Семен согласно кивнул. В это время показался Джон с двумя бутылями первача, и не последними. Кое-кто из некурящих, но употребляющих спиртное, жителей деревни, сбегал домой и притащил самогон и закуску. Благо, ни то, ни другое в борьбе с муравьями не потребовалось. Началась банальная пьянка. И ни у кого не повернулся язык сказать, что нельзя, или что-то в этом духе. Общая беда сплотила всю деревню. Кто-то уже начал песни петь, кто-то начал рыдать на плече у соседа. Все, как всегда. Такое было после каждого нападения муравьев. Люди праздновали победу.

Георгий посмотрел на Семена вопросительно, тот кивнул. Они тихо поднялись, прихватили лопаты, ранец с распылителем и пошли домой. Обернувшись, Георгий посмотрел на односельчан, которые даже не заметили их ухода. Но вся семейка, включая Фокса, тоже дружно поднялась, собрав лопаты, ведра, и зашагала к дому Адамсов. У калитки все остановились, Джек направился, было идти домой, но Георгий только строго глянул в его сторону, и это желание увяло на корню. Семен собрался ехать на тот берег, к сыну.

— Надо забирать его домой, — просто ответил он, — он же не ногу потерял? А так, чего ему на том берегу делать? Перевязать, я и сам смогу. Да и мне спокойней на душе будет.

— Слышь, Семен, а куда ты собрался? — первач развязал язык и Тамаре, — Сэм твой, опять у дока дома. Мы же всех вывезли с той стороны. И сына твоего, я сама к доктору отвела. Тот сказал, что еще неделю ему лежать у него, вот в следующее воскресенье и заберешь сына. Так что оставайся у нас, чего тебе дома одному сидеть? Или ты собрался ножи точить к Алене? — с подковыркой добавила Тамара.

— Ух, и вредная ты, баба, Тома! — засмеялся Семен. — Как с тобой Жора живет? Хорошо, черти, уговорили! А есть еще пузырек, Тома? А то нам что-то маловато оказалось! — с хитринкой в голосе добавил он — Мы можем и тебя в компанию взять. А то вдруг соберемся ночью ножи проверить?

— Ну-ну, сходите, — Тамару, на слабо не возьмешь, — только помните, серп у меня в сенях висит, острый как бритва!

— Да, пошутил я, пошутил, — пошел на попятную Георгий, — идем в дом, чего у калитки стоять. Молодежь сидела на кухне, попивая чай, а когда пришли взрослые, они ушли, прихватив кружки, в спальню к мальчишкам. На строгий вопрос поддатой мамы, о том, что они там собираются делать? Прозвучал вполне невинный ответ об игре в карты или лото. Что и было на самом деле, затевать какую-нибудь пакость, на ночь глядя, сил уже не было. И они поднялись наверх, в мансарду, где было две детских комнаты, большая, вечно выглядевшая как хлев — братьев, и маленькая, чистенькая — Дженни.

Взрослые пошли сразу на кухню, мужики расположились за столом, а мать, сходив в сени, вынесла еще баллон с самогоном и, пошарив в холодильнике, выставила на стол чугунок с вареной картошкой и миску соленой прошлогодней капусты.

Со словами:

— Я надеюсь, вы сюда не жрать пришли, — метнула все это на стол и уселась рядом с мужем на лавке. Георгий с Семеном, переглянувшись, поняли, что Тамара готова. Георгий, наклонившись к ней, тихо сказал ей на ухо:

— Идем, Тома, спать… — и она согласно кивнула головой. И он отвел мотающуюся, как осина на ветру, жену в спальню, откуда через секунду разнесся здоровый женский храп. Вернувшись к столу, он открыл баллон и разлив по стаканам самогон, сказал виновато:

— Не рассчитала силы, жинка, ну ничего проспится до утра. Давай, Семен, наливай!

Хмель не брал ни того, ни другого. Видимо напряжение последних дней, накопившееся в них, не давало расслабиться. Семен, не теряя времени даром, открутил пробку и разлил самогон по стаканам. Наливал на три пальца, не мало, но и не много, как раз на два хороших глотка. Налив, поднял стакан:

— Давай Жора, за тех, кого с нами сейчас нет! — хлопнул стакан, и, занюхав корочкой хлеба, потянулся за щепоткой соленой капусты, — Эх! Хорошо пошла!

Георгий выпил молча, и занюхав хлебом, вытащил трубку и кисет. Семен, глядя на него, тоже вытащил трубку: — Давай твоего табачку попробую, — потянулся он к кисету друга.

— На, думаешь, жалко отравы для друга? — протянул кисет Жора и добавил, — Что делать дальше будем?

Жора вздохнул, посмотрел мрачно на друга и сказал глухо:

— Уