— Ну, что встали? Давайте подхватывайте! — рявкнул на друзей, молча смотревших на Семена, — Некогда рассиживаться здесь. У нас есть только сутки в запасе. А в деревне будем молиться Авалону, чтобы помог нашему коновалу — Ра. Видимо часть яда все-таки попала в кровь! Надо было по локоть рубить!

Дядя Жора стоял спиной к носилкам и не видел глаза Сэма в этот момент, иначе бы прикусил язык. Парень и так потерял кисть, а тут услышав, что ему мало отрубили, сначала широко раскрыл глаза, а затем, осознав услышанное, потерял сознание. Георгий, услышав шорох, оглянулся, понял все, смутился и уже от злости на самого себя снова закричал на ребят:

— Хватайте все! Уходим!

Джек с Джоном, нырнув в подвал, вытащили оттуда рюкзаки, Джека и Семена, потом подхватили ручки импровизированных носилок, и вся банда рванула к катеру. Дженни, оставив винтовку ребятам и взяв автомат у Джона, бежала впереди, отстреливая мелкую погань, попадавшуюся на пути. Махом долетели до разрушенного моста и встали. Надо было как-то перенести Семена вниз, он, очнувшись, попытался встать, но тут же стал падать на бетон. Хорошо, успели его подхватить. Тогда Георгий взвалил его себе на спину, все спустились вниз, кроме Дженни, которая, вернув себе свой винторез, осталась наверху прикрывать спуск. И как оказалось не зря. Все ребята столпились внизу, глядя наверх и пытаясь помочь спуститься Георгию с Семеном на спине. В этот момент из-под плиты косо уходящей в воду показалась открытая пасть, усеянная игловидными зубами, на длинной уходящей в воду шее. Широко раскрытая пасть, за которой не видно было остальной морды, медленно скользила по мокрому бетону, подбираясь к ногам мальчишек. И Дженни не колеблясь, всадила пулю, правда, побоявшись задеть кого-то из ребят, стреляла не в голову, а в шею. Одной пули хватило, чтобы остаток шеи юркнул в воду, а потерявшая связь с остальным телом голова бессильно сникла на бетоне, щелкая зубастой пастью. Все обеспокоено повернули головы к Дженни, а та не обращая внимания на своих людей, сделала еще пару выстрелов в появившиеся рядом с мостом бронированные спины непонятных существ. Кое-как слезшему со ступеней Георгию помогли положить Семена на носилки, и дядя Жора обессилено присел на корточки.

— Давайте мотайте оттуда! — сверху раздался вопль Дженни, — А то мы здесь и останемся. Сюда еще что-то под водой направляется. Большая стая, то ли рыб, то ли еще кого, но мне, да и вам, думаю, неохота рассматривать их вблизи!

Парни поняли правильно и, подхватив носилки, рванули по мосту прочь. Она подождала еще немного, думая — начинать стрелять или лучше смотаться. И приняв решение отступить, буквально, не касаясь скоб, съехала вниз. Потом, перехватив удобнее винтовку, бросилась догонять семейку. Путь через железную дорогу и десять километров до озера, никто потом не мог вспомнить. Бежали из последних сил. У озера все буквально рухнули на землю. Не было никакого желания шевелиться. Полежали пять минут. Потом, встал дядя Жора, как самый сознательный, завел и выгнал из-под «причала» катера. Семена положили в катер к Адамсам, а к Джеку села Дженни и сложили рюкзаки. Ну и понеслись домой. Теснину проскочили не примериваясь. Джек даже удивился, как это дядя Жора так с разбегу попал, а потом понял, что ему было просто не до того, не думал он о том проскочит он или нет. Должен был проскочить, и он это сделал. Когда выскочили на чистую воду то уже «гашетку» стали жать на полную, не жалея солярки. И успели. Джек не смог гнать с такой скоростью и отстал минут на десять и когда подошел к деревенскому причалу, был сильно удивлен количеством народа их встречающего. Семена на носилках нигде не было видно, видимо мужики помогли унести. Семейка Адамс без сил сидела на причале. Дядя Жора ходил кругами с очень озабоченным лицом. А первым встречал катер Джека, сам дядя Семен. Собственной персоной. Джек засуетился и сначала хотел отвернуть и направить катер куда подальше, предчувствуя крупный разговор, но вмешалась Дженни, сказав:

— И что ты теперь от него всю жизнь будешь бегать? Убить тебя — отец не даст. А если дядя Семен и поколотит тебя, то только в сердцах.

И, Джек, решив, что чему быть того не миновать, направил свой катер к причалу. Бросив конец, который мелкие мальчишки, крутившиеся под ногами, тут же закрепили, он повернулся к дяде Семену. Тот, молча смотрел на Джека, только крупная слеза в уголке глаза набухала, потом сорвалась и потекла вниз по щеке.

