Все эти вопросы не находили себе ответа. – Не стоит напрасно ломать голову, – грустно пробормотал я. – Все равно, рано или поздно, все станет ясно, даже слишком ясно.

Я надел на себя найденные вещи и медленным шагом, нехотя, направился к мосту по дороге в Пюже.

Мое появление на площади вызвало сенсацию. Меня уже многие знали в лицо, как сыщика, разыскивающего убийц господина Монпарно, и потому я нисколько не удивился оказанному мне приему. К тому же повязка на лбу могла служить достаточным поводом для любопытства.

Но не успел я войти в ресторан, как ко мне подбежал хозяин.

– Очень рад видеть вас опять здесь. Что нового?

– Нового? – повторил я, не имея никакого желания посвящать его в злоключения минувшей ночи. – Разве только то, что я голоден.

Он услужливо поспешил удовлетворить мой аппетит и, пока я жадно поглощал одно кушанье за другим, стал забрасывать меня вопросами.

– Знаете, его увезли в Ниццу, – таинственно произнес он наконец, видимо, недовольный моими односложными ответами. – Часа через два после вашего отъезда была получена телеграмма.

– Кого увезли в Ниццу? – небрежно спросил я, обращая гораздо больше внимания на содержимое своей тарелки, чем на слова своего собеседника.

– Ну, конечно, Саргасса! Будто бы вы не знаете, – подмигнул он мне, плутовато улыбаясь.

Я подскочил на своем месте.

– Саргасса? Кто его увез? Зачем? Хозяина, видимо, поразили мои вопросы.

– Жандармы, кому же больше. Вероятно, по вашему делу.

– По моему делу? – растерянно пробормотал я. – Но каким образом узнали?..

– Такие вещи всегда быстро узнаются. Весь Пюже уже говорит об этом. Ведь вы были на волосок от смерти.

Значит, все было известно? Но кто мог рассказать? И почему никто не пришел мне на помощь, зная, что я подвергся нападению?

– Итак, значит, Саргасс арестован, – снова пробормотал я. – Как же это произошло?

Хозяин громко расхохотался и хлопнул меня по плечу.

– Шутник! Вам это лучше знать. Это уж вы постарались.

– Я! – изумленно воскликнул я.

– Не притворяйтесь, не притворяйтесь! Все видели, как вы его привезли.

– Видели? Когда?

Мне показалось, что я схожу с ума.

– Сегодня утром.

Я посмотрел на своего собеседника таким изумленным взглядом, что тем, видимо, овладело беспокойство.

– Что с вами? Вы, кажется, нехорошо себя чувствуете?

– Нет, ничего, – ответил я. – Но вы рассказываете такие невероятные вещи. Итак, вы говорите, что меня видели?..

– Сегодня в четыре часа утра, – произнес он, глядя на меня с состраданием. – Вы этого не помните?

– Но все это время, со вчерашнего вечера, вернее, с момента моего падения до пробуждения на дороге к Пюже, я был без сознания. Был я в обмороке или просто спал, не знаю, но я не двигался с места. Следовательно, я не имел никакой возможности проезжать здесь в четыре часа утра.

– Может ли быть? – сочувственно покачал головой хозяин, – какое несчастье! Это, вероятно, последствия полученного вами удара.

– Вы думаете, что я сошел с ума? – возмутился я.

– Боже избави… Но тем не менее это странно. У вас утрачена память… Вас отлично видели. Наконец, ваша подпись.

– Моя подпись! – воскликнул я вне себя. – Что я мог подписывать?

– Свою жалобу. Вы пробыли в жандармском отделении очень долго. Говорят, в протоколе больше шести страниц и внизу ваша подпись. Саргассу не поздоровится. Неужели не помните? Так-таки ничего не помните?

– Ничего! – прошептал я, удрученный его словами.

– Хотите знать мое мнение? – глубокомысленно произнес хозяин. – По-моему, вы проделали все это, находясь во сне. Или на вас напал столбняк. Это тоже иногда бывает. Я советовал бы вам обратиться к доктору.

– Да, да, может быть, потом, – пробормотал я. – А пока расскажите мне, что я… делал.

– Чудеса! – рассмеялся хозяин. – Да вы не шутите? Неужели правда, вы ничего не помните?

– Посмотрите на меня, – ответил я. – Похож я на человека, желающего пошутить?

– Положим, что нет… Ну, да все равно, если хотите, я расскажу вам все по порядку. Итак, в четыре часа утра вы въехали в Пюже на автомобиле вашего друга…

– Дольчепиано? – не удержался я.

