Но КАКОЕ преступление? Этого на Ганимеде никто не знал, или же не хотел сказать этого Свени. Никто из колонистов в эту легенду не верил. Большинство считало, что причиной нелюбви землян к ним было их кардинальное отличие от них. Исключением являлась небольшая группа, которая считала, что само появление и развитие пантропологии составляло сущность преступления. В этом Рулман, конечно, был виновен, если это можно назвать виной.

Почему пантропология или ее практическое применение должны рассматриваться как преступление — это для Свени было загадкой. Но он многого не знал о законах, по которым строилась жизнь на Земле, и не стал больше тратить время, ломая над этим голову. Если Земля утверждала, что изобретение и использование пантропологии — преступление, то так оно и было. И полицейские в Порту настойчиво внушали Свени, что он обязательно должен вернуть в их руки Рулмана, пусть даже все остальные пункты задания будут им провалены.

Но почему, Портовые власти так ему и не сказали. И если пантропология — преступление, то полицейские тоже совершили его, создав Свени?

Свени прибавил шаг. Майк уже исчезла под нависшим над входом каменным козырьком. И теперь он не знал, в какое из десяти маленьких отверстий пещеры она вошла. Сам он знал лишь два из этих коридоров под горой. А сеть таких коридоров была настоящим лабиринтом, и неспроста. Высверливая тоннели для своего дома, адаптанты никогда не забывали о возможности появления людей в скафандрах, которые могут явиться на Ганимед. Человек, попавший в лабиринт колонистов, уже никогда не нашел бы дорогу обратно. И никогда не отыскал бы здесь адаптантов. Единственным выходом было запоминание, ибо никаких карт лабиринтов не существовало, и колонисты строго соблюдали закон, запрещавший их составление.

Свени уже познакомился примерно с половиной лабиринтов, постаравшись все запомнить. И если он не встретит кого-нибудь, то раньше или позже может рассчитывать на то, что попадет в знакомый сектор. Тем временем он с любопытством разглядывал все, что мог увидеть.

Первым любопытным объектом оказался сам доктор Рулман. Ученый вышел из тоннеля, который под острым углом пересекался с тем, по которому шел Свени. Он уходил прочь, так и не заметив юношу. После секундного колебания Свени последовал за ним, стараясь не производить ни малейшего шума. Шорох вентиляторов помогал ему в этом.

У Рулмана была привычка куда-то исчезать, на полдня, день или даже на неделю. Те, кто знал, куда и зачем исчезает доктор, держали язык за зубами. Теперь у Свени появился шанс самому узнать, куда же скрывается Рулман. Вполне возможно, что исчезновение Рулмана было связано с приближающимися к поверхности Ганимеда метеорологическими кризисами, о чем все чаще приходилось слышать Свени. С другой стороны… но какая разница? — Небольшое расследование вреда не принесет.

Рулман шагал быстро, опустив голову, словно маршрут был ему знаком до автоматизма и привычка надежно управляла его перемещением в этом лабиринте. Один раз Свени едва не потерял его, и из осторожности немного сократил разделяющую их дистанцию. Лабиринт был достаточно запутанным и предлагал Свени множество убежищ, где он мог мгновенно затаиться, вздумай Рулман неожиданно обернуться. На ходу ученый что-то бормотал — совершенно непредсказуемый, но упорядоченный набор звуков, которые он скорее напевал, чем произносил. Они не имели для Свени никакого смысла, не включали никакой охранный механизм — это было совершенно ясно, так как Свени шел тем же путем и в полной тишине и не встречал сопротивления. Наверное, ученый сам не осознавал, что издает звуки.

Свени был озадачен. Он впервые слышал, что Рулман может что-то напевать.

Скала под ногами Свени начала медленно, но верно уходить вниз. Одновременно он обратил внимание, что воздух стал заметно теплее. Температура повышалась с каждой минутой пути. В воздухе скорее ощущался, чем чувствовался негромкий пульс работающих машин.

