Для немногих, таких как Сетра Лавоуд, возникло ощущение, что он никогда не исчезал: мгновенно и полностью она восприняла его, вместе со всеми его возможностями и связью с Зарикой. К другим, таким как Айрич, связь пришла, но несколько медленнее: впоследствии он рассказал, что немедленно узнал о том, что произошло, но потребовался небольшой период времени – несколько минут – прежде чем его сознание полностью привыкло к ней. Для Кааврена это был шок, ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что произошло, и потом, когда он тоже совершенно сознательно разрешил ему занять свое место, возникло это удобное присутствие, которое мы все знаем так хорошо, что осознаем его только тогда, когда оно исчезает, или когда мы сами специально обращаем на него внимание (мы предлагаем читателю сделать это, хотя бы ради самообразования).

Другие узнали об этом намного более медленно, или отказались узнавать об этом, или, узнав, отказались принимать его призыв – среди последних были, например, Кана и его кузина, а также Тсанаали. И если такая реакция была самой частой, это, как кажется, должно была вызвать недоумение и дезориентацию, так как те, кто когда-то был гражданами, осознали странное, смутно знакомое ощущение, и такое, которое, даже покинув их сознание, не давало им возможность сконцентрироваться какое-то время, более или менее долгое.

Те же, кто почувствовали, но родились после Катастрофы Адрона, не имели личного опыта общения с Орбом и не знали о его возвращении, оказались вынужденными повторить опыт тех из наших предков, которые жили во время образования Империи: они должны были сделать сознательный выбор и стать гражданами, и, хотя они еще не знали об этом, они не могли не сделать этот выбор.

Мы обязаны добавить, что, использовав термин «почувствовали но родились», мы избежали одного из тех противоречий, которое непрерывно обсуждают сотни мыслителей-магов: Где между зачатием и рождением тот момент, когда от матери, которая является гражданиним, Орб входит в сознание ребенка, который, таким образом, становится гражданином? Мы не можем, в этой короткой работе, дать себе достаточно времени, чтобы исследовать этот вопрос так тщательно, какой он безусловно заслуживает, так что мы скажем только, что, как нам кажется, эта связь возникает где-то ближе к концу беременности матери. Мы надеемся, что читатель удовлетвориться этим объяснением, потому что другого у нас нет. Наша точка зрения состоит в том, что от тех, кто никогда не имел опыта быть гражданином, потребуется, в некоторой точке будущего, принять решение, соглашаться на эту связь или нет, и те, кто осознаёт это, способны сделать выбор в любой момент своей сознательной жизни.

Таким образом в тот момент вопрос о гражданстве в Империи возник перед каждым человеком.

Это и есть ответ на этот вопрос, который мы имели честь задать выше, и историк скромно предполагает, что с ним невозможно спорить. Междуцарствие закончилось в тот хорошо-известный зимний день двести сорок седьмого года, когда Зарика вырвалась из Залов Суда, неся Орб (а не, как считают одни, найдя его на земле уже выйдя из Залов Суда или, как считают другие, прочесав вдоль и поперек Пути Мертвых, куда он случайно попал, перенесясь из мира людей в момент Катастрофы Адрона, или был передал ей кем-то другим, кто на самом деле вернул его из Путей – кандидатами на эту не существовавшую честь называли Леди Итанор и Лорда Маролана – или она, на самом деле, носила его с собой всю жизнь, или, даже, родила его как ребенка, как предполагают некоторые сошедшие с ума мистики).

Итак, в этот день и в этот момент, все прошлые и потенциальные граждане Империи получили шанс опять стать ими, и, поэтому, в этот момент Междуцарствие кончилось, так что если и были слова, которые отметили это событие, как это часто случается в мгновения высокой исторической драмы, так это оказалось замечание Тазендры, – Он вернулся, или я норска.

Доказательством того, что эти слова отметили как само событие, так и начало распространения влияния Орба на всех тех, кто когда-то был гражданами Империи, является тот факт, что никакие другие слова не были записаны; а хорошо известно, что «историки» одной популярной школы нежно любят отмечать великие события словами, которые сопровождали их. И по какой причине, хотели бы мы знать, они игнорируют слова, отмечающие события, если эти слова не сумели, по их мнению, передать настоящий смысл происходящего?

