Женщины поговорили о том, что актерская жизнь вообще не такой уж сплошной праздник, как это кажется издали. А еще им очень понравилась фраза режиссера о том, что «ни принуждать, ни насиловать он не собирался».
— Эталон мужской логики! — заметила Лариса. — Так же как Олины насильники кричали, что она «сука».
Поскольку все уже закончили свои признания, за исключением Иришки, то она и поспешила начать свой рассказ.
История десятая,
рассказанная секретаршей Ириной и повествующая о том, как ей хитростью удалось не только избежать насилия, но и перевоспитать насильника
Со мной вот что было. Возвращаюсь я как-то вечером с работы довольно поздно. Живем мы с Сережей в высотном доме в конце Московского проспекта, где «стамеска». Какая «стамеска»? В нашем районе это все знают. Это новый памятник защитникам Ленинграда. Скульптор знаменитый, а такого наворотил, что никто ничего не понимает, только улицу перегородил толпой своих шедевров. А из толпы торчит вверх этакая гранитная фиговина с косо срезанным концом. Вот жители нашего района ее и прозвали «стамеской». А некоторые еще неприличнее зовут, но я не скажу как, потому что тут Неля, а она еврейка и может обидеться.
Так вот, не доходя этой «стамески» или «не скажу как» и стоят по сторонам проспекта два двадцатиэтажных дома, в одном мы с Сережей и живем, на восьмом этаже.
Вхожу я, значит, в лифт поздно вечером, а за мной входит парнишка, совсем молоденький. Входит он и сразу нажимает кнопку с цифрой 22. Я удивленно на него смотрю: на двадцать втором этаже никто и не живет, там чердак. Хочу нажать свою, а он схватил меня за руки и не дает:
— Поедем наверх со мной.
— Это зачем же еще?
— Сама знаешь…
Вижу, что он и насильник-то еще неопытный, а держит крепко. Надо хитростью от него избавляться. И начала я с ним такой разговор:
— И не стыдно тебе? Такой симпатяга, с тобой любая девушка добровольно побежит трахаться, а ты к посторонним женщинам в лифте лезешь, на чердак тащишь. Вот уж удовольствие — на чердаке, где кошками воняет!
— Никакая девушка со мной не пойдет, ты мне зубы не заговаривай.
— Почему не пойдет?
— А я — «пэтэушник» и живу в общежитии, и денег у меня нет.
— Подумаешь! С милым рай и в шалаше. Что, полянок в лесу мало стало? — А лифт уже мой восьмой этаж проезжает.
— А у меня вон прыщи по лицу. Какая девушка со мной пойдет?
— Подумаешь, два прыщичка! Зато глаза у тебя вон какие выразительные!
Глаза у него и вправду очень выразительные были: и хочется-то ему, и страшно, да еще и любопытно — в жизни глупее глаз не видела.
— Ну, уж ты скажешь!.. — вроде как застеснялся он от моего комплимента, и руки мои уже не так крепко держит. Тут я изловчилась и локтем одним по всем кнопкам лифта прошлась — какая нажмется. И как раз вовремя: лифт дошел до двадцать второго этажа, остановился, дверь отворилась, и парень попытался силой меня вывести.
— Погоди! — кричу я ему. — Я же тебе еще не рассказала, как от прыщиков избавляться!
А сама уперлась ногой в стенку лифта возле двери, не даю себя вытащить. Тут дверь закрылась и лифт вниз пошел — сработало, я же кнопки локтем нажимала.
— Ну, теперь отпусти, — говорю парню. — Не удался тебе опыт. Кто-то лифт вызвал.
Он и сам уже понял, меня отпустил, а сам побледнел.
— Не бойся ты! — говорю ему. — Не сдам я тебя в милицию и людям не скажу. Жалко мне тебя. И подумай над моими словами. Тебе-то не к лицу насильно, я тебе это как женщина говорю! Не было б у меня мужа, я бы тебе сама свидание назначила.
— Да ладно… — бурчит он, а сам лицо в воротник спрятал — стыдно ему или обидно, что сорвалось?
