Джинни Кили, вдова Оута, стояла в дверях с двенадцатизарядным карабином, направленным Джо в грудь.

Джо постарался как можно спокойнее объяснить ей, кто он, сказал, что может предъявить удостоверение.

— Да знаю я, кто вы, — ответила она. — Я вас на похоронах запомнила.

— В таком случае, будьте добры, уберите оружие.

Говорил он мягко, но настойчиво. Джинни Кили пожала плечами, шагнула в дом и поставила ружье в стойку в коридоре.

— Извините, — бросила она. — Днем меня обычно дома не бывает, и я никого не ждала. У меня ребенок заболел, и вообще после смерти Кили я такая нервная стала.

— Я вас понимаю.

Джо сказал, что хотел бы расспросить ее об Оуте.

— Тьфу ты, черт! Ну ладно, входите.

Джо сел за струганый деревянный стол на кухне, а Джинни подошла к дочке, с виду ровеснице Шеридан. В доме было четыре комнаты. В кухне и столовой на стенах висели оленьи и лосиные головы. За столовой были ванная и две спальни, одна — с двухъярусной кроватью.

Эйприл, которую Джо видел на похоронах, лежала на нижнем ярусе. Джо разглядел скомканные простыни и темную головку с влажными волосами. Джинни дала ей что-то выпить и велела лежать тихо, пока гость не уйдет. На полу сидел и играл еще один ребенок — Джо не понял, мальчик это или девочка. На ребенке были только подгузник и грязная рваная маечка.

Джинни вернулась на кухню и предложила Джо кофе. Джо отказался, а она налила себе чашку и села за стол. Вынув изо рта незажженную сигарету, Джинни положила ее в пепельницу:

— Курить я из-за беременности не могу. Но иногда просто держу сигарету во рту. Вроде и полегче становится.

Джинни рассказала Джо многое из того, что он предпочел бы не знать, например что у Оута не было страховки. Что каждый цент Оут тратил на лошадей, ружья, снаряжение и ту проклятую машину, в которой его похоронили. А теперь контора в Каспере, где Оут купил свой «форд», грозит Джинни судом, потому что Оут не успел за него расплатиться. Все, что Оут заработал в армии, он потратил на покупку дома и земли. Такая уж у него была мечта — жить подальше от людей и заниматься охотой. Еще Джинни рассказала, что общаться Оут мог только с Кайлом Ленсгравом и Калвином Мендесом, больше ни с кем, и назвала его негодяем и подонком. Он не оставил ей ничего, даже этой треклятой машины. Ей что, на пособие жить? Дом придется продать. Отсюда она уедет. Детей, может, возьмет, а может, и нет. Хорошая официантка работу всегда найдет.

Джо совершенно не был готов к подобным излияниям. Остановить ее было невозможно. Он удивлялся только тому, как тихо ведут себя дети. Наверное, они просто запуганы до смерти. А она еще одного ждет.

— Умер он у вас во дворе, — сказала Джинни злобно. — У него даже не хватило ума сделать это дома. Чтобы заплатить за похороны, мне пришлось продать лошадей.

Джо украдкой взглянул на часы. Пора уходить, иначе он опоздает в Шайенн.

— А не тот ли вы тип, у которого Оут отобрал револьвер? — вдруг спросила она.

Тот, признался Джо.

— Его прямо распирало от гордости, — усмехнулась она. — Первое время только об этом и твердил. Вы поймите, если бы Оут потерял лицензию, это было бы… Он бы этого не пережил. Я на стену лезла от его болтовни.

Джо смотрел на Джинни, но думал только о том, почему в детской так подозрительно тихо.

— Вы Оуту нравились, — сказала Джинни. — Он похвастал немного, растрепал про револьвер, а потом испугался. Говорил, вы хороший человек. Прямой и честный, не то что Верн Даннеган.

Джо спросил, что она имеет в виду. Она пожала плечами:

— Я только знаю, что как-то раз Оут был просто вне себя — Верн его на чем-то поймал, наверное, на браконьерстве, и заставил расплачиваться.

— То есть взятку потребовал? — уточнил Джо.

— Я толком не знаю. Верн заставил Оута что-то сделать, но что, понятия не имею. Такие тут порядки, — подытожила она, забыв, что Джо и сам егерь.