Так что это не будет нас волновать по той простой причине, что мы поставили своей целью сообщить о том, что случилось, а не угождать вкусу публики, что искажает и портит труды некоторых из наших товарищей.

Да, слова произнесенные храброй Тазендрой не так величественны и полны великолепия, как слова Кейрона Завоевателя, «Море принесло нам спасение», или Андаунтры Первой, «Пусть то, кто сомневается в победе, попробует вырвать знамя из моей руки», или Сетры Лавоуд, «Я говорю с Горой, а Гора разговаривает с Орбом», или Лорда Куины, «Клянусь всеми Лордами Суда, это наконец доказано», или выражению элегантной сдержанности в знаменитом высказывании Тигарры, «Повернитесь, милорд; я позади вас», или в словах Део, «Миледи, добро пожаловать домой»; тем не менее сказаны были именно они, и наш долг историка ставит нас перед необходимостью положить их перед читателем. «Он вернулся, или я норска» вот слова, которые сопровождали конец Междуцарствия, если не восстановление Империи и царствование Зарики Четвертой.

Они также сопровождали и некоторые другие, сразу произошедшие события, более касающиеся читателя, который делает нам честь следить за развертыванием этой истории; и эти события мы сейчас предполагаем, без дальнейшего промедления, описать.

Некоторые историки выражают веру в то, что Грита дала бы приказ остановить атаку, если бы могла сделать это – то есть если бы у ней было время отдать какой-нибудь приказ. Автор, со своей стороны, не имеет никакой возможности узнать, правда ли это, но просит отметить, что и ни один из его собратьев-историков также не в состоянии знать это наверняка. Нет никаких сомнений, что сама Грита, которая была гражданкой, и, более того, находилась очень близко к появившемуся Орбу, должна была узнать о том, что он вернулся; тем не менее стоит заметить, что три сотни лет назад она не выражала особой лояльности к Империи, подданной которой являлась; а раз так, почему она должна была сделать это сейчас?

Но, так как этот проблему невозможно решить никаким способом, нет никакой причины подробно останавливаться на ней – тем более, что, как мы знаем, даже если она и думала так, поступила она совершенно иначе. Команда была отдана, две или три веревки полетели вниз с обрыва, и небольшой отряд Гриты соскользнул по ним вниз, и каждый из бандитов держал оружие наготове. Их появление стало абсолютным сюрпризом: Пиро, Китраан и Тазендра стояли на колене перед Зарикой, а Лар вообще лежал на земле. Приземлившиеся бандидты имели и численное превосходство – их было десять или двенадцать, а наших друзей всего четверо плюс один лакей.

Исходя из этого, все должно было закончиться очень быстро – самым ужасным убийством.

Но была еще одна вещь, которая изменила весь ход битвы и, в конечном счете, определила ее исход: Орб. Самый живой из всех артефактов не терял зря времени, заставив почувствовать свое присутствие; действительно, он начал активно участвовать в защите самого себя спустя секунды после своего вторичного явления. И стал делать это, с самого начала, самым простым из всех возможных способов: самим существованием.

Заметим, что некоторые из нападавших были достаточно взрослыми и были гражданами перед Междуцарствием, и, даже спускаясь по веревке, они, каждый по-своему, почувствовали возвращение Орба – чувство на которое каждый из них, конечно, отреагировал по своему. А когда они оказались на земле, и первой вещью, которую они увидели, была Зарика, с Орбом спокойно кружащим вокруг ее головы, да, читатель сам может легко представить себе, что некоторые из них почувствовали себя немного больше, чем просто взволнованными. На самом деле двое или трое из них, увидев ее, немедленно бросили оружие и простерлись на земле, в то время как Лар, встревоженный внезапным появлением веревок с бандитами, вскочил на ноги и потянулся к своей сковородке. А некоторые другие, хотя и не собирались совсем не участвовать в сражении, были, по меньшей мере на какое-то время, сбиты с толку, что резко уменьшило их возможность атаковать.