Становилось жарко, но Рулман не замедлил шага. Пульсирующий шум Свени уже мог определенно сказать, что работает много мощных насосов тоже усилился. Теперь доктор и его преследователь шли по длинному прямому коридору, вдоль которого мелькали закрытые двери. Именно двери, а не входы в другие тоннели. Коридор был плохо освещен, но тем не менее Свени позволил Рулману уйти немного вперед. В конце коридора гул машин начал слабеть к облегчению Свени, у которого от шума даже немного закружилась голова. Рулман, кажется, вообще не обратил на шум внимания.

В конце коридора Рулман неожиданно нырнул в боковой проход, ведущий к каменной лестнице. Вниз по лестнице ощутимо дул теплый ветер. Свени понимал, что теплый воздух должен подниматься вверх и направление сквозняка на лестнице должно быть противоположным. Он никак не мог догадаться, почему воздух шел именно так. Вентиляторов здесь вроде бы не видно. Так как потоки воздуха могли его выдать, донеся до Рулмана звук его шагов, Свени удвоил осторожность.

Когда Свени ступил на последнюю ступеньку, Рулман исчез из виду. Вместо него он увидел длинный коридор с высокими потолками, плавно изгибавшийся вправо. Вдоль внутреннего изгиба коридора стояли приземистые машины, от каждой из которых уходили в стену мощные связки гофрированных труб. Именно эти машины и производили тот шум, что он слышал.

Здесь снова стало холодно, слишком холодно, если учесть поток теплого воздуха, дувший вниз по лестнице. Что-то странное происходит здесь с законами термодинамики, — подумал Свени. Он осторожно шел вперед. Пройдя несколько шагов, он миновал первую машину, трубы которой излучали ощутимый холод — и обнаружил воздушный шлюз. Это был именно шлюз — сомнений не было. Более того, кто-то недавно им воспользовался: наружная дверь была задраена, но сигнальная лампочка показывала, что идет шлюзование. Напротив шлюза в нише стены виднелись держатели скафандров, пустые и раскрытые.

Но все стало ясно, когда Свени прочитал надпись над дверью шлюза. Она гласила:

В порыве паники Свени попятился от люка, словно человек, которого ищет полиция, и который отпрыгивает в сторону при виде надписи «50 киловольт». Ему это сразу напоминает об электрическом стуле. Теперь все стало ясно. С термодинамикой тоже было в порядке, просто Свени оказался внутри громадного холодильника. Насосы действительно были тепловыми насосами. И их гофрированные трубы не покрылись изморозью только потому, что в атмосфере Ганимеда не было водяных паров. Насосы переправляли тепло из воздуха через каменную стену в лабораторию.

Не удивительно, что лаборатория была изолирована от остальной части лабиринта воздушным шлюзом и Рулману пришлось одеть скафандр, чтобы войти.

По ту сторону шлюза было жарко. Слишком жарко для адаптанта. Но для КАКОГО адаптанта?

Зачем Рулману здесь лаборатория пантропологии? С этим давно должно быть покончено. Но то, что происходило в лаборатории, явно было чуждо условиям Ганимеда, равно как и эти условия были чужды и враждебны земным.

А относится в Б, как Б к чему? С? Или А?

Неужели Рулман, несмотря на невозможность такого проекта, пытается переадаптировать людей колонии к земным условиям?

Определенно, по эту сторону камеры должны быть индикаторы, с помощью которых можно получить информацию о параметрах среды внутри лаборатории. Они нашлись в небольшом, прикрытом сверху козырьком углублении, которое Свени поначалу не заметил. Циферблаты показывали:

Некоторые из показателей ничего не говорили Свени, он никогда раньше не сталкивался с обозначением давления в миллибарах и не знал, как рассчитывать влажность воздуха по точке росы. Со шкалой по Фаренгейту он был смутно знаком, но настолько смутно, что уже забыл, как переводить градусы Фаренгейта в градусы Цельсия.