– Да он всего шесть дюймов, не больше.

– А кажется, что намного больше. Ты-то откуда знаешь? Ты, что, его мерил? Садился с линейкой, заставлял его встать и мерил? Ведь нет?

– Нет, конечно.

– Откуда тогда знаешь?

– Потому что он у всех такой – шесть дюймов. В школе врач рассказывал.

– Не может такого быть. Вон груди, бывают всех форм и размеров, каких хочешь.

– А у нас не так. У всех мальчишек в школе – одинаковые.

– Ты откуда знаешь?

– Видел в душе.

– Как это? Вы что, моетесь все вместе? Смех. Вот так стоите и смотрите, у кого чего длиннее? Смех.

– Нет же. Вообще-то у нас отдельные кабинки. Просто раздевалка у всех общая, только и всего.

– А мы в школе так не моемся. Мыться вместе с нашими толстухами – даже подумать страшно. – Она поежилась. – Это у нас самая любимая тема, но чтобы вместе мыться в душе… Кошмар!

– Подумаешь.

– Точно кошмар.

Он осторожно вышел из нее. Я совсем об этом забыл – они же в одежде! – они и сами почти забыли. Дженни на секунду зажмурилась.

– Все хорошо?

– Угу.

Дженни улыбнулась ему.

Вдруг на лицо Тристрама набежали морщинки.

– Дженни!

– Да?

– Вообще-то не стоит тебя спрашивать, но…

– Что?

– Да математика! Ты же впереди меня идешь, а я что-то спотыкаюсь. Может, подсобишь чуть-чуть?

В голосе слышались извиняющиеся нотки.

– Пожалуйста, но почему не попросить Келвина? Пользы точно будет больше.

Ну, еще бы.

– Неудобно. У него – экзамены, он все время занимается.

Неужели? Особенно сейчас.

– Ладно, помогу? В чем там дело?

– Потом. Приду к тебе, тогда и разберемся. Твои родители ничего не скажут, если будут думать, что мы занимаемся.

– А на самом деле мы что будем делать?

Наутро я специально застрял в саду, поджидая Тристрама.

– Келвин! Я думала, ты уже десять минут как ушел! Опоздаешь! Что ты копаешься? – закричала через окно своей спальни мама.

– Зарядку делаю! – прокричал я в ответ.

– Зарядку? Топчешься на дорожке – это у тебя зарядка? Что с тобой такое? Не представляю, как ты будешь сам обходиться, когда уедешь в Кембридж… Зарядка? Ну и ну! Давай, дуй в Школу.

– Иду, мама.

Я пошел по дорожке как можно медленнее, надеясь, что, пока добреду до калитки, мама отойдет от окна. Не тут-то было. Я поплелся по Малберри-роу, роняя по дороге вещи, – чтобы был предлог остановиться, – и, подбирая их, всякий раз быстро оглядывался. Двести ярдов до поворота я покрыл минут за пять. Уже собрался свернуть за угол – и увидел его. Я высыпал содержимое портфеля на землю – и стал ждать.

Услышав шаги, я принялся все подбирать. Это оказалась миссис Эджкомб, жена мэра, одна из клиенток моего отца, организатор благотворительных базаров вместе с моей матушкой. Невысокого росточка, она всегда носила меховые шубы, доходившие ей до лодыжек. Орлиный профиль, очки-бабочки – она воззрилась на меня.

Я сделал вид, что не заметил ее, но она стояла и смотрела, и тут из-за угла появился Тристрам. Я побросал учебники в портфель, поднялся – и с высоты моего роста уставился на миссис Эджкомб.

– Чудесное утро сегодня. Все из рук так и валится. Она ничего не сказала, просто продолжала смотреть на меня. Подошел Тристрам, и я показал ему знаком регулировщика – проходите, не останавливайтесь. Он понял и прошел мимо, а я поклонился миссис Эджкомб и догнал его.

– Кто это?

– Жена мэра. Я бы от нее не отвязался, так что ты меня спас. Считай, я твой должник. – Это я здорово придумал. Здоровиссимо. – Чем могу тебе отплатить? Одолжить деньги, помочь с уроками, сделать за тебя математику? Приказывай.

– Ты серьезно?

– Что?

– Поможешь мне с уроками? Заглотил наживку вместе с удочкой.

– Если тебе надо, почему нет? Я же сказал, с меня причитается. Да и отвлекусь заодно. Свои уроки вот где сидят. Может, и Дженни требуется помощь.