— Джек, я в раздумьях, — глухо проговорил Семен, — убить тебя или пожать тебе руку.

— Но, — он помедлил, — наверно, надо руку жать. Иди ко мне, — не выдержал Семен, и раскинул руки, — ты спас мне сына!

Джек с облегчением рванулся в его объятия. А кузнец-то мог ведь и по морде зарядить. Да и убить мог — за то, что искалечил единственного сына, которому теперь не быть кузнецом. И никто бы не осудил его. Но Семен выбрал правильное решение. Отпускал сына он сам и знал, что с полей иногда люди не возвращаются. Кое-кого вообще не нашли, а кого-то нашли через год. В виде обглоданных костей. Хорошо, рядом валялась лопата, по ней и узнали ее хозяина. Так что сын можно сказать легко отделался. Джек принял в тот момент правильное решение и тем спас его сыну жизнь. И это главное. Ну и пусть, что без руки — зато живой. Между тем Семен продолжал:

— Джек, у меня был один единственный сын, мой наследник и будущий кузнец, как и я, — Джек опять замер, — а теперь…. Теперь у меня их — два! Я благодарен тебе за то, что спас Семена от неминуемой смерти и при всех, — он оглядел толпу, — называю тебя своим сыном!

Джек был совершенно растерян — он был готов к тому, что дядя Семен убьет его, ну или, в крайнем случае — искалечит, потому, как удар у кузнеца был поставлен, а тут такой неожиданный поворот событий.

Он просто стоял и молчал, не зная, что сказать.

— Джек, я специально подождал тебя, а теперь сам понимаешь, мне надо идти к доктору. Поэтому, думаю, мы еще поговорим, а сейчас побегу! — с этими словами Семен развернулся и на самом деле припустился вверх по склону, в сторону дома дяди Ра.

Дядя Жора тут же продолжил разговор:

— Когда подходили к деревне, я по рации связался с Семеном, благо дело, частоту, на которой он сидит, я знал, объяснил ситуацию, а то он бы точно убил тебя сгоряча. Но он, как ни странно, понял сразу, что выбора не было. Сам сбегал к доктору, чтобы тот все приготовил к нашему приезду, организовал соседей, которые помогли отнести носилки. Молодец, Семен! Мужественно принял известие. Так — теперь неприятная новость. Завтра в деревню прибывает ревизор! Я надеюсь, вы помните, кто это и зачем он к нам приезжает? Поэтому, давайте сейчас быстро садимся обратно в катера и перегоняем их к нашему причалу. А дома надо все обсудить. Ко мне еще сейчас подтянуться мужики. Ты Джек тоже можешь присутствовать, ведь ты будешь представлять свою семью, — добавил он с грустной улыбкой.

Все поняли это как окончание разговора и призыв к действию, тут же сбросив рюкзаки обратно в катера, развернулись и отправились на причал семейки Адамс. Там их уже встречала тетя Тамара со слезами на глазах.

Но едва она встретилась глазами с мужем, слезы тут же высохли и она, просто прижимала всех по очереди к своей груди.

— Живы! — вот и все что она смогла выговорить, слезы которые она сдерживала, душили ее. Но дядя Жора умел направить мысли жены в нужное русло.

— Мать! Ты нас сегодня кормить будешь? — рявкнул он и ее мысли потекли в нужном всем направлении.

— А что стоите здесь, как неживые? Долго я вас ждать буду? Все уже давно готово! — у Тамары характер тоже будь здоров, и стоил дяди Жориного.

Дети поняли, что скандала и слез не будет, помыслы матери свернули на проторенную дорожку о кормежке детей и, забрав рюкзаки, потянулись к дому. Там тетя Тамара почувствовала себя полноправной хозяйкой и погнала всех, включая мужа, мыть «морды лица» и руки. И когда все умытые уселись за столом, она торжественно поставила на стол принесенную из кухни фарфоровую супницу с наваристым борщом. Надо сказать, что супница эта была получена ей в приданое. Доставалась хозяйкой по особо праздничным случаям и банда поняла, что для матери сегодня именно такой день. Они вернулись, живы и здоровы, пусть Семен и пострадал, и его жалко слов нет, но ее кровиночки остались целы и это для матери — главное. Такой здоровый материнский эгоизм. Потом достала из буфета фарфоровые же тарелки и ставила перед каждым, наливая до краев супу. Ребята, переглянувшись вопросительно между собой, уставились требовательно на отца. Тот лишь нахмурил брови, и они поняли, что ответа на вопрос, в честь чего такой праздник, они не получат. Но когда мать разлила всем борщ и села рядом, Георгий ей тонко намекнул: