Слова Кроссби кинжалом вонзились в сердце Кэла. Как легко эта женщина отказалась от него, снова приняв наговоры за правду! Почему ее любовь была такой хрупкой и переменчивой?

Кэл почувствовал черную горькую злобу к окружающим его трусливым и бессовестным людям и обиду на судьбу. Израэль Поттс ошибся – жизнь Кэла теперь не стоила и гроша. Но он не станет их пленником и не позволит этим шакалам повесить себя с помощью грязного фарса. Он спасется или погибнет, пытаясь обрести свободу.

Всадники двинулись на юго-восток в сторону Тумстоуна. Кэл сохранял невозмутимость, отказываясь предаваться отчаянию и доставлять этим удовольствие своим захватчикам. Преследователи нервно шутили, гордясь тем, что все-таки поймали свою жертву, но не расслаблялись, понимая, что Кэл способен на многое даже со связанными руками. Кроссби угрюмо молчал, а Израэль, сидевший перед Кэлом, нервничал, истекая вонючим потом. Как только маленькая кавалькада выехала на дорогу, шутки стали тише и вскоре совсем смолкли. Лошадь Израэля, нагруженная двумя всадниками, немного отстала от других. Кэл увидел свой шанс…

Лошадь неожиданно пошатнулась и встала на дыбы. Тучный Израэль, который никогда не был хорошим наездником, потерял равновесие, и Кэл вышиб его из седла одним ударом плеча. Еще до того, как помощник шерифа приземлился, Кэл успел перенести вес тела на связанные за спиной руки и перескочить в седло, ловко сохраняя равновесие на шатающейся лошади. Направляя животное своим телом и коленями, он заставил лошадь развернуться и поскакать в сторону гор.

Все произошло так быстро, что когда Кроссби и остальные что-то сообразили, Кэл уже несся во весь опор, оставляя за собой столбы пыли.

– Дьявол! Быстрее за ним! – завопил Кроссби.

– Погодите! – закричал Израэль им вслед. – Не оставляйте меня одного!

– Иди ты к черту, проклятый дурак! – крикнул Кроссби через плечо.

Израэль попробовал подняться на ноги, но не смог. Пыхтя от злости, с лицом красным, как помидор, он снова уселся на землю в том месте, куда его сбросил Кэл.

Кэл пригнулся к шее лошади, сосредоточившись на том, чтобы не потерять равновесие, и предоставил лошади право самой находить дорогу среди зарослей шалфея и мимозки. Ему повезло: лошадь Израэля – большая пегая кобылица с длинными ногами и широкой грудью – была проворна и послушна. Кэл не обращал никакого внимания на крики своих преследователей, звуки выстрелов и свист пуль, поднимавших пыль справа и слева от него. Вся его энергия уходила на то, чтобы заставить лошадь бежать быстрее и удержаться в седле.

Предгорья были все ближе и ближе. Если он сможет добраться до них, его никто не найдет. Кроссби и его люди могут день и ночь лазить по горам – все равно у них ничего не выйдет.

Кобылица поскакала быстрее, крики и звуки выстрелов становились все тише, пули долетали все реже. Монотонный топот копыт по песчаной почве сменился звонким цоканьем по камням. Горы звали и манили Кэла к себе, как добрая мать, всегда готовая обнять и защитить своего сына.

У Маккензи было такое ощущение, будто все ее внутренности связали в тугой узел.

Она послала в город Гида Смолла, велев ему возвращаться как только он что-нибудь разузнает о Кэле, а сама заставила себя заняться неотложными делами, первым и главным из которых была отправка скота на станцию. Кроме того, надо было кем-то заменить горных апачей, которых она так неожиданно лишилась. Когда Маккензи подъехала к тому месту, где был их лагерь, там уже не оставалось никаких следов пребывания индейцев. Она мысленно пожелала им всего хорошего. Вопреки всем ее сомнениям Мако, Исти и Бей оказались честными и надежными работниками и причиняли гораздо меньше беспокойства, чем ее белые ковбои. Если бы этой троице понадобилась защита, Маккензи с готовностью предоставила бы ее.

