21 октября 1939 года Никитин сообщал в Народный комиссариат иностранных дел (НКИД) СССР о нескольких инициативах со стороны как правительственных, так и общественных организаций, направленных на демонстрацию улучшения эстонско-советских отношений. Министр иностранных дел Пийп сообщал Никитину об организации “концерт-акта”, на котором должны были выступить министр и советский полпред (на что Никитин дал согласие). Полпред просил указаний НКИДа в связи с просьбой эстонского профсоюза строительных рабочих организовать прием в рабочем доме для команд кораблей, заходящих в Таллин, и ответно посетить советские корабли на таллинском рейде. Он просил также рассмотреть просьбу эстонского профсоюза текстильщиков принять делегацию на октябрьские торжества.

Однако НКИД оценивал скромные просьбы эстонских профсоюзов в контексте событий в Европе, вызывавших растущее беспокойство советского руководства. “Странная война” продолжалась, а боевые действия и политические акции Англии и Франции приобретали все более странный характер. В конце сентября возобновилось посредничество шведского предпринимателя Далериуса между Лондоном и Берлином. Гитлер заявлял шведскому бизнесмену: “Если англичане хотят мира, они могут его получить за две недели, не потеряв при этом лица”. О возможности заключения мира активно писали в германских газетах и говорили по германскому радио.

В этой обстановке советское руководство стремилось не давать никому повода для обвинений в нарушении договоров, подписанных со странами Прибалтики, и в попытках укрепить советское влияние в этом регионе. В ответ на письмо Никитина в НКИД 23 октября из Москвы пришла резкая по тону телеграмма В. М. Молотова следующего содержания: “Нашей политики в Эстонии в связи с советско-эстонским пактом о взаимопомощи Вы не поняли… Видно, что Вас ветром понесло по линии настроений советизации Эстонии, что в корне противоречит нашей политике. Вы обязаны, наконец, понять, что всякое поощрение этих настроений насчет советизации Эстонии или даже простое непротивление этим настроениям на руку нашим врагам и антисоветским провокаторам. Вы таким неправильным поведением сбиваете с толку и эстонцев вроде Пийпа, который думает, видимо, что ему теперь необходимо говорить просоветские речи 7 ноября. Вы должны заботиться только о том, чтобы наши люди, и в том числе наши военные в Эстонии, в точности и добросовестно выполняли пакт взаимопомощи и принцип невмешательства в дела Эстонии, и обеспечить такое же отношение к пакту со стороны Эстонии”.

Не менее категоричными были и указания наркома обороны К. Е. Ворошилова, который в своем приказе от 25 октября 1939 года предписывал “принять все необходимые меры для того, чтобы весь личный состав наших частей, находящихся в Эстонии, от рядового красноармейца до высшего начсостава, точно и добросовестно выполнял каждый пункт пакта о взаимопомощи и ни в коем случае не вмешивался бы во внутренние дела Эстонской республики”. В приказе утверждалось, что “различные антисоветские провокаторы будут пытаться и уже пытаются изобразить вступление наших частей в Эстонию как начало ее советизации”.

В этой связи нарком приказывал: “Настроения и разговоры о “советизации”, если бы они имели место среди военнослужащих, нужно в корне ликвидировать и впредь пресекать самым беспощадным образом, ибо они на руку только врагам Советского Союза и Эстонии… Всякие попытки военнослужащего, независимо от его положения, прикинуться “архилевым” и вести коммунистическую пропаганду, хотя бы среди отдельных лиц эстонского населения, будут рассматриваться как антисоветский акт, направленный на дискредитацию договора о взаимопомощи с Эстонией. Всех лиц, мнящих себя левыми и сверхлевыми и пытающихся в какой-либо форме вмешиваться во внутренние дела Эстонской республики, рассматривать как играющих на руку антисоветским провокаторам и злейшим врагам социализма и строжайше наказывать”.

