— Это Росс Митфорд? Она молча кивнула.

— Если пожелаете вонзить зубы в другую мою ладонь, то пожалуйста, — сказал я.

— Вы не виноваты, Рик. — Джеки слабо улыбнулась. — Ведь от двери не видно пространства за спинкой дивана. Но я до сих пор по детской привычке заглядываю под кровать, прежде чем улечься спать. Потому-то, когда вошла сюда, мне сразу стало невтерпеж: так и подмывало заглянуть под диван. Вот я и заглянула...

— Постарайтесь забыть об этом, — сказал я.

— Мне и самой этого хотелось бы. — Щеки ее покрыла зеленоватая бледность, а в глазах снова разлился панический страх. — Ой, давайте лучше уйдем отсюда, Рик, пока меня не вырвало! Пожалуйста, прошу вас!..

Когда мы пришли ко мне домой, было уже около двух часов ночи. Джеки была не в состоянии отправиться к себе на квартиру. А я, как уже говорил раньше, никогда не спорю с девушками. Особенно если у них бюст как у Джеки. Она быстро освоилась у меня, а я не терял времени даром: смешал несколько хороших порций, так как считал, что добрая выпивка — лучшее успокоительное средство для наших вконец растрепанных нервов.

— Когда живешь в таком доме, — объяснил я Джеки, — прибавляется уверенности в себе и своих силах.

— А разве вам недостает такой уверенности? — удивилась она.

— Во всяком случае, у меня не так-то много доказательств собственной значительности, — честно признался я.

— Интересно, сколько их у вас? — поинтересовалась она.

Я бросил взгляд на широкую кушетку, где она растянулась, устроив бока, и в глубокой ложбине между двумя вздымающимися вершинами. Любопытно, возникла ленивая мысль, покрываются ли зимой эти пики снегом?

— Так сколько же все-таки, Рик? — настойчиво переспросила она.

— Вообще-то всего одно, — честно признался я, кивнув на кушетку, — вот на этом самом месте.

— А не великовата ли она для холостяка? — Она лукаво улыбнулась. — Хотя, пожалуй, нет. Ведь здесь, вероятно, очень удобно, когда устраиваешь этакую небольшую оргию с шестью девицами сразу, правда?

— Эге! — Я с восхищением уставился на нее. — Вот что называется мыслить по-крупному!

— Это стало у меня привычкой, — сказала она будничным тоном. — Всякий раз, когда я смотрю на свой фасад, я понимаю, что ничего другого мне и не остается!

— В далеком детстве я искренне считал альпинизм величайшим спортом в мире, — сказал я. — С тех пор не произошло ничего, что заставило бы меня изменить свои взгляды.

Она извлекла бокал из неподражаемого укрытия, спустила ноги на пол и уселась на кушетке так, словно спина у нее не гнулась.

— Мне очень хотелось бы забыть о начале сегодняшней ночи, Рик, но я никак не могу!

— Тебе хочется поговорить на эту тему?

— Я чувствую себя виноватой, что мы не сообщили полиции об убийстве Росса. — Она испустила печальный вздох. — Но ведь если бы мы это сделали, то возникло бы еще большее ощущение вины перед бедняжкой Кармен!

— Не трать понапрасну время и не изводи себя по поводу вины, — сказал я ей. — Митфорд был уже мертв, когда мы нашли его, и никто не в силах ничего изменить. Кто-нибудь другой найдет тело и известит копов. Самое нелепое будет то, что наверняка им окажется кто-нибудь, кто не имел с Россом Митфордом никаких отношений при его жизни. Поэтому после часового допроса полицейские непременно отпустят этого человека. А поскольку мы довольно тесно теперь связаны с Митфордом, то, если нам здорово повезет, полиция доберется до нас не позже завтрашнего дня!

— Ты прав, — кивнула она. — Но ведь идея поехать на Венеция-Бич была моей, и это я настояла, чтобы мы отправились туда вместе. Я просто с ума схожу от этой мысли!

— А мне интересно другое: раздобыл ли бармен лошадь для того пьянчужки? — сказал я.

— Ты — жестокий, бесчувственный, бессердечный тип, а я... — Она разразилась приступом истерического смеха, и потребовалось добрых десять минут, чтобы Джеки успокоилась и снова заговорила:

— Если он уже отправился на поиски универмага “Кланси”, — того, который построили за один день, помнишь? — то подумает... — Она снова подавилась смехом. — Он подумает.., что они.., они разобрали здание за ночь по кирпичику!

