– Не все славяне так думают, как вы. И большинство ваших болгар – совсем иного мнения, – возражал я ему тогда (это было в 67-м году, тотчас после первых, всех поразивших неожиданностью триумфов Пруссии).

– Они не думают так от политической незрелости, от ограниченности ума своего! – возражал он с презрительною досадой. – Придет время, когда они все это поймут.

Теперь, после многих лет размышления над этими вопросами, я конечно нашел бы чем иным ответить на его доводы, хотя, конечно, и не убедил бы его, но тогда у меня еще были в запасе лишь самые обычные, нехитрые ответы.

– Пусть так! – толковал упрямый старик. – Пусть так! Если для России неудобно присоединять всех славян разом, – не надо. Она должна в таком случае способствовать образованию государств малых, по возможности слабых и несогласных, чтоб эти государства естественным ходом истории скорее бы разрушились и пали к ее ногам. Она не должна, например, потворствовать образованию в этих Придунайских странах большой славянской державы...

– Позвольте, – перебивал я его, – у нас многие русские желали бы слияния сербов и болгар в одно государство.

– Напрасно! Напрасно! – восклицал, скрежеща зубами, с отчаянием мой седой болгарский мудрец. – Напрасно! Слушайте. Вы не знаете, как сербы горды и как они многого ждут для себя.

– Я знаю, – отвечал я, – что они очень воинственны, очень горды.

– Нет, вы не знаете их. Я их знаю давно. В 1848 году я жил в Австрии, я принимал участие в некоторых славянских банкетах, которые не преследовались австрийским начальством, пока славяне были Австрии нужны. Хорошо! На одном из подобных политических сборищ, в котором участвовали и сербы, и поляки, и немногие болгары, в том числе и я, предложен был чехами вопрос о необходимости общего для всех славян языка. Чехи сказали, что составить особый для этой цели язык очень трудно, и потому следует принять русский язык общим междуславянским. Все согласились, кроме поляков и сербов. Да! Сербы сказали с негодованием, что их язык гораздо чище, лучше древнего русского, и они его подчинять русскому не видят нужды. Вот каковы сербы! Если при современной слабости своей они так независимы и горды, чего мы можем ждать от них, если б их владычество простиралось чрез посредство присоединенных болгар, с одной стороны, до Босфора и Фессалии, а с другой – до Италии и почти до пределов Богемии, чрез слияние с кроатами и далматинцами. Ибо, не надо обманывать себя, в наше время принцип народности гораздо сильнее, чем религиозная рознь католиков и православных.

– А что касается до языка сербского, – продолжал с презрительною улыбкой старик, – то какую пользу может славянству принести язык народа малочисленного и бедного в своей отдельности? Где читатели? Что делать авторам без денег? Вспомните, во скольких экземплярах разошлась книга Шатобриана «Le génie du Christianisme»[7]; и с другой стороны, взгляните, как трудно достигать изданий и выгодной продажи даже греческим авторам; при всем уме греков, при всей их предприимчивости и при любви к учению, которая у них так велика. Если же говорить о достоинстве славянских языков, то наш болгарский язык имеет в себе некоторые свойства, которыми он превосходит и русский, и польский, а тем более этот ничтожный сербский язык. Например, существование членов в болгарском языке: «человек-тъ», «религия-та», «небо-то». Я полагаю, что существование склонений имен существительных есть признак незрелости языка; члены же являются там, где при большей зрелости пропадает или уменьшается склоняемость окончаний. Так, например, во французском языке есть члены и нет склонений. В русском нет членов, а склонения богаты. В этом отношении я полагал бы полезным, если бы русские приняли наши болгарские члены. А сербский язык и того не имеет!

Я посмеялся в душе немного этому грамматическому патриотизму (в нем одном только болгарин проглянул на минуту из этого крайнего панслависта) и просил его продолжать его обычную речь о политике.

– Да! – говорил старик с глубоким чувством. – Да! Россия должна стараться, если можно, Черногорию соединить с Герцеговиной, а Боснию отдать Сербии. Она должна создать особое албанское княжество между сербским, греческим и болгарским племенем. Здесь (видались мы во Фракии), здесь во Фракии население смешанное – из болгар и значительного числа греков. Я знаю, что многие греки здешние, в случае падения Турции, желали бы образовать особое Фракийское или Фрако-Македонское княжество, чтобы не доставаться болгарам. Надо иметь в виду одно: дробность и слабость этих государств.