– Нет, ты слушай, – теперь она клонилась к моему уху, – Анатолий Сергеевич – просто душка. Я без ума от него. Знаешь, как он вкусно пахнет? – Разгоряченная вином, Тишка потеряла привычную сдержанность.

Вот еще новости! Она что, запала на этого пенька. Элька тоже вернулась к дневному разговору:

– А вы заметили, девчонки, какой бугорок в штанах у Ивана вздымается?

– Ну, Эльвира, скажешь, – усмехнулась я. – Как ты могла в его форменных брюках разглядеть какой-то бугорок. Он же не в джинсах.

В этот момент в полуоткрытую дверь комнаты вошли двое – Иван Задорожный и Анатолий Сергеевич. У обоих в руках были бутылки.

– Входите, входите, – привстала Эльвира со своего места. – А мы вас ждем!

Мы потеснились, освобождая места для новых участников вечеринки. Серов плюхнулся на мою койку, разбив нашу с Тишей пару. Задорожный сел напротив, рядом с Эльвирой и еще двумя девочками.

Задорожный и Серов пришли в штатском. На каждом был приличный спортивный костюм – своеобразная мода, бытовавшая в части.

Без формы оба казались моложе. Даже старый Серов. Возможно, он был и не очень старым. Может, ему было лет тридцать пять. Просто полнота придавала ему солидности. Вошедшим налили штрафную, пришлось плеснуть и себе. Эльвира предложила тост за союз мореходов и кораблестроителей. Она умела говорить красиво. Серов подал нам с Тишкой наполненные вином стаканы. Улыбнулся обеим. Казалось, он не держал на меня обиду. Я знала, что мне не надо больше пить, но в данной ситуации пропустить тост было неудобно. Отказываться и обращать на себя внимание не хотелось. А когда мои губы оказались у самого края стакана, темно-вишневая терпкая жидкость сама выплеснулась мне в рот.

Застолье продолжалось. Все вокруг было в каком-то тумане. Из общего гула вырывались отдельные бессмысленные слова. Снова рука Серова подливала в мой стакан вино, но я уже больше не противилась этому. Я будто плыла в глубоких водах океана, глупая и беспечная.

Напротив меня Элька с Иваном вели какой-то сверхумный разговор.

– Вы любите Чайковского? – Вдруг целая фраза дошла до моего сознания – и снова провал.

Но, раз вынырнув на поверхность, я сделала над собой усилие и снова овладела собой. Я решительно оттолкнула руку Серова, змеей проскользнувшую мне под трусы.

– Проверял, не боишься ли ты щекотки, – не смущаясь, шепнул он мне.

Знакомое с детства предвосхищение игры в щекотливого котика отозвалось болью в низу живота.

Еле удерживая готовый раскрыться мочевой пузырь, я выскочила из-за стола и сиганула в коридор. Серов вышел следом, но я торопливо семенила к туалету. На повороте меня резко швырнуло к стенке.

Но я помнила, что за мной идет Серов, сконцентрировалась и сосредоточенно ровно вошла в нужную дверь.

Когда я обрела спасительное облегчение, моя голова немного прояснилась. Я отвернула кран и плеснула несколько пригоршней холодной воды себе в лицо. Голова перестала кружиться, но я поняла, что я пьяна. Протрезветь мгновенно было невозможно, но избавиться от Серова было необходимо прямо сейчас. Я осторожно выглянула из-за двери туалета. Серов уже поджидал меня. В конце коридора, у окна курил Задорожный. Качаясь, я вышла из туалета, чуть не упав на Серова. Он хотел подхватить меня, но я увернулась, оттолкнулась от стенки и почти кувырком помчалась к Задорожному. Повиснув у него на шее и прижимаясь губами к его уху, я прошептала:

– Ванечка, уведи меня куда-нибудь, умоляю.

Быстро оправившись от удивления, он громко произнес:

– Пойдем, Катюша, погуляем на берегу.

Его сильный командирский голос ударил по моим барабанным перепонкам. На миг в проеме комнаты мелькнула обиженная физиономия Эльвиры. Откуда мне было знать, что лишь минуту назад Элька отказалась уйти с Иваном, потому что он прижал ее в коридоре?

Иван положил мою руку к себе на плечо и поволок вниз по лестнице. Я лишь с трудом передвигала ноги. На улице было свежо. Приятный морской ветер освежил меня, придал силы. Я больше не падала. Но теперь я почувствовала ночную прохладу, озноб прошел по всему телу. На мне была короткая юбочка и майка без рукавов.

