ведь никуда и не ходишь. Подозреваю, что ты все полученные в магазине деньги откладываешь в банк, на черный день.

Она весело, хотя и немного едко, рассмеялась и поторопилась поменять тему разговора.

Ревность, думала Летти. Как же ее сестры могут ревновать? Люси, со всеми их деньгами, и Винни, которой свекор выплачивал солидное пособие – восемь фунтов в неделю, как говорила Люси, в память о его погибшем сыне. И это не считая государственной пенсии! К тому же он платил и за образование внуков.

Какое право они имеют упрекать ее, проработавшую всю жизнь на отца?

То, чего она боялась больше всего, случилось в августе. Кристоферу исполнилось пять лет, и Винни привезла его к ней.

– Он пойдет в школу в следующем месяце, – похвасталась она.

Неужели сестра не догадывается, насколько это ее ранит? Или, может быть, все подстроено нарочно? И снова разговор только о магазине. Как мог отец предпочесть Летти? Он должен был разделить между всеми поровну. Летти, конечно же, осталась бы в магазине управляющей.

Подавив гнев, Летти сладко улыбнулась.

– Не все потеряно. Ты будешь работать здесь одну неделю, потом неделю Люси и так далее. И мы поделим прибыль поровну.

Как она и ожидала, Винни подскочила, будто ужаленная.

– Я не могу, у меня сыновья. Они должны ходить в школу.

– Но ведь у тебя есть приходящая няня?

– Нет, я не могу оставлять их на целую неделю! Летти, зная, что подобные оправдания услышит и из уст Люси, была готова расхохотаться. Только смех вышел бы ядовитым. Магазин был и останется ее собственностью! Это официально зафиксировано в присутствии адвоката, а если отец передумает, то она обратится в суд.

После ухода Винни она поклялась себе, что добьется процветания, чего бы ей это ни стоило. И (как она всегда мечтала) купит собственный магазин в богатом квартале. Тогда они увидят! А потом, когда разбогатеет, то потребует обратно Кристофера.

Следующие несколько месяцев были полны дел.

Летти постепенно избавлялась от дешевых вещей и проводила дни напролет, покупая взамен настоящие произведения искусства. Присматривая товары, которые должны понравиться богатым покупателям, она обшаривала все новые и новые магазины, упорно торговалась, потом придавала вещи более привлекательный вид и продавала ее за умеренную цену.

Перед Новым годом она придумала название своему новому магазину, о котором так долго мечтала. «Сундук с сокровищами». Ее надежды постепенно оправдывались. Новый мир, послевоенное оживление, почти нет безработицы…

К этому времени Летти привыкла обходиться своими силами и чувствовала, что у нее неплохо получается. Так как улица Клаб Роу была всегда оживленной по субботам, то и в магазине стало больше покупателей. Она обнаружила, что после выплаты ренты отцу остается все больше и больше денег, и намерение открыть новый магазин в богатом квартале, казалось, скоро осуществится.

А потом наступила весна тысяча девятьсот двадцать первого года, когда вдруг обнаружилось, что государственная казна пуста. Два миллиона рабочих оказались на улице, а мечты Летти так и остались мечтами.

– Не понимаю политиков, – жаловалась она Билли. Они теперь виделись довольно часто, и большинство вечеров Летти проводила с ним и его родителями.

– Как могло случиться, что от полного процветания мы быстро перешли к хаосу? – спросила она, глядя на отца Билли.

Мистер Бинз крутил сигарету в руках. Он бы с удовольствием закурил, но табачный дым плохо сказывался на легких сына.

– Экономия, – проговорил он глубокомысленно, – и забастовки. Те, кто еще остался на работе, хотят получать больше, а работать меньше. Проклятый Ллойд Джордж и его «Акт социальных гарантий».

Летти, которую больше волновали свои проблемы, чем политика, печально наблюдала, как рушатся ее надежды.

– Дела идут все хуже и хуже, – рассказывала она Билли, когда они отправились погулять. – И самое неприятное, все это так неожиданно.

Она покупала подержанную одежду, экономила на еде и уже не ходила в кино с Этель Бок, которая теперь была уже Этель Бакер, она вышла замуж в апреле и ждала ребенка.

– Единственный прибыльный бизнес – перепродажа старья, – фыркнула она презрительно, стараясь не думать, что и сама, может, будет вынуждена этим заниматься. Лучше голодать, чем поступиться своими принципами.

– Я не хочу делать деньги на горестях других людей, – твердо сказала она, и ее акцент как обычно был намного сильней в присутствии Билли.

Прекрасный фарфор и отполированную мебель пришлось задвинуть в угол, освобождая место под более насущные товары – старую столовую посуду, бывшие в употреблении коричневые чайники, тяжелые стеклянные сахарницы – все то, на чем отец обычно зарабатывал деньги. И Летти прекрасно понимала, что идет по его стопам.

– Не знаю, почему меня это так волнует, – призналась она Билли. – Уж точно не из-за Кристофера, потому что, боюсь, он никогда уже не вернется ко мне.

Билли знал про Кристофера. Она сама рассказала ему, как Дэвида убили на Галлипольском полуострове, как ее покрыли позором и отобрали ребенка, когда она была слишком слаба, чтобы протестовать. Билли промолчал, только кивнул понимающе.

Летти сидела вместе с Билли в столовой. Комната, где еще после обеда оставались запахи отбивной и пирога с почками, была залита ярким майским солнцем. Этот последний год Летти часто встречалась с Билли и намного чаще доверяла ему свои сокровенные мысли. Вот и сейчас она говорила о Кристофере.

Она, как обычно, устроилась на софе, а он – в кресле около окна. Несмотря на теплую погоду, на Билли был серый фланелевый пиджак и толстый свитер. Его здоровье ухудшилось в последнее время – зимой он много болел и все еще не оправился.

– Мне надо взять Кристофера к себе, – говорила Летти. – Просто не верится, что ему в августе будет семь лет. И чем дольше я буду тянуть, тем тяжелее он примет мои объяснения, может быть, даже возненавидит меня. Лучше бы я, конечно, была замужем, хотя это почти невозможно, – многие женщины и помоложе не могут найти себе мужей.

– Еще не поздно, – проговорил Билли так тихо, что Летти сначала даже не обратила внимания, погруженная в свои мысли.

Сейчас она уже не винила отца, а жалела. В свои шестьдесят три он сильно изменился. Каждый вечер проводил в пивной, пропивая с помощью Ады полученные от Летти деньги. Она же превратилась в грязную старуху, а дом ее брата стал похож на свинарник. Летти была там однажды и не собиралась ехать вновь. Она с грустью вспоминала отца, каким он был когда-то – наивный мечтатель, коллекционер изящных и красивых вещей.