Но из головы у нее не выходило это ужасное происшествие с Кэлом. Несправедливость, совершенная по отношению к нему, к ним обоим, сводила Маккензи с ума. Хотелось кричать от горя и боли. Она была в полном отчаянии и совершенно не знала, что можно предпринять. Если бы можно было повернуть время вспять и сделать так, чтобы Кэл не поехал в город, а остался на ранчо. Тогда бы у него было настоящее алиби. Если бы…

Маккензи понимала, что все это пустые рассуждения, но все равно не могла переключиться на что-нибудь другое. Она все делала, как в тумане, мысли и душа ее бродили где-то далеко. Она провела целый час в беседах с Молнией и Ветерком, то жалуясь на судьбу, то впадая в бессильную ярость; она протоптала дорожку на ковре, безостановочно шагая из угла в угол комнаты; Она бродила по тропинке возле дома, задумчиво глядя на клумбу с ноготками. Остальные обитатели ранчо волновались вместе с ней. Даже ее грубые и безжалостные работники были недовольны таким поворотом дела. Кармелита работала со слезами на глазах. Фрэнки все время капризничала, чувствуя общую атмосферу, но не понимая, что произошло.

Как ни странно, лучше всех держалась Лу. Когда Маккензи, отбросив собственные эмоции, попыталась утешить мачеху, Лу стала уверять ее, что не нуждается в этом.

– Тони был моим сыном, – говорила она Маккензи, – и я любила его, потому что это была моя плоть и кровь. Но еще тогда, когда он был мальчишкой, я знала, что ничего хорошего из него не получится. Я всегда знала это, хотя не могла понять, как дьявол вселился в его душу. Его отец был хорошим человеком. Когда он был жив, он любил Тони, как и положено отцу, а я старалась быть хорошей матерью. Но что-то с ним было не так, – она печально вздохнула. – Почему так случилось, лишь богу известно. Надеюсь, бог простит его. Его и меня. Мне жаль сына, но мое сердце не разрывается от горя, как это должно быть с сердцем матери.

После полудня послышался топот копыт, и обе женщины выскочили во двор. Увидев Натана Кроссби вместе с его «полицейскими», Маккензи пожалела, что в руках у нее нет старой винтовки Фрэнка Батлера, но не успела она повернуться, как Натан поспешил окликнуть ее.

– Добрый день, Маккензи, – поздоровался он таким тоном, словно они были добрыми друзьями. – К сожалению, Смит сбежал. Мы поймали его в овраге – как раз там, где ты и говорила, но по дороге в город он напал на Израэля Поттса и удрал. Бедняга Поттс уехал со сломанной ногой.

У Маккензи все сжалось внутри.

– Мне жаль Израэля.

– Он пока не сможет работать, поэтому я вызвался заменить его в этом доме. Я сам поведу людей в погоню за этим ублюдком Смитом. Я приехал узнать, сколько человек ты можешь выделить для поисков.

– У меня нет свободных людей, – холодно отозвалась Маккензи, – и ты прекрасно знаешь это, Натан.

Кроссби злорадно усмехнулся.

– Это верно. Ведь сегодня ты потеряла сразу несколько человек.

– Я бы никого не дала тебе, Натан, если бы и могла. Я понимаю, чего ты добиваешься.

– Поскольку я теперь представляю здесь закон, твое мнение не имеет никакого значения.

Маккензи подумала – все-таки хорошо, что у нее под рукой не было винтовки, иначе она могла бы не выдержать самодовольной болтовни Кроссби и не побороть искушение сдуть этот гадкий пузырь несколькими пулями.

– Во всяком случае, – продолжал Кроссби, – я посчитал своим долгом заехать и предупредить тебя, что этот белый апач разгуливает на свободе. Я упомянул о том, что ты подсказала нам, где его искать. Когда он услышал это, у него сделалось такое лицо, что я понял – он готов убить тебя. Я знаю, девочка, что наши взгляды не совсем совпадают, но мне не хотелось бы, чтобы этот выродок вернулся сюда, чтобы отомстить, как это умеют делать апачи.

Маккензи поняла, что Кроссби, приехал не для того, чтобы набрать людей для погони. Он приехал позлорадствовать. Кэл решил, что Маккензи предала его, и Кроссби хотел, чтобы она об этом знала и боялась. Но Маккензи почувствовала лишь огромную печаль, а вовсе не страх. Когда-то она не поверила Кэлу и назвала его убийцей, а теперь он думает, что это случилось снова, и неизвестно, будет ли у Маккензи когда-нибудь возможность объясниться с ним.