– Подойдите, дитя мое, – сюсюкаю я. Она входит в комнату.

– Как видите, налицо нарушение закона о неприкосновенности жилища, – светским тоном продолжаю я. – У меня не было никакого права вламываться к вам таким образом. Суровый закон, между прочим. Тем не менее я на него чихать хотел.

Она смотрит на меня и задает вечный вопрос – боже мой, сколько раз я его уже слышал:

– Чего вы хотите?

– Чего я хочу? Господи, совсем немного. Поговорить с вами. Понимаете, увидев вас, я сразу понял, что беседа с вами доставит мне огромное наслаждение.

Роза молча смотрит на меня.

– Присаживайтесь, будьте как дома, – разливаюсь я соловьем. – Самое главное в жизни – чувствовать себя как дома и не дергаться.

Она садится, двигаясь, как лунатик. Однако упорства девушке не занимать.

– Что вам от меня нужно? – продолжает настаивать она.

– Любовь моя, а у вас что, рыльце в пушку? Я же сказал, что хочу поговорить.

– О чем?

– О вашей работе, например. Не против? На мой взгляд, тема не хуже любой другой. Кстати, по поводу работы: вы знаете, что Компер умер?

Ох уж эти дилетанты – что Три Гроша, что эта девица – не умеют держать удар, хоть ты лопни. Вижу, как она качается и цепляется за кресло; лицо побледнело, глаза испуганно расширились.

– Точнее, он убит, – поправляюсь я. – А вы, малышка, похоже, попали в довольно неприятную компанию. Потому что во главе ее стоит тип, которого смертельный исход не пугает. Сейчас этот некто занят тем, что уничтожает всех, как-то связанных с делом. Играючи уничтожает, и независимо от того, по уши ты в деле увяз или так, сбоку припека. Так что позвольте вам посочувствовать: не думаю, что вы в безопасности, моя красавица, совсем не думаю. Скорее наоборот.

Мой монолог возымел действие: Розу аж затрясло от страха. Однако кашу маслом не испортишь.

– Пересядьте-ка вы лучше от окна подальше, – заботливо предлагаю я. – А то, неровен час, влепят в вас пулю. Этот ваш тип, знаете ли, щедр на подобные подарки.

Она молча смотрит на меня глазами побитой собаки.

– Да вы не сомневайтесь, мне вас на пушку брать надобности никакой, – увещеваю я. – Ежу понятно: о времени отправления грузовика с бумагой Комперу сообщили вы. Больше некому, поскольку знали об этом только вы да директор, никто больше той папочки и в глаза не видел. А теперь слушайте: единственный ваш шанс не сыграть в ящик – вот сейчас, сию минуту подробненько мне все рассказать. Тогда я договорюсь, чтобы вам разрешили уехать. Ненадолго – но этого хватит, чтобы от банды и следа не осталось. Ну "а если откажетесь – ничего не поделаешь, в таком случае я вас оставлю на произвол судьбы. Боюсь, правда, судьба эта будет не так уж завидна. Не самый приятный подарок для молодой девушки – получить пулю прямо в центр перманента.

Еще мгновение она колеблется, а потом принимает решение, вполне характерное для такого сорта девиц, когда они попадают в затруднительное положение: ревет в три ручья. Я покорно пережидаю этот потоп, понимая, что утешать женщину в горе – занятие бессмысленное. Тем более что длится оно обычно не так уж долго.

Как всегда, я оказался прав. Два-три завершающих всхлипа – и мадемуазель готова к разговору.

– Дура я, дура, – горестно вздыхает она. – Не думала, что это окажется так опасно. Если и уступила, то только из-за калеки-матери.

Ну-у, ребята. Нельзя же настолько не иметь воображения. Истории о бедных больных матушках перестали действовать еще до войны, а уж сегодня, чтобы им поверить, нужно быть полным дебилом. Тем временем красотка мне объясняет, что, конечно, дала себя соблазнить, но...

– Скажите, сердце мое, – останавливаю я ее излияния, – вам не легче будет рассказывать, если мы начнем сначала, а?

Роза на секунду замолкает, потом покорно кивает.

– С господином Компером я познакомилась этой зимой, – тихо говорит она. – На лыжной станции. Он был один, я тоже.

Из дальнейшего разговора я понял, что Комперу не потребовалось больших усилий, чтобы затащить киску к себе в постель. Он ей устроил развлечение типа «папа-мама», а потом, для большего впечатления, «китайский павильон». Когда же девица окончательно созрела, дал ей понять, что готов платить неплохую монету за совершенно невинную информацию. Она, конечно, сначала отказалась – по ее, конечно, словам, – но он ей поклялся, что риска нет никакого, поскольку речь идет об обычном соперничестве фирм. В конечном итоге, как и следовало ожидать, грехопадение состоялось – на стороне искусителя оказались слишком весомые доводы: больная мать, новый проигрыватель/шикарная мебель, современная квартира и прочее в том же духе.

– Скажите, вы всегда имели дело только с Компером?

– Да, господин комиссар.

– И больше никого из банды не знаете?

– Нет, господин комиссар.

Я в бешенстве. Ну расколол я эту дуреху, – и что это мне дает? Нет уж, именно благодаря ей я доберусь до истины. В конце концов, почему бы и нет? Не думаю, что я сильно преувеличивал, пугая бедную мышку: мадам в синем наверняка решила уничтожить всех возможных свидетелей, и ее в том числе. Мало ли что мог Компер ей сболтнуть, лежа с ней на одной подушке? Мужчины ведь так глупы! Так что мой единственный шанс – оставить секретаршу на свободе. Маленькая Роза привлечет пчелку. Экое дерьмо. Чего это меня вдруг потянуло на дешевые метафоры?

– Что ж, – говорю я, – вы были со мной честны. Я отвечу вам тем же. Вы останетесь на свободе, и никто не узнает о вашей роли в этой истории.

Она признательно улыбается, но в следующую секунду ее лицо искажает гримаса ужаса.

– Не стоит так нервничать, – замечаю я, – без охраны я вас не оставлю.

– Вы так добры, – лепечет она, поднимая на меня повлажневшие глаза.

Беру ее за руки и нежно провожу пальцами вверх, вплоть до жаркого пуха подмышек.

– Это мое слабое место, – шепчу я, – я всегда слишком добр с женщинами...