— Вы и знаете-то меня всего двадцать четыре часа, — я начала заикаться.

— Родная моя, тут старая заезженная штука — любовь с первого взгляда.

— Но вы ведь в нее не верите?

— Ох, еще как верю! И сообщаю вам, я по уши влюбился в вас вчера вечером.

— Я замужем, Филипп. У меня есть дети.

— Мне все известно от Фрэн.

— Ну что ж, вот так обстоят дела, — беспомощно произнесла я.

— Дорогая моя Тина, в положении женщины, живущей в несчастливом браке, нет ничего уникального. Вы совершили ошибку. То же самое можно сказать и о человеке, которого вы выбрали себе в мужья. Я не знаю вашего супруга, но, судя по портрету, который нарисовала Фрэн, он довольно неприятен.

— На самом деле он совсем не неприятный, — попыталась я защитить Чарльза. — Во всяком случае, может не быть неприятным. Но, вероятно, я надоела ему так же, как он мне. — И с этими словами я отняла у Филиппа свою руку. — Я была молода, когда влюбилась в него, а потому он казался мне иным. Наверное, я тоже виновата в том, что у нас ничего не вышло, как и он.

— Мне нравится ваша терпимость.

— Не очень-то я терпима — иначе не была бы здесь с вами и не вела бы такие разговоры.

— Ну что ж, вы ведь вовсе не ругаете его, а вполне могли бы себе это позволить. Очень многие женщины высказываются о своих мужьях совершенно беспощадно.

— Наверное, мне жалко Чарльза.

— Боюсь, что мне — нет. Я считаю просто ужасным, что он женился на таком очаровательном создании и превратил вашу жизнь в ад.

— О, здесь все не так просто, настолько непросто, что я и объяснить не могу, — устало проговорила я, припоминая годы горького разочарования и духовного одиночества, Уинифрид и мои собственные промахи и ошибки.

Но Филипп знал о Чарльзе и обо мне гораздо больше, чем я думала. Этот наш общий несуразный друг, моя дорогая Фрэнсис, рассказала о Чарльзе довольно злые вещи. Уж очень она его не любила. Но, так или иначе, вскоре мы с Филиппом перестали рассуждать о Чарльзе. Нам хотелось поговорить о нас самих.

— У меня никогда не было привычки соблазнять недовольных жен и уводить их от мужей, но в вас, Тина, есть что-то такое, чему я не в силах противостоять. Я во что бы то ни стало хочу встречаться с вами.

Я почувствовала, что в отношениях с Филом, больше чем с любым другим мужчиной, с которым когда-либо сталкивалась в жизни, мне нужна правда, полнейшая откровенность.

— Что это, наброски к роману? К такому роману, который может кончиться лишь тем, что я стану еще несчастнее, чем сейчас?

Он снова взял меня за руку:

— А у вас было много романов, Тина? Я думаю, много, ведь вы чертовски привлекательны!

Я подумала о Гарри, Паоло, о Дигби Лэйне и других мужчинах, пытавшихся делать мне пасы, о своих впустую растраченных чувствах и сказала:

— Нет, на самом деле с того времени, как я вышла за Чарльза, у меня не было ни одного настоящего романа.

— Бог ты мой! — приглушенным голосом воскликнул Филипп. — В таком случае как же обстоят ваши любовные дела? Фрэн говорит, что вы даже не спите больше со своим мужем.

Это был откровенный разговор, но Филипп привык выражать свои мысли без обиняков.

Я ответила столь же откровенно:

— Да, мы больше не спим с ним, и это продолжается уже несколько лет. Он просто не интересуется сексом.

Филипп взял меня за руки и окинул с головы до ног взглядом, полным величайшего удивления.

— Этот человек просто болен. В вас столько секса, дорогая. Вы этого не знали? Вы же просто динамит!

Я начала дрожать:

— Возможно, но я об этом не знала, пока не вышла замуж. А тогда было уже слишком поздно. Но, так или иначе, Чарльз не болен — тут скорее физиологическая особенность организма.

— Он бы очень возражал, если бы вы его оставили?

— Не знаю. Никогда его не спрашивала. Я уверена, что такая идея ему никогда и в голову не приходила.

