«Барон мертв! Барон мертв! Колдун, ты тоже умрешь!» – в такт шагам звенело у него в голове.

О, Кром! Нет ничего глупее, чем размахивать мечом в потемках. На очередном перекрестке Конан остановился, прислушался и почувствовал опасность. Первый сановник затаился в двух-трех шагах справа, он сдерживал дыхание, но Конан ощутил исходящее от него тепло. Он прыгнул вперед и описал мечом полукруг. Сталь встретила мягкое, податливое препятствие. Раздался болезненный возглас, за ним последовал глухой удар. Но разглядеть что-нибудь в кромешном мраке было невозможно, и Конан решил вернуться в комнату за свечой.

Там все было по-прежнему. Бездыханный барон лежал у порога.

– Я бы не стал рисковать жизнью ради лживой бабенки, – глядя на него, задумчиво произнес Конан. – Может быть, поэтому ты барон, а я – простой бродяга. Может быть, поэтому я сейчас жив, а ты – нет. Жаль, ты мне понравился.

Он сокрушенно покачал головой, затем взял канделябр и снова углубился в потайной коридор. При свете путь казался гораздо короче. Не пройдя и тридцати шагов, Конан наткнулся на бесформенную черную груду. Перевернув колдуна на спину, он смотрел рану. Она была очень глубока. Первый сановник медленно размежил веки и остановил на Конане угасающий взор.

– А ведь я много раз… мог убить тебя, проклятый… варвар, – еле слышно прошептал он.

– Теперь поздно себя упрекать.

– Зачем я… ее послушался? Она… погубила меня. – Раненый снова закрыл глаза.

– Эй, погоди! – Конан схватил свою жертву за плечи и энергично встряхнул. – Погоди, не умирай. Сначала ты должен мне все рассказать. Это баронесса велела тебе разделаться с бароном?

– Да… А в награду обещала себя. Я стар… и некрасив. Мне пришлось жизнью заплатить за то… что тебе и многим другим досталось даром. – Его голова запрокинулась.

– Понятно… Значит, это ты навел на меня чары, чтобы я бросился на барона с мечом?

– Да. Но баронесса об этом не знает. Никто не подозревал, что я… владею магией.

– Верится с трудом. А кто тебе приказал заняться мною во время сражения?

– Какого… сражения? – Слова давались первому сановнику с огромным трудом.

– Того самого, когда я прикончил Хорга, нашего вожака. – Вспоминать о том поединке Конану было неприятно.

– Я… ничего об этом не знаю.

– Так ты что, в тот день не колдовал?

– Нет.

– А чья же это работа?

Вопрос остался без ответа. Злокозненный чародей испустил дух.

«Барон мертв, первый сановник тоже, – подвел итог Конан. – А поутру вся дворцовая стража бросится на поиски властелина. Ускользнуть отсюда почти невозможно – слишком сильна и бдительна охрана, и немудрено – ее повелителю везде мерещились враги. А при известии о смерти барона она не успокоится, пока не разыщет „убийцу“. В эту ночь я – единственный чужак во дворце, так что оба убийства, как пить дать, припишут мне».

Да, скорее всего, так случится. Об этом позаботится баронесса – Конан хорошо помнил ее просьбу, помнил, как она угрожала ему, получив отказ. И оправдаться будет невозможно. Единственный выход – проникнуть в покои жены барона, захватить ее и объявить заложницей. И как можно скорее, пока не поднялась тревога.

А может быть, этот темный коридор ведет к потайному выходу из дворца? Надо это проверить, а уж потом идти к баронессе. Не тратя больше времени на размышления, Конан двинулся вперед.

Напрасно он озирался по сторонам, высматривая освещенный проем или хотя бы затянутую паутиной дверку в стене. В конце концов он наткнулся на препятствие. Кажется, тупик. Он стал методично, пядь за пядью, изучать глухую стену. Свечи догорали, но Конан не терял надежду. Должен же тут быть какой-нибудь выход. И он нашел его, когда затрепетал в расплавленном воске последний умирающий огонек.

Один кирпич слишком выпирал из стены. Конан нажал на него, раздался щелчок, и в тупике открылась прямоугольная брешь примерно три локтя на два. Отбросив бесполезный канделябр, Конан боком протиснулся в лаз и выпрямился в кромешной темноте.

Он оказался в царстве разнообразных ароматов. Запахи фиалки и жасмина, розы и гвоздики кружили голову, щекотали ноздри, – хотелось чихнуть, и Конан, боясь выдать себя, яростно потер переносицу. Желание чихнуть исчезло. Он шагнул вперед, и тут же его с головы до пят окутали тончайшие шелестящие ткани. И в этот миг Конан сообразил, что находится в обыкновенном платяном шкафу. Чудесные ароматы навевали мысли о прекрасных дамах, но мечтать было недосуг. Конан распахнул дверцы шкафа и вышел в комнату.

Она была довольно просторна, и даже без свечей можно было рассмотреть интерьер – в многочисленные окна проникали первые рассветные лучи. Посередине стоял широкий диван, на розовых шелковых простынях лежал шут в пестрой пижаме с обилием кружев и оборочек. Расцветка пижамы была довольно веселой в отличие от ее владельца, которого Конан всегда видел только угрюмым и раздражительным. А сейчас шут выглядел еще менее жизнерадостным. Поскольку был мертв.

«Может быть, он меня разыгрывает? – подумал Конан. – Нет, вряд ли. Я ведь ему за это не плачу».

Он усмехнулся своей злой шутке. Глаза покойника едва не вылезали из орбит, скрюченные пальцы закостенели, скомкав простыню.

«Вот так-то, – грустно молвил про себя Конан. – Теперь еще и убийство шута припишут мне. Три мертвеца за одну ночь, и во всем виноват чужеземный разбойник Конан. Так скажет баронесса, и вряд ли я удивлюсь, если стражники поверят ей, а не мне. Нет, надо поскорее выбираться из этого злополучного дворца».

Конан выскочил из спальни и огляделся. В коридоре не было ни души. Видимо, потайной ход тянулся от флигеля к флигелю, соединял запущенное, хмурое обиталище призраков с покоями придворных, где сейчас находился Конан. Вдалеке послышались голоса, и киммериец побежал в противоположную сторону.

В конце коридора прямо перед ним из комнаты выскользнула полуодетая женщина. Конан оттолкнул ее в сторону и побежал дальше; вслед ему летел истошный визг. Кругом захлопали двери. К женским воплям добавились басовитые окрики стражников, затем – рев и яростная солдатская брань. Вскоре за Конанам неслась толпа вооруженных мужчин.