- Почти полный паралич, с потерей речи, - сказал Морстон. - Состояние тяжелое... Не знаю, удастся ли его доставить на Землю живым. Но это единственный шанс... Мы ничего не могли сделать.

Мак положил руку на край "саркофага".

- Его медицинскую карту вы привезли?

- Она у меня, - Морстон похлопал по наружному карману скафандра. - А вот Гибби тащит и его личные вещи.

- Личные вещи? - удивился Кирилл. - Зачем? На корабле его обеспечат всем необходимым.

- Это его собственность, - возразил Морстон. - Не оставлять же здесь. Ему что-нибудь может понадобиться.

Бросив взгляд на "саркофаг", Кирилл подумал, что едва ли этому парню когда-нибудь что-то понадобится.

Подошел Гибби, волоча здоровенный звездно-полосатый мешок с застежками-"молниями", запертыми на маленькие бронзовые замочки. Темная кожа и курчавые черные волосы не оставляли сомнений в его происхождении. Не говоря ни слова, Гибби втиснул принесенный мешок на нижнюю платформу тележки под "саркофаг", забрался на маленькую площадку в передней части тележки и включил двигатель. Тележка медленно двинулась по красноватому щебнистому грунту к возвышающемуся невдалеке "Ветру времени". Кирилл, Мак и двое американцев пошли следом. Четвертый американец остался возле планетолета.

Шли медленно в понуром молчании. Кирилл подумал, что их шествие напоминает старинный траурный кортеж. Пытаясь уйти от тягостных мыслей, он обратился к американцу в дымчатых очках, который шагал рядом:

- Этот ваш товарищ, там, - Кирилл кивнул на "саркофаг", кем он был по профессии?

- Энрике?.. Астрофизик, специалист по космическим лучам...

- А что, собственно, с ним приключилось? - спросил Мак.

Американец вздохнул:

- Никто из нас толком не знает. Заболел... потом стало хуже, потом вдруг паралич...

- Вдруг? - переспросил Мак.

- Здесь все подробно написано, - вмешался Морстон, снова похлопав по карману своего скафандра. - С чего началось, как лечили. Ваш врач разберется. А что с ним дальше делать, никто из нас не знает.

- Я тоже врач, - заметил Мак.

- О, - воскликнул Морстон. - Это прекрасно. А ваша специальность?

- Терапевт...

- Прекрасно, - повторил Морстон, уже без особой убежденности, - впрочем, мне кажется, тут нужен психиатр.

- Почему вы так думаете?

- Знаете ли... - Морстон замялся. - В общем, он был... со странностями. А потом начались галлюцинации...

- В чем они выражались?

- В чем?.. Да так, разное... В его карте написано... Вот, может, Фред скажет, - Морстон кивнул в сторону своего товарища в дымчатых очках, - он жил с Энрике.

- Нет, вначале он был, как все, - возразил Фред, - странности у него появились много позже. Мне кажется, со странностей все и началось. Он очень много работал. Не щадил себя... Сильное переутомление, надрыв, специфика здешних условий. Мозг не выдержал... Что-то там у него "отключилось", и вот результат... После полуторагодового пребывания здесь мы все со странностями...

- Но вы проходили на Земле тщательную проверку, отбор, заметил Кирилл.

- Проходили, - согласился Фред, - а так ли она много значит? Металл тоже проверяют, прежде чем из него построят космический корабль. Каких только проверок не придумали... А сколько аварий в космосе произошло именно из-за усталости металла. А человек? Я слышал, у вас в эту смену тоже один свихнулся.

- Да, действительно, - кивнул Мак, - одного отправляем больным. И, мне кажется, симптомы сходные, хотя у нашего товарища состояние не столь тяжелое. Именно сходство симптомов заставило меня обратиться к вам с вопросами.

- Тут все подробно написано. - Морстон извлек из кармана скафандра большой пластиковый конверт. - Я вручу его вашему медику на корабле.

- Перед отлетом проверялись чисто внешние параметры умственной деятельности, - сказал Фред, - скорость решения задач, число допущенных ошибок, показатели психофизиологической напряженности: частота пульса, данные электрокардиограмм, энцефалографии и еще многое. В определенных пределах по этим параметрам можно судить, достаточна ли мощность мозга каждого из нас для охвата и переработки сведений, поступающих с приборных панелей и даже из окружающего нас мира. Но можно ли по этим чисто внешним проявлениям судить, что в действительности происходит в мозгу человека, решающего ту или иную оперативную задачу или проблему? Где предел информационной емкости мозга, предел допустимых нагрузок, предел прочности как биологической конструкции? Никто этого не знает...

- В чем все-таки выражались странности в поведении Энрике, о которых вы упомянули? - спросил Мак.

- На "поверхности" - в мимике, выражении глаз, интонациях, жестах... Он стал очень раздражителен, резок, "не контактен"; обрывал, когда к нему обращались с вопросами. Он все больше удалялся от окружающих, замыкался в своем "я", как компьютер без обратной связи. Иногда казалось, что он искал и не находил ответа на какой-то мучающий его вопрос. Потом...

- Стоп, Фред, после доскажешь, - прервал вдруг Морстон. Смотри, нас встречает начальник русской станции.

Кирилл, внимательно слушавший американца, тоже глянул вперед. От громады корабля к ним навстречу шагал Бардов, вместе с участниками четвертой и пятой смен.

Американцы явно торопились. Морстон, возглавлявший их группу, отклонил даже приглашение Бардова посетить Базу.

- Отсюда до вашей Базы далековато, - объяснил он свой отказ, - а нам еще предстоит работа па обратном пути. И мы должны возвратиться к себе засветло. У планетолета очень напряженный график. Завтра полетят наши геологи. Да и у вас перед стартом дел немало...

Когда американский планетолет улетел, Геворг сказал Кириллу:

- Рыльце у них в пушку, вот что. Подбросили полутруп и сбежали...

- Объясни свой гениальный домысел.

- Не понимаешь? Все эти так называемые "призраки"... - их работа... А Энрике - морская свинка. На нем отрабатывалась "методика". Теперь концы в воду, особенно если он станет трупом во время полета. На Земле нашим еще придется доказывать, что к чему... И оправдываться, если не довезут.

- Но зачем?

- Что зачем?

- Зачем бы им все это?

Геворг усмехнулся:

- Пока не знаю. Может, позже поймем? Не исключен и примитив: хотят напугать, чтобы мы свернули работы... Наш главный космодром выбран не случайно... И ущелье Копрат подозрительно. Один из самых глубоких разрезов марсианской коры. Там они что-то учуяли, а космодром - удар ниже пояса.