— Очень возможно, — согласился Дубов. — Разумеется, я не буду держать бумаги под спудом, а в ближайшее время сообщу о них в соответствующие инстанции. А теперь нам необходимо как можно скорее встретиться со вдовой доктора Матвеева. Во-первых, наконец-то отдать ей письмо, а во-вторых узнать, не известно ли ей что-то о розыскных делах мужа.

— А я как раз вчера с нею созванивался, — закивал Серапионыч. — И ежели сегодня вечером у вас нету более важных дел, то Людмила Ильинична будет нас ждать.

— Ну вот и замечательно, — удовлетворенно кивнул Дубов. — А, добрый день, Егор Трофимович!

Последнее восклицание относилось к инспектору Столбовому, который как раз вошел в обеденный зал. Присев за столик с детективом и доктором и убедившись, что поблизости нет посторонних любопытных ушей, Егор Трофимович сообщил:

— Я навел справки, о которых вы просили. Хотя, увы — особо сенсационными результатами похвастаться не могу. Что касается самоубийства Вити Орлова, то тут все просто — провели необходимые замеры, опросили родных, подтвердили факт суицида и дело закрыли. Если хотите, Василий Николаич, то я свожу вас в архив, и вы сами ознакомитесь с заключением.

— Думаю, это вряд ли понадобится, — ответил Дубов, — но за предложение спасибо.

— А Матвеев? — не вытерпел Серапионыч.

— А вот здесь несколько сложнее, — пожал плечами инспектор. — Так как доктор Матвеев скончался ненасильственной смертью, то я и не думал, что в нашем ведомстве по нему что-то будет. Так оно, собственно, и оказалось. Однако я на всякий случай решил сделать запрос в Особое хранилище…

— Куда-куда, простите? — удивленно переспросил доктор.

Егору Трофимовичу пришлось разъяснить:

— Когда пала Советская власть, а Кислоярская Республика объявила о своем суверенитете, из труб здешнего отделения КГБ валом валил черный дым это чекисты сжигали те бумаги, которые не успели заблаговременно вывезти в Москву. Но все уничтожить они не успели, и когда здание переняли местные власти, то оставшиеся документы собственно и составили так называемое Особое хранилище.

— Я где-то слыхал, будто чекисты намеренно оставили некоторые бумаги, чтобы опорочить тех, кого им было нужно, — заметил Дубов.

— И это не голословное предположение, — кивнул Столбовой. — Например, среди «чекистских бумаг» осталась и специальная книга учета текущих дел. Думаю, никто не мешал им уничтожить ее полностью, однако оттуда были только вырваны некоторые листы, а в основном эта книга сохранилась. И вот на запрос мне ответили, что в 1969-70 годах «дело В. Ф. Матвеева» в книге зарегистрировано, хотя конкретными материалами Хранилище не располагает.

Вот, собственно, и все, что мне удалось выяснить. Едва ли это можно назвать даже информацией к размышлениям.

— Отсутствие информации — тоже информация, — не без некоторого удовлетворения сказал Дубов. — Во всяком случае, благодарю вас, Егор Трофимович, ваша помощь для меня всегда неоценима.

— Ну, будет вам подлизываться, Василий Николаич, — усмехнулся инспектор.

— Ваши факты еще раз подтвердили мои подозрения, — задумчиво произнес детектив. И, вздохнув, добавил: — Худшие подозрения.

— А мне кажется, Василий Николаич, что вы собираетесь ввязаться в опасное дело, — покачал головой инспектор.

— Уже ввязались, — подхватил Серапионыч.

— В разные годы погибли несколько человек, причастных к этому делу, подтвердил Дубов. — И двое — за последние дни.

— Ну и ради чего, позвольте полюбопытствовать? — усталым голосом спросил Столбовой.

— Я и сам спрашивал себя — ради чего? — вздохнул Дубов. — Но останавливаться я уже не имею права — и именно теперь.

— Хотя бы из уважения к памяти погибших, — добавил Серапионыч.

— Ну хорошо, я могу вам еще чем-то помочь? — задал практический вопрос инспектор, принимаясь за обед, уже начавший понемногу остывать.

— Можете, — тут же откликнулся Василий. — Неплохо бы присмотреть кое за кем, ведь любой, оказавшийся в орбите наших разысканий, автоматически может стать мишенью убийц.

— Имя? — Егор Трофимович раскрыл блокнот.