— Ну что ж, зато мне пришла, — сказал Филипп, коротко засмеявшись.

В этот решающий момент такая идея пришла в голову и мне. Но если даже одновременно и возникла мысль о детях, я была не в том состоянии, чтобы раздумывать о них. Филипп назвал меня динамитом. Ну что ж, если во мне все горело страстью к нему, я чувствовала, что и в нем все горит. Какая-то невероятно возбуждающая, могучая сила захватила нас обоих.

— Боже мой, — сказал он, — никогда ни одной женщины не желал так, как желаю вас.

Я оказалась в его объятиях, и он начал меня целовать. Эти поцелуи заставляли забыть о времени, чести и здравом смысле. Так продолжалось несколько минут. В каком-то безумии мы исступленно целовались, не в силах оторваться друг от друга. Когда я вырвалась из его рук, то прекрасно понимала, что никогда уже не стану прежней и чувство, возникшее между нами, не будет просто обычным романчиком.

Вот так все и началось.

В тот день я не отдалась Филиппу: он и не просил меня об этом. Для нас обоих дело не сводилось к сексу. Он так же мало стремился к случайному амурному эпизоду, как и я. Мы хотели получше узнать друг друга и гораздо внимательнее и серьезнее во всем разобраться, прежде чем совершим нечто непоправимое и примем решение, о котором можем потом пожалеть. По обоюдному согласию мы решили немного выждать, прежде чем слишком глубоко заходить в реку.

Фрэнсис, конечно, была в восторге, потому что, как она выражалась, номер ей удался. Она сумела передать меня из рук Чарльза в руки Филиппу, пробудить от апатии, а также помогла похоронить мою совесть.

На протяжении нескольких недель я виделась с Филиппом почти каждый день. К счастью, а может к несчастью, нам представлялось немало возможностей для встреч. Я всегда могла поехать в город к нему на квартиру — на часок-другой, или же он приезжал на своей машине и встречался со мной за городом. Наша первая встреча произошла сразу же после Пасхи, так как с возвращением детей после каникул в интернат я стала более свободна.

Я ничего не имела против приглашения Филиппа в Корнфилд. Теперь, я вижу, что уже тогда вела себя довольно скверно, представив Филиппа Чарльзу. Так, конечно, не поступают, но в то время я еще не приняла окончательного решения уйти от Чарльза, а Филипп не был в полном смысле моим любовником. Этот роковой день нам все еще удавалось отдалить.

Двое мужчин, как и следовало ожидать, не понравились друг другу, но Чарльзу и в голову не пришло в чем-либо меня заподозрить. Он был так занят, так поглощен своим собственным маленьким мирком и деловым кругом, да к тому же, наверное, и доверял мне — думать об этом довольно мучительно, но, так или иначе, факт налицо. Вероятно, я в своем романе с Филиппом проявила не больше ума и благородства, чем любая другая женщина в моем положении. Чарльз настолько мной не интересовался, что даже не заметил, что я начала часто видеться с Филиппом, во всяком случае он это никак не комментировал.

Филипп водил меня на премьеры, в рестораны, на приемы и вечера, которые устраивали его близкие друзья. Брал он меня с собой и в телестудию на репетиции некоторых своих пьес. А когда Фил приезжал в Суссекс, мы ни с кем не общались и были по-детски счастливы. Мы проводили долгие чудесные часы под теплыми лучами солнца, устраивая пикники на берегу озера или реки, на пустынном склоне холма — словом, там, где нам вздумается. И все время без умолку говорили. Филипп был писателем, но и говорить он тоже умел прекрасно. Слова давались ему легко. Я полностью открыла свою душу, освободилась от всякой робости и нервозности и рассказала ему все. Как-то раз Филипп заговорил о моем муже.

— Чарльз, по-видимому, вполне стоящий малый. Интересно, почему именно стоящие мужчины, как правило, делают своих жен несчастными?

— Не знаю, но, похоже, это так.

Был, конечно, и такой разговор, во время которого он сосредоточил внимание на детях.

— Думаю, если бы не они, вы давным-давно ушли бы от Чарльза.

— Нет. Дело в том, что я еще никогда не встречала человека, ради которого мне захотелось бы разрушить мой дом, — честно призналась я.