Советские войска строго соблюдали всевозможные правила, регламентирующие их отношения с местным населением. Об этом свидетельствует эпизод из воспоминаний Маршала Советского Союза К. А. Мерецкова: “Как командующий Ленинградским округом я отвечал за безопасность баз в Эстонии. В одном месте срочно требовалось обеспечить неприкосновенность участка. Я вступил в контакт с правительством Эстонии, взял у него необходимое разрешение, затем получил согласие эстонского помещика, собственника данного земельного участка, и приказал построить укрепления.

И вот на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) во время моего доклада о положении на новых базах Молотов упрекнул меня за “неуместную инициативу”. Я пытался возражать, но он не слушал. Мне было не по себе, однако тут взял слово Сталин и, посмеиваясь, заметил Молотову: “А почему твой Наркомат опаздывает? Армия не может ждать, пока твои люди расшевелятся. А с Мерецковым уже ничего не поделаешь. Не срывать же готовые укрепления”. На этом вопрос был исчерпан”.

Советские войска, которые без соответствующих международных соглашений не имели права даже договориться с местным помещиком о строительстве насыпи для артбатареи, не предпринимали ничего для вмешательства во внутренние дела этих стран. Введение войск не нарушило их экономической жизни. Авторитарные режимы сохранялись в неприкосновенности. Коммунистические партии и ряд других организаций были по-прежнему запрещены.

Строгое выполнение советской стороной обязательств договора заставило правящие круги Эстонии по-новому оценить сложившуюся обстановку. “Сейчас, — подчеркивал Никитин, — ни у правительства, ни у буржуазных кругов нет никаких сомнений в том, что мы пакт выполним именно согласно духу и букве, или, как здесь теперь установился термин, “по-джентльменски”. Бывший министр иностранных дел Эстонии Сельтер, подписавший договор, в беседе с полпредом 17 ноября говорил: “Нам при заключении пакта нужно было иметь очень много решимости и смелости, чтобы согласиться на такой огромной важности шаг, как впуск Красной Армии в сердце страны, на который мы решились, теперь lt;онgt; все больше и больше оправдывается, и нам не приходится нисколько сожалеть об этом шаге”.

Увидев, что советские войска, оказавшиеся в Эстонии, строго придерживаются буквы и духа договора от 28 сентября и не вмешиваются в дела страны, правительство Пятса — Лайдонера развернуло репрессии против тех сил, которые рассчитывали на скорые перемены в обществе после прихода Красной Армии. Государственная дума продлила на год положение “усиленной охраны” в стране. Были резко увеличены ассигнования на содержание полиции. Усилили нажим на профсоюзы. Руководство профсоюза текстильщиков, проявившее желание “дружить с СССР”, было арестовано. Произведены были аресты и среди других “неблагонадежных лиц”.

Главнокомандующий эстонской армией Лайдонер издал приказ, запрещавший населению “беспокоить Красную Армию и морской флот ненужными приставаниями и расспросами”. Как отмечал Никитин, штрафам и высылке из мест расположения Красной Армии и флота подвергали “всякого эстонского гражданина, вздумавшего задать краснофлотцу или красноармейцу любой, хотя бы и самый пустячный вопрос. Равным образом это лишало возможности работников Красной Армии и флота, в свою очередь, обратиться к любому прохожему в городе с вопросом о том: “Как пройти на такую-то улицу?” или, увидев что-либо непонятное, спросить: “Что это такое?”, ибо в ответ получали: “С вами запрещено разговаривать”. Вместо чувства дружбы и дружественного отношения воспитывали чувство недовольства, так как получалось: “Вот, мол, относились к вам хорошо, а теперь за это расплачивайся”.

Стремлению властей создать барьер между местным населением и советскими войсками помогла советско-финляндская война. Признаки военной слабости СССР, проявившиеся в ходе войны с Финляндией 1939-1940 годов, содействовали активизации антисоветской ориентации прибалтийских правительств. С началом войны эстонский генеральный штаб организовал передачу Финляндии разведывательных сведений о Советском Союзе. В Эстонии даже возникли перебои с полотном, которое огромными партиями посылали в Финляндию для маскхалатов. Из Эстонии и Латвии были посланы в Финляндию “добровольцы”, принявшие участие в военных действиях. Обсуждался вопрос и о вступлении этих государств в войну против СССР на стороне Финляндии.