«Только бы приняли передачу!» — думала она и бежала всё быстрее.
Часовой у ворот тюрьмы не хотел пропустить Валю.
— Дяденька, мама захворала! Пожалуйста, пустите меня! — умоляла девочка. И часовой протолкнул её во двор.
Там пожилой тюремщик в очках брезгливо взял мокрый узелок.
— Каши принесла вместо хлеба! — презрительно проворчал он.
Мать болела недолго, но передачи в тюрьму теперь уже всегда носила Валя. Ей очень захотелось послать отцу что-нибудь от себя.
«Нарисую ему Мурзика!» — решила девочка.
— Ложись на подоконнике и смотри на меня! — строго приказала она коту. Но Мурзик не знал, что, когда позируют, двигаться нельзя. Он посидел немного, глядя на Валю своими круглыми жёлтыми глазами, потом зажмурился и растянулся на подоконнике.
Девочка снова посадила кота, погладила его.
— Мурзинька, ну немножечко посиди так! Ну, я прошу тебя!
Но кот не слушался. Он снова разлёгся, и Вале пришлось самой представить, как выглядит сидящий кот. Она сделала Мурзику глаза большие, до самых ушей. Носик вышел совсем маленький, а на нём две дырочки. Зато шёрстка получилась очень хорошо: ёжиком, и хвост изогнулся красиво. Мама сразу узнала, что это Мурзик, и похвалила Валю.
В воскресенье девочка в узелок с передачей положила готовый портрет своего любимца.
Тюремщик взял хлеб, картошку, а на рисунок не обратил никакого внимания.
— Дяденька, пожалуйста, передайте это папе, — попросила Валя.
Тюремщик повертел бумагу во все стороны и сердито спросил:
— Это что же за зверь?
— Это Мурзик, наш кот. Вот у него хвост, глаза, нос…
Тюремщик сунул Мурзика в картошку и сказал:
— Иди домой. Передам.
Радостная влетела Валя домой. Мать была не одна. Рядом с ней за столом сидел пожилой рабочий. Он поздоровался с девочкой и передал ей подарок своих товарищей с завода: связку баранок и тюрячок с леденцами.
— Дочка-то у тебя большая выросла!
Восьмой год, говоришь, пошёл? А читать-то умеет? Даже букв не знает? — укоризненно покачал он головой. — Ну, пошлю к вам завтра Лену. Это моя младшая дочка. Она в третьем классе приходского учится… А ты, Дуня, сходи в жандармское. Там получишь пропуск на свидание с Димитрием. Да смотри, мы просили защитника хлопотать, чтоб и дочку на свидание пустили. Защитник говорит, что разрешение дано…
Новая жизнь началась у Вали. Каждый день к ней приходила рыженькая скуластая Лена. Она важно раскладывала на столе букварь и, показывая буквы, строго говорила:
— Повтори!
Вале трудно было запомнить сразу несколько букв. Одиннадцатилетняя учительница была требовательна, но объяснить почти ничего не умела. Валя сама догадалась, что каждая картинка соответствует какой-нибудь букве, что, где нарисована азбука, там буква «А», а около букета цветов — буква «Б». Картинки помогли Вале, и уже через неделю она выучила весь алфавит. Гораздо труднее было понять, каким образом из букета и азбуки получается слог «ба» и из мухи и азбуки — «ма». Но девочка терпеливо училась. Мать обещала ей, что скоро они пойдут в тюрьму на свидание, а Вале очень хотелось сказать отцу, что она умеет читать.
Евдокии Ивановне много раз пришлось ходить в жандармское управление. И только к рождеству ей дали разрешение повидаться с мужем.
Рано утром вместе с дочкой она вышла из дома. В приёмной тюрьмы толпилось много народа. Дуня даже испугалась, думая, что опоздали, но все эти люди шли к «уголовным». К политическим пропускали в другом месте, и там дожидалось только два человека.
У Вали замерло сердце, когда мать взяла её за руку и повела по длинному коридору вслед за часовым.