– Что это ты вдруг про нее вспомнил? – спросил он удивленно и чуть воинственно.

– Может, у нее тоже проблемы с уроками.

– Возможно.

– Вот и займемся все вместе. Кажется, в ее песне поется именно так?

– Я ее спрошу. Но сам приду точно.

Понятно. Задавать ей такие вопросы может только он.

Я удивленно поднял брови, и он смутился.

– Ведь я сам ее давно знаю. – Я улыбнулся. – Вы, значит, подружились?

Он вспыхнул.

– Более или менее.

– Ну и отлично. Она вообще отличная девчонка. К тому же, хорошенькая.

– Ты считаешь?

– Все так считают.

Он обдумал мои слова. Это было что-то новое. Не просто Дженни, но хорошенькая Дженни, которую считают хорошенькой и другие.

– Да, правда.

Он улыбнулся – кажется, впервые лично мне, глядя мне прямо в глаза. Как-то даже чересчур дружелюбно, чересчур доверчиво. Я улыбнулся в ответ.

– Келвин? – Похоже, ему стало легче называть меня по имени. – Ты ведь ее родителей хорошо знаешь, да? Как думаешь, они не станут возражать, если я позову ее в кино или куда-нибудь погулять?

– А что им возражать? Даже рады будут. Миссис Траншан только с виду такая мегерка. А если к ее отцу по-доброму подкатиться – вообще никаких проблем.

Он шел рядом, пиная бурые листья. Будь я хорошенькой девчонкой, я бы взял его за руку, замурлыкал песенку и заскакал, шаркая ногами по листьям. Увы. Я – всего лишь неуклюжий толстяк. Ничего, еще возьму свое.

В пятницу вечером они вдвоем нанесли мне визит. Я сидел за столом и думал: каково им должно быть друг без друга? А ведь скоро их обязательно засекут – не его так ее, – где это ты болтаешься по вечерам? Не родители так Вероника, либо старший брат Тристрама – от этого, судя по его младшему брату, ничего хорошего ждать не приходится.

– К тебе посетители, – объявила мама официальным тоном, открыв дверь в мою комнату. – Внизу.

– Может, пусть поднимутся сюда, мамуля?

– К тебе в комнату?

– Ну да. Вы ведь с папой для чего сделали из моей комнаты конфетку? Чтобы я мог принимать гостей и вас не тревожить, правда же?

Тристрам и Дженни стояли у нижней ступеньки лестницы и ждали. На сей раз школьной формы на них не было. И за руки они не держались, а я привык к другому. Сверху я посмотрел на них. Они застенчиво улыбались. Ну, что, ребята, устроите для Келвина представление? Живьем, прямо у него в спальне. И не нужно ему будет никуда подглядывать. Никакого дурацкого табурета, никаких пятен на брюках.

– Заходите, дети мои! – воскликнул я, потирая руки.

– Келвин! – Это матушка.

– Давайте, поднимайтесь.

Тристрам было шагнул вперед, но остановился и пропустил Дженни. Моя комната произвела на них впечатление. На кровати взбиты две подушки – мамочка свято исполняла эту обязанность. Возле стола – вращающееся рабочее кресло и удобный стул. А в углу – знай наших! – собственный телевизор.

Жестом я пригласил их войти.

– Мы насчет математики – Дженни тоже поплыла.

– Вам что, делать нечего – в такой прекрасный вечер думаете про математику? Ну, показывайте.

Я сидел на кровати, и они уселись по бокам от меня. Математика, говорите? Тристрам открыл учебник и положил его мне на колени. Он прикоснулся ко мне – как приятно!

– Так. Ну, и что тут непонятно?

Тристрам показал. Но я смотрел не на страницу, а на его палец. Он ко мне прикоснулся.

– Ой, извини. Так что именно?

Он показал еще раз. Я достал чистый лист бумаги и принялся объяснять, в чем тут дело. Они склонились ко мне и так и сидели, не отодвигаясь. Возле меня им было удобно. Я сидел, боясь пошевелиться, едва дыша.

Но я всегда умел делать два дела сразу и все им растолковал, а они сидели, прижавшись ко мне. От такого тесного общения я вдруг завелся. Господи, зашевелился, родимый. Большой Джон, прикрытый учебником алгебры, рос как на дрожжах – того и гляди, книжка поднимется. Выше, выше. Старый фокус: дудочка заиграла – змея поднялась. Я кашлянул и встал с кровати.