Она беспомощно мотала головой, и все ее тело сотрясалось от неудержимого хохота. Задыхаясь от смеха, она отчаянно втянула в легкие воздух, и случилось неизбежное: лимонно-желтая рубашка затрещала, отскочили последние пуговицы, и она распахнулась до самого пупка. На Джеки тотчас же напала икота, довершившая начатое: рубашка взмыла на ее плечах, а вся великолепная верхняя половина, ничем не скрытая, предстала перед моим взором.

Я не мог оторвать взгляда от того, что открылось мне. Чудилось, что я лечу на самолете над снежными вершинами Альп на самой малой высоте. Сходство было полное, разве что вершины выглядели немного иначе. Ибо то, на что я сейчас уставился, венчали пунцовые макушки. Я впал в нервный экстаз и вдруг понял, что любой мужчина согласился бы всю жизнь скользить по этим роскошным склонам и ему вовсе не потребовались бы лыжи.

Оглушительная икота завершилась наконец дребезжащим смешком, а затем наступила мертвая тишина, которая, впрочем, вполне меня устраивала. Ибо в наступившем молчании я мог со всей серьезностью отдаться изучению проблемы: с какой стороны лучше подобраться к вершинам?

Мысль о возможной неудаче нисколько меня не смущала, я твердо решился не прекращать попыток до конца своих дней.

— Ох, ради Бога, прости меня, Рик.

Виноватый голос Джеки донесся с расстояния в несколько миль, но я не обратил на него никакого внимания.

— Рик! — На этот раз голос прозвучал гораздо резче и ближе. — Чем ты занят, черт побери? Погрузился в транс по системе йогов?

Вот именно, черт побери, с горечью подумал я, неужели женщины не в силах помолчать хотя бы несколько минут?

— Рик!

Я ощутил ударную волну в несколько децибел от звука ее голоса и едва удержался на ногах. Мысленно я уже совершил грандиозный спуск по склону ближайшего пика и прошелся по всей долине между вершинами. Я почувствовал себя полностью дезориентированным после головокружительного путешествия в окрестностях ее пупка. Только встряхнув несколько раз головой, я кое-как справился с ошеломлением, и лицо Джеки медленно всплывало, сфокусировавшись перед моими глазами.

— Тебе лучше? — нервно спросила она. — У тебя часто бывают такие приступы или это впервые? — Она обеспокоенно прикусила нижнюю губу. — Я вовсе не хотела напугать тебя, но это странное выражение на твоем лице!.. Когда ты в последний раз навещал психолога?

— Пока это был всего лишь легкий приступ экстаза, — сказал я. — А сам экстаз, да будет тебе известно, особенно если он длится достаточно долго, вместе с побочными явлениями, всеми психологами мира признан как благоприятный фактор.

— Это звучит ничуть не более убедительно, чем твой внешний вид, — сказала она с сомнением в голосе.

— Теперь, когда у меня появилась возможность убедиться в полном совершенстве девушек, подобных тебе, честно признаюсь, я уже не смогу удовлетворяться более мелкими масштабами. И впредь буду проходить мимо иных особ, даже не удостоив их взглядом! Что же касается плоскогрудых и пышнобедрых... — Я презрительно фыркнул. — Отныне их место на кухне!

— Меня так душили сперва смех, а потом икота, что мне просто некогда было подумать о рубашке, — сказала Джеки и бросила взгляд на свою обнаженную грудь. — Ты именно это имел в виду, когда говорил о полном совершенстве, Рик?

— Именно это! — свирепо сказал я.

Она повернулась ко мне и улыбнулась; подернутые дымкой синие глаза Джеки приобрели теплую мягкость ясного летнего неба, а ее улыбка излучала такое тепло, что согревала на расстоянии доброго десятка километров. Я медленно подошел к ней, а она успела скинуть сапожки из телячьей кожи, прежде чем поднялась с кушетки. Наши тела тут же слились в безмолвном объятии, а губы скрепили общий порыв.

Через несколько коротких мгновений Джеки уже стояла рядом со мной в моей спальне, а улыбка ее стала еще ослепительнее, и я мог бы поклясться, что энергии, излучаемой ею, хватило бы на освещение Лос-Анджелеса в течение ближайшей тысячи лет. Но вдруг улыбка стала меркнуть и вскоре вовсе погасла. Я понял: случилось что-то ужасное.