— Ждите здесь! — сказал он и вскоре пропустил Столбовых в небольшую комнату с решётчатым окном. Валя осмотрелась — отца там не было. Но вот с противоположной стороны открылась дверь и вслед за часовым в камеру вошёл какой-то очень худой, бородатый человек в линючей, помятой косоворотке. С первого взгляда Валя не узнала его, но, когда увидела знакомые голубые глаза, с криком «папа!» — бросилась в его протянутые руки.
— Куда лезешь! — грубо оттолкнул девочку часовой. Стой вот здесь!
Димитрий Столбов так и остался с протянутыми руками. Между ним и его любимой дочкой стоял часовой с блестящим, начищенным штыком.
Глава пятая
Встреча с отцом произвела на Валю огромное впечатление. Девочка плохо понимала, за что он сидит, но ещё больше полюбила его. Ей самой хотелось быть такой же сильной, такой же хорошей. Прощаясь, папа похвалил её рисунок Мурзика и назвал её «маленьким художником».
Вале захотелось нарисовать тюрьму, где сидел отец, и опять послать ему рисунок с передачей. Девочка два раза сбегала на другой конец города. Она старалась запомнить, как стоит тюрьма, какая у ней крыша, как одеты часовые. Валя всё приметила, а потом взяла чистый лист бумаги, нарисовала длинный дом и стала тщательно выводить три ряда маленьких окон с решётками, а под ними — часовых. Штыки у них вышли немного длинные: они доставали почти до третьего этажа.
— Ну, это неважно! — утешала себя девочка. Она работала неторопливо, старательно. Наконец тюрьма готова. Валя внимательно оглядела рисунок и решила в одном окне поставить папу. Вот он тряхнул решётку, решётка оторвалась, а папа высунул кудрявую голову и смеётся, глядя на солнышко…
В воскресенье, взяв узелок с хлебом и картошкой, Валя бережно положила в него свой рисунок. Старый тюремщик развернул передачу, всё пересмотрел и заметил картинку. Изумлённый старик даже передвинул очки с кончика носа на глаза.
— Ты что это принесла? — грозно спросил он.
— Это я для папы нарисовала вашу тюрьму, — охотно объяснила Валя. — Вот глядите: он здесь, в окне. Дёрнул за решётку, она и свалилась! А папа…
Тюремщик скомкал рисунок и больно схватил Валю за ухо.
— Пошла вон, негодяйка! И не смей больше являться сюда с передачами!
Глава первая
Второй год уже Столбов сидел в тюрьме. Несколько воскресений передачи носила Дуня, а потом тюремщик смилостивился и снова стал принимать их от Вали.
Как-то в конце марта девочка, дрожа от холода, возвращалась из острога. Дул резкий, холодный ветер. Кутаясь в старенькое пальтишко, Валя быстро бежала по дороге. Совсем неожиданно к её ногам подкатилась чья-то шляпа. Валя подняла её и огляделась. Из-за угла показался невысокий, сухонький старичок. Длинные седые волосы его растрепались. Валя подала ему шляпу и хотела бежать дальше.
— Подожди! Ишь, как ты посинела! Зайди ко мне обогреться! Снег перестанет валить, — тогда и пойдёшь.
Валя действительно очень озябла и охотно пошла за ним.
Алексей Алексеевич Кончиков снимал комнату и кухню в двухэтажном доме. Он отпер дверь и пропустил Валю вперёд. Девочка оказалась в совсем особом мире, где было много кистей, пахло краской, а на стене висели большие листы толстой бумаги с незаконченными рисунками. На одном из них Валя увидела медный самовар, на другом — румяные булки, на третьем — высокий мужской сапог.
— Какой сапог чёрный, блестящий! Точно только сейчас начищен. А самовар-то! — восхищалась девочка. — Только жаль, — пар из него не идёт, а то совсем бы как настоящий был!
Кончиков поглядел на самовар, потом на Валю и сказал:
— А верно, пару-то ему не хватает!
Он взял кисть, легко провёл ею над самоваром, потом как-то быстро закрутил, подмазал и отошёл.