Неожиданно начались тревоги и с красавицей Софи. Нет, она была предана отцу и прекрасна. И посватался к ней приличный человек, Генри Бейкер, ученый, отчасти врач, занимался он с глухонемыми по своей собственной методе, обучая их говорить. Так что у них с Дефо нашлись общие интересы. Именно Генри Бейкер оставил свидетельство о том, что Дефо был великолепным собеседником и рассказчиком, но, к сожалению, роли летописца не сыграл и существа их бесед не передал. Одно время Бейкер задумал выпускать газету, а Дефо помог ему советом и делом, написав первую передовую статью. Позднее, уже после смерти Дефо, Бейкер стал членом Королевского общества. Одним словом, человек подходящий. Но… но… он заговорил о приданом!

«В настоящий момент я не располагаю средствами, с которыми мог бы расстаться» – так отвечал будущему зятю Дефо. Бейкер напомнил, что приданое было обещано. Он указал даже сумму, которую мы узнать уже не можем, потому что в их переписке, частично сохранившейся, цифры старательно выщерблены. От обещаний своих Дефо не отказывался, но исполнить их готов был после своей кончины: он оставит дочери приданое по завещанию. Только не сейчас. Или, еще того лучше, надо указать, что в случае безвременной смерти Софи ее часть наследства возвращается в родительскую семью. «Вы что же, – так примерно отвечал ему Бейкер, – полагаете, что я поступил бы правильно, поставив условие вернуть в случае моей неожиданной смерти мои деньги матери?»

В таком духе препирались они два года. Перед нами не только их переписка, но также портреты. Лицо человека с крючковатым носом и массивной челюстью мы уже знаем достаточно, а вот и Бейкер – с поджатыми губами и педантичной настойчивостью во взоре. Один, не желая выкладывать денежки, хитрил, выдумывая какие-то фантастические доводы, другой, желая получить как можно больше, методически выводил спор на путь строгой крохоборческой логики. Так они могли бы убеждать друг друга еще долго, если бы в дело не вмешалась Софи. Вмешалась чисто по-женски. У нее случился сердечно-нервный приступ – пришлось переписку прекратить и сыграть свадьбу. Бейкер получил (это известно) банковский билет на пятьсот фунтов и закладную на дом.

Брак оказался счастливым. Ведь то была любовь, и какая любовь! Помимо деловой переписки будущего зятя с будущим тестем, имеем мы и переписку жениха с невестой: пламенный роман в письмах, который не был в свое время издан примерно по той же причине, по какой не увидели свет многочисленные путевые записки. Настоящим путевым дневникам дорогу закрыл «Робинзон»: выдумка оказалась правдивее правды! Так и реальные эпистолярные истории легли у подножия памятника Ричардсону, создателю «романа в письмах».

В семействе Бейкеров сохранялись предания о Дефо и некоторые его реликвии,[23] в том числе полная рукопись «Совершенного джентльмена»: сто сорок две странички, небольшие, плотно исписанные, видно что наспех, буквы сливаются одна с другой, много вставок, слова часто сокращены, то и дело нет знаков препинания, заглавные буквы почему-то вдруг возникают в середине предложения, а в начале предложения отсутствуют, почерк прямой и мелкий, убористый.

Пролежала эта рукопись в семействе Бейкеров до конца прошлого века, когда и была опубликована. А при жизни Дефо свет увидели из «Совершенного джентльмена» лишь несколько страниц. Дефо все собирался закончить эту книгу и не хотел публиковать ее без финала, который, однако, так и остался ненаписанным.

Дом Дефо находился в Ньюингтоне на Церковной (Черч-стрит). До наших дней сохранилась от него одна стена, на которой в 1932 году была поставлена мемориальная доска. Имеется и рисунок этого дома, сделанный с натуры современником, но когда?

Во многих изданиях, где тот же рисунок воспроизводится, указано: «Дом Дефо в Ньюингтоне, 1724». Заманчиво думать, что скользил по бумаге карандаш художника, а в это время за окошком бежало перо Дефо…

Но в справочном издании, подготовленном прямо на месте, мемориальным музеем, стоит другая дата – 1741 год. После смерти Дефо и его жены Бейкеры продали этот дом, но затем из каких-то сентиментально-деловых соображений вновь приобрели его, и было это в сорок первом году. Вот когда был сделан рисунок, а двадцать четвертый год – это Дефо стал владельцем дома, который до той поры он только арендовал.