— Людмила Ильинична Голубева! — опередив Дубова, выпалил Серапионыч. Егор Трофимович вопросительно посмотрел на Василия, тот молча кивнул.

Людмила Ильинична с первого взгляда очень понравилась Василию Дубову простая славная женщина, как и описывал ее Серапионыч.

Представив ее и детектива друг другу и вкратце рассказав о причинах визита, Серапионыч протянул Людмиле Ильиничне нераспечатанное письмо.

— Не может быть, — прошептала вдова. Ее глаза заметно повлажнели. Неужели это от него… В разговор вступил Василий:

— Очень извиняюсь, Людмила Ильинична, но не могли бы вы вскрыть письмо в нашем присутствии?

— А что, там взрывчатка? — слабо улыбнулась Людмила Ильинична.

— Очень возможно, — совершенно серьезно ответил Дубов.

Людмила Ильинична взяла конверт, осторожно оторвала полоску сбоку и извлекла небольшой листок с несколькими рукописными строчками.

Пробежав написанное, хозяйка протянула листок Дубову. Тот прочел вслух:

— «Люсенька, если ты случайно окажешься в городе и получишь эту записку, то забери все бумаги из известного тебе места и спрячь где-нибудь вне дома. Надеюсь на скорую встречу, тогда все объясню. Твой Вл. Матвеев». Детектив возвратил письмо вдове. — Очевидно, Владимир Филиппович уже в Киеве почувствовал что-то неладное, может быть, даже угрозу жизни, и решил перепрятать нечто, чем очень дорожил… — Василий перевел взор на Людмилу Ильиничну: — Из известного вам места?

— Муж устроил дома что-то вроде тайничка, где держал какие-то бумаги по правде говоря, я особо не интересовалась, что он там прячет. Но однажды Володя показал мне, где тайничок находится и как его открыть.

— И где же он? — нетерпеливо спросил доктор.

— В нашей квартире, — вздохнула Людмила Ильинична, — то есть теперь в вашей, Владлен Серапионыч.

— Людмила Ильинична, я понимаю, что вам это очень тяжко, проникновенно заговорил Василий, — но я очень прошу вас…

— Показать «известное мне место»? — перебила Людмила Ильинична. — Что ж, хоть прошло уже столько лет, но думаю, что сумею его найти. Хотя и не хочу зря вас обнадеживать — едва ли мы там что-либо обнаружим.

— Может быть, прямо сейчас? — предложил Дубов. — У меня машина, много времени это не займет.

— Ну что же, раз надо — значит надо, — тут же согласилась хозяйка. — Ну так поедемте сразу же — чего откладывать.

Уже в «Москвиче» Людмила Ильинична пояснила:

— Тогда, в июне семидесятого года, Володя в очередной раз поехал на Украину — то ли навестить родных, то ли по каким-то делам, я так и не поняла. Он как-то очень быстро собрался и уехал. А я вместе с детьми, как и было задумано, отправилась на лето в деревню к своим родителям. Ну, вы знаете — село Заболотье, это недалеко от города, по Северному тракту. Дубов и Серапионыч, не сговариваясь, кивнули. — Но вот и пару недель не прошло, как меня срочной телеграммой вызвали в Кислоярск — дескать, Владимир Филиппович, едва вернувшись, скоропостижно скончался.

— Кто вас вызвал? — обернулся из-за руля Дубов.

— Подписи не было, — вздохнула вдова, — скорее всего, кто-то из соседей. То ли Иван Кузьмич, то ли Наталья Николаевна. Поначалу я даже приняла это за чью-то глупую шутку, однако тут же собралась и поехала в город. Хорошо хоть ребята остались в деревне… — Людмила Ильинична замолкла, будто заново переживая то, что произошло тридцать лет назад.

— Людмила Ильинична, вы не заметили чего-либо, скажем так, странного, не совсем обычного, когда оказались в квартире? — задал детектив очередной вопрос.

— Вы лучше спросите, оказалась ли я вообще в квартире, — невесело усмехнулась Людмила Ильинична. — Я в нее даже не попала — едва Володю увезли, как дверь запечатали.

— Для чего? — изумился Серапионыч.

— Как мне объяснили, ведется следствие, и все должно оставаться на своих местах. — Людмила Ильинична поудобнее устроилась на заднем сидении. Хотя какое может быть следствие, если Володя скончался от банального сердечного приступа? Неделю я жила в гостинице, причем за государственный счет, а потом мне дали другую квартиру. Кстати сказать, не хуже прежней. Если не сказать — лучше.