– Да ты вся дрожишь! – заметил Иван.

Он достал из внутреннего кармана куртки металлическую флягу и отвинтил крышку.

– На, хлебни.

При этом бережно накинул мне куртку на плечи.

Я сделала несколько жадных глотков из фляги. Потом мы бродили по лесным дорожкам, петляющим вокруг городка. О чем-то болтали, снова пили и пели.

Иван зажимал мне рот, говоря, что в части шуметь не положено. Я трясла головой и звонко хохотала. В тот вечер я перестала быть собой. Я совершенно потеряла все человеческое. Я стала сгустком чувств и ощущений: холод, жажда, естественные отправления – вот что осталось от меня. Все происходило как во сне.

Иван, держа меня за руку, повел в темноту пляжа.

Рядом слышался плеск невидимых волн, но граница берега и моря различалась с трудом. Только луч прожектора прочерчивал бегущие полосы по песку, по камням, но вновь темнота затушевывала их. Иван увлек меня в прибрежный кустарник. Свет не проникал сюда. Луч распадался, спотыкаясь о листья. Пучок искрящихся частичек света слепил глаза. Мир вокруг плясал с бешеной силой. Сумасшедшие скачки продолжились на сухом тростнике, ковром выстланном на песке.

– Не надо, Ваня, не надо, – слабо сопротивлялась я. Хотя почему не надо, я уже не понимала.

Мы были обращены лицом к лицу, будто находились на качелях, только вместо доски подо мной были его костлявые бедра, которые я крепко обхватила своими пятками. Я чувствовала наготу его и своего тела и тот цепкий шуруп, который нас сейчас скреплял. Иван подбрасывал меня, выгибая живот и чуть откинувшись назад. Я тоже опрокинулась на спину. Дьявольские качели – вверх-вниз, вверх-вниз – уносили меня в темноту неба.

Мои пальцы проваливались во влажный песок.

Я, как гимнастка, изгибалась в «мостик» при каждом движении волшебного ствола, постанывая от боли и наслаждения. Наконец, мои прерывистые стоны слились в непрерывный протяжный звук.

Я долго не могла прийти в себя после пережитого блаженства. Опьянение телесным наслаждением вытеснило хмель от вина и занесло меня на невиданную вершину! Но теперь я катилась назад, в темное ущелье непереносимого унижения. Ледяной сквозняк совести пронизывал мою душу. Обмякшая плоть Ивана источала слизь, стекающую под мои ягодицы. Я закрыла глаза, и мне казалось, что я тону в этой слизи, как в грязном, мутном пруду.

В этот момент я неожиданно отключилась. То ли заснула, то ли потеряла сознание.

Но спать Иван мне не дал:

– Вставай, замерзнешь. Пойдем в общежитие, я тебя провожу.

Сильная боль раскалывала мою голову. Тупой стыд застыл в груди. Но рядом с ним бушевала ярость, и я обрушила ее на Ивана:

– Что, воспользовался моим состоянием и затащил меня на пляж?

– Катя, зачем так говорить? Ты же сама, можно сказать, увлекла меня. Сама напросилась.

– Напросилась? – Я резко вскочила и беспомощно ткнула Ивана кулаком в грудь. – Подлец!

Отлетающий хмель на глазах превращался в злобное похмелье. Я помнила это состояние у матери. И вот теперь сама... Я же знаю, что мне нельзя пить, что я не могу остановиться в нужный момент. И вот сорвалась. Три года держалась. Злоба и бессилие душили меня.

– Да на фиг ты мне нужен. У меня есть парень.

И не думай язык распускать. Кому скажешь, что я была с тобой, глаза выцарапаю.

Я нервно и торопливо натянула трусы, связав порванную резинку. Оправила Юбку, продолжая осыпать Ивана упреками.

– Катя, ты что как с цепи сорвалась. Я не привык языком трепать. Я думал, что нам обоим хорошо. Ладно, не будем ссориться. И вообще – извини. Я, кажется, был пьян.

Иван накинул свою куртку мне на плечи, и мы пошли к поселку. Постепенно я остыла, В самом деле, набросилась на парня, а он тут совсем ни при чем. Я припоминала нашу вечеринку. Это Серов отыгрывался за свое поражение. Решил меня споить и взять силой. Иван случайно под руку подвернулся. Вот странно, он же, вначале был с Элькой.