Сделавшись хозяином, автор «Робинзона» значительно преобразовал и достроил дом. Конечно, не «домик», как иногда говорят. По такому дому сразу можно судить, насколько благополучно-состоятельным был его владелец. Дом Дефо больше шекспировского. А Шекспир, вернувшись из столицы на родину, купил, как известно, «лучший дом в городе». Разница, конечно, в городах. На фоне особняков и дворцов, какие тогда вырастали в Лондоне, дом Дефо выглядел домиком. Частный человек, сочинитель, не имевший больших наследственных средств., не состоявший на высокой государственной службе, не владевший каким-либо крупным предприятием, пожалуй, и не мог жить богаче. Только вот находилось это благополучие под непрерывной угрозой. Ведь, в сущности, Дефо так и был должником. Отсюда эти постоянные усложнения и уловки в ведении всех его финансовых дел.

Перед домом был сад. При своей подагре и камнях в почках Дефо обычно разминал там старые кости. Приходила к нему молодежь побеседовать о прежних днях его многотрудной жизни.

А позади дома шли поля, наполовину ухоженные, наполовину заброшенные. Скотина паслась здесь в полное свое удовольствие. Дефо выпускал туда своего жеребца.

Работая, он иногда поднимал глаза и поглядывал, как ходит конь, как отливает блеском на солнце его гладкая шерсть.

Он и сейчас, не отрывая руки от бумаги, поднял глаза… Это еще что за новости! Жеребец трубил призывным ржанием. Не тем, что в ненавистнической книге этого Свифта передано как «гуингнгм» (это ржанье спокойное, довольное, что-то вроде похохатыванья, когда приученный конь берет сахар с ладони или же просит овса). Тут жеребец трубил. Что за притча? Больше лошадей туда пускать не разрешалось.

Но вопреки давно установленному обычаю чей-то конюх прямо навстречу коню Дефо вел какую-то мухортую лошаденку. Ах, разбойник! Спокойно работать не дадут…

Пришлось бросить перо. Взять палку для опоры нравственной и физической и припуститься наперерез нарушителю.

– Э-эй! – взывал Дефо, поспешая что было сил. – Я тебя! Куда прешь?

Но конюх, не обращая никакого внимания на окрик, продолжал свой разбойничий путь. А жеребец, понятно, сам устремился ему навстречу, вернее, четвероногой серо-бурой обольстительнице.

«И масть-то расподлая!» – думал Дефо. Он любил рыжих или уж на крайний случай светло-гнедых. Но дело не в масти, а в принципе! Истинный любитель и знаток со своими пристрастиями совладать сумеет, если увидит в лошади настоящий класс. А это что за грабеж среди бела дня? А ну как эта приблудная кобылешка сейчас, капризничая, по поге его коня заденет! Или еще хуже того, окажется она…

– Остановись! – кричал Дефо.

Конь дорог был ему не меньше, чем Робинзону попугай – друг в скитаниях и одиночестве. На этой лошади он всю Шотландию изъездил. Сколько раз уносил его верный конь от преследователей. И потом что за шалости? Лошадь приобрести – это даже не домишко какой-нибудь построить. Сам Шекспир пешком ходил. Пешком ходил и писал: «Взять меньше королевства нельзя за порядочную лошадь!» А цены на лошадей, что тогда, что теперь, высоки были. Шекспир, ведь он уж на что высоко поднялся, королевской труппой заведовал, а лошади не имел. Вот у него, у Даыиеля Дефо, как у джентльмена, и дом и лошадь, а тут еще какие-то лезут со своими…

– Ты чей? – требовал у конюха Дефо, подбежав ближе и тяжело дыша.

Конюх не пожелал ответить, полагая, что дело сделано, коль взъярившегося жеребца от кобылки уже нипочем не отогнать. Он безучастно смотрел на Дефо, вроде бы и не понимая, чего тот ропщет. Смотрел взглядом непросвещенной тупости, с какой всю жизнь «чистопородный англичанин» вел борьбу. Разил эту тупость, где бы она ни выказывала себя. В заплывших глазках нажившегося на заморских негоциях купца или выжившего из ума, но все еще восседающего в должности вельможи. А это никудышный конюх. Безрукий рвач и барином избалованный стервец, это же на взгляд знатока сразу видно. Как он лошадь ведет?! Да он же ей самой того гляди язык оторвет чавкой.[24] Какой-то полудохлой кляче чавку надел… Трус… Да порядочный конюх, за которого другой бы и лошадь дал, ту же самую штуку разве бы так продел?