А лифт пошел через этаж останавливаться, я ж по всем почти кнопкам прошлась. Я не стала дожидаться восьмого, раньше вышла и спустилась до своего этажа по лестнице: не хотелось мне с ним в кабине оставаться.
Но история на этом не кончилась. Как-то едем мы с мужем в метро, и вдруг заходит на остановке тот самый парень и с девушкой под ручку. Узнал меня, покраснел как рак. Я глазами показываю на девушку: как, мол? Он кивает — все в порядке! А потом такой фокус делает: проходит мимо нас в проходе, будто ему так удобнее к выходу идти, и, поравнявшись со мной, говорит:
— Позвольте пройти!
Мы с мужем даем дорогу, а он смотрит мне в лицо и тихо произносит:
— Большое спасибо!
Будто бы за то, что дали дорогу. А я-то знаю за что… Больше уж я его не встречала.
История Иришки всех немного утешила, хотя и не так, как история Валентины про рукавичку. Уговорились завтра рассказывать истории, связанные с деньгами: многое ли зависит от них в этой жизни? С тем и стали готовиться ко сну, итак кончился шестой день Женского Декамерона.
ДЕНЬ СЕДЬМОЙ, ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
в которой женщины рассказывают истории о деньгах
Наступил седьмой день Женского Декамерона, пошли, как было уговорено, рассказы о событиях, связанных с деньгами. Первой принялась рассказывать, как всегда, Лариса.
История первая,
рассказанная биологом Ларисой о пятачке, которому, как оказалось, цены нет, хотя на него много не купишь
У меня особо сложных отношений с деньгами никогда не было: в двадцать пять лет я уже кончила аспирантуру, получила место младшего научного сотрудника и неплохую зарплату. Мама врач, отец строил аэродромы по всей стране, а потом имел отношение к строительству космодромов. Нет, не Байконур, есть еще кое-что, но это не наша тема… Когда я заявила родителям, что замуж выходить не собираюсь, а хочу завести ребенка и жить одна, это для них была катастрофа, которую они с трудом пережили. Но смирились и помогли мне купить кооперативную квартиру, однокомнатную. Но как сын подрастет, я ее сменяю на двухкомнатную, уже деньги начала откладывать. Себе я ни в чем не отказываю, хотя, могу признаться, и потребностей особых у меня нет. За границу я езжу за государственный счет, в плане обмена научной информацией, отдыхаю, где хочу, бриллиантами не увлекаюсь, а машина мне не нужна — возни с ней много. Так что денег мне хватает, даже про запас кое-что отложено, на всякий случай. А больше всего мне придает уверенности то, что почти всем этим я обязана самой себе.
Но был в моей жизни случай, когда моя судьба зависела от пятачка, когда я, атеистка, молила Бога о пятачке — и Бог мне его послал. Просто ничем иным не объяснить этот случай, как не вмешательством высших сил.
Было это когда я еще училась в аспирантуре. Занималась я генетикой, которая тогда еще только недавно из «продажной девки буржуазной науки» превратилась в «передовую отрасль отечественной биологии». Репрессированных генетиков, кто остался жив, реабилитировали, допустили к науке, возвели в ранги. Но не всех. Прослышала я, что в одной автономной республике, где было полным-полно лагерей, в университете преподает один такой «невозвращенец» биологию и потихоньку занимается генетикой. И как раз той темой, которая меня больше всего интересовала тогда, да и сейчас интересует: возможностью предсказывать генетические отклонения в развитии плода в первые месяцы беременности. И решилась я на почти невозможное: заполучить этого упрямого старика себе в научные руководители. Все говорили вокруг, что шансов никаких, что именно ленинградские ученые его в свое время предали и дали посадить, а потому он вообще отказывается приезжать а наш город, даже когда его приглашают на встречи с иностранными учеными.
Написала я старику письмо. Он не ответил. Я написала второе и послала, тезисы своей кандидатской, копии уже сделанных глав. А попросила только об одном — позволить мне приехать в его глушь поговорить с ним. И он разрешил. Вся в волнениях и страхах, как перед первым свиданием, собралась я и поехала.