– Да, итальянца… Его вы, вероятно, оставили где-нибудь на дороге, так как он проехал потом. Одним словом, сегодня утром его с вами не было. Все сразу узнали, что это вы, так как смешать вас с итальянцем нет никакой возможности. Он гораздо выше вас и худощавее. Словом, это были вы. Рядом с вами сидел Саргасс, связанный, как сосиска. Говорить он не мог, так как вы ему заткнули рот платком, но зато какие он бросал вокруг себя взгляды!

Связанный Саргасс! Так вот каков был результат начавшейся на моих глазах борьбы.

– Вероятно, он перед вами в чем-нибудь провинился, – продолжал хозяин. – Это вы, конечно, помните?

– Помню. Он хотел убить меня.

– Да, вы так и заявили. Но, по-видимому, вы оказались сильнее его, хотя он здорово крепок, старый черт. Помучил он вас, я думаю? Здесь у нас никто не хочет верить, чтобы вы могли справиться с ним без чьей-либо помощи. Конечно, вы тоже не из малосильных. Но если бы пришлось биться об заклад, кто победит, я бы скорее поручился за Саргасса.

– Ну, еще бы! – пробормотал я. – Я бы сам не понадеялся на свою силу. Так вы говорите, что я отвез его в жандармское отделение?

– Прямехонько! Жандармы еще спали, но вы их разбудили и довольно энергичным способом. Мне рассказывал один из железнодорожных служащих. Когда они пришли в себя, вы заставили их составить протокол о привлечении к ответственности вашего спутника, который будто бы произвел в вас два выстрела.

– Совершенно верно, – согласился я.

– Для подтверждения последнего вы представили ружье и два использованных патрона. Но это еще не все. Говорят, что вы отвели в сторону бригадира и объявили ему, что вы сыщик, командированный арестовать убийцу господина Монпарно. Бригадир почтительно приложил руку к козырьку, и вы отдали ему приказание взять под стражу вашего молодца, как обвиняемого в покушении на вашу жизнь и подозреваемого в убийстве господина Монпарно.

– Не может быть! – воскликнул я.

– Как же! Вам удалось найти у Саргасса украденный им товар…

– Находившийся в красном чемодане? Изумление мое росло с каждой минутой.

– Он самый! Уж одного этого было достаточно для того, чтобы забрать эту хитрую бестию, но вы приказали его обыскать. И вот что значит опытность! Кто бы мог подумать! При нем нашли десять тысяч франков, принадлежащих господину Монпарно. Только вам и могло это прийти в голову, – с искренним восхищением добавил хозяин.

Я был ошеломлен. Вся эта история меня не только не радовала, но, наоборот, внушала самое сильное беспокойство.

Само собой разумеется, я ни на одну минуту не допустил возможности совершения мною всех этих поступков в состоянии сна. Это было не что иное, как новая выходка Дольчепиано, воспользовавшегося моим костюмом и выдавшего себя при помощи грима за Падди Вельгона, как меня величал весь Пюже-Тенье.

– Подождите! – сказал я, сжимая руками голову. – Мне хотелось бы установить некоторые подробности. Я был одет так, как сейчас?

– Точь-в-точь. Эти же гетры, накидка и повязка на лбу. Кроме того, на вас были очки.

– Ага! Очки?

– Да, темные очки, как обыкновенно у автомобилистов.

С меня этого было достаточно. Теперь я знал, в чем дело. Дольчепиано ничего не стоило, воспользовавшись моей накидкой, изменить очертания своей фигуры, мало того, он мог загримироваться, выкрасить усы и волосы, но глаза выдали бы его при первом взгляде. Единственным спасением являлись темные стекла очков. Он к ним и прибегнул.

Чем он руководствовался? Какая у него была цель? Теперь мне все было ясно. Желая отделаться от опасного сообщника и в то же время отвести мои подозрения, он решил пойти напролом: выдать Саргасса и поставить меня лицом к лицу с совершившимся фактом. Таким образом, вероятно, рассчитывал он, с одной стороны, я принужден буду молчать, не желая посвящать кого бы то ни было в мало лестную для моего самолюбия историю, с другой – как большинство смертных, не удержусь от искушения использовать созданный им мне ореол славы и приписать арест преступника и обнаружение пропавших из красного чемодана вещей исключительно самому себе. Он же между тем благополучно скроется с горизонта. Этот замысловатый план, выполнению которого особенно способствовало мое щекотливое положение, создавшееся благодаря моему самозванству, был достоин ловкого авантюриста, каким я считал Дольчепиано. Но Саргасс? Неужели он молчал? Ведь он же мог выдать сообщника.