У Джо больше не было времени ее выслушивать. Он встал и попросил у Джинни стакан воды. Она махнула рукой в сторону раковины. По дороге он задержался около двери в детскую.

У Эйприл, похоже, был жар. Волосенки прилипли ко лбу, а в глазах — тоска. Сидевший на полу темноглазый мальчишка обернулся к Джо. Вид у него был такой, словно малыш боялся, что Джо сейчас его отшлепает. Но ни синяков, ни царапин на детях Джо не заметил.

Он включил кран, налил себе воды.

— Вам Оут рассказывал, что собирается сделать, чтобы загладить свою вину? — спросила Джинни.

Джо застыл со стаканом у рта.

— Оут говорил, у него есть такое, что, если это увидите, вы сразу снимете с него все обвинения. Он вам это дал?

— Нет. А Оут не объяснил, о чем речь?

— Они с парнями вроде нашли какого-то зверька.

— Что за зверек?

Джинни сосредоточенно наморщила нос. Девочка крикнула из комнаты:

— Мама!

— Заткнись и лежи тихо, — завопила Джинни, даже не взглянув в ее сторону, и больше из детской не донеслось ни звука.

— Так что за зверек?

— Точно не помню. Мы еще шутили по этому поводу. У меня в школе был учитель физкультуры с такой же фамилией.

— А какая у учителя была фамилия?

— Его звали мистер Мерль Миллер. Мы его дразнили Миллер-киллер.

— Так, может… — Джо помолчал, вспоминая название, — может, это ласка Миллера? Вроде они водились раньше в Скалистых горах, но вымерли около ста лет назад.

— Похоже, — ответила она.

— Он вам еще что-нибудь рассказывал?

— Оут мне никогда ничего не рассказывал, — сказала она устало.

Когда Джо выехал из-под тени тополей на дорогу, шедшую мимо залитых солнцем полей полыни, он думал о трех вещах. Во-первых, о том, что Джинни сказала про зверька, которого собирался показать ему Оут. Во-вторых, о самой Джинни, о том, с каким почти безумным лицом рассказывала она про Оута. И в-третьих, о взгляде Эйприл.

Он и раньше видел такие глаза у домашних животных. Так смотрела на него Максина, словно говоря: «Если тебе так будет легче, пожалуйста, можешь меня побить».

Когда Джо появился в Управлении и представился, секретарша как-то странно на него посмотрела и отодвинулась, словно от прокаженного. Джо заметил, что две дамы за столами, услышав его имя, подняли головы и тотчас снова уткнулись в экраны компьютеров, словно вдруг обнаружили там еще не прочитанные электронные письма. Секретарша провела Джо по длинному коридору и попросила присесть подождать.

Джо снял шляпу и сел. Ему показалось, что он снова школьник и его вызвали к директору.

До Шайенна ехать шесть часов, и у Джо было время подумать. Он размышлял не только о том, на что выводит его расследование убийства охотников, но и о том, что говорил в баре Верн. И выводы, к которым пришел Джо, его здорово тревожили.

Его собрались отстранить от должности. Оставалось только дождаться, пока Этбауэр скажет об этом вслух. Джо никак не мог поверить, что все это происходит на самом деле. Во рту у него пересохло, ладони вспотели. В результате проверок он получал только лучшие, можно сказать, блестящие отзывы. Работе он уделял гораздо больше положенного времени. О том, что произошло между ним и Оутом Кили, сообщил сам, решил, что так будет правильно. И вот его отстраняют.

Этбауэр сидел за столом и тонким, пронзительным голосом зачитывал вслух докладную, которую написал Джо после того, как Кили пытался отобрать у него оружие. А еще Этбауэр отыскал в справочнике и зачитал положения, относящиеся к выданному Управлением оружию.

У Этбауэра было широкое красное лицо старого алкоголика и очки с толстыми стеклами. Джо мало о нем знал, помнил только, как Уэйси рассказывал, что Этбауэр служил в армии, а потом сразу попал в Управление охоты и рыболовства. Уэйси называл Этбауэра «вечным госслужащим», человеком, который всегда получал зарплату только от госорганизаций.

Джо считал, что слова дороже денег, тратил их скупо и с умом. И вообще считал, что каждому человеку следует выделять ограниченное количество слов. Растратил все — молчи до гроба. Если бы так оно и было, у Джо на счету оставалось бы еще достаточно слов, а Этбауэр и ему подобные уже были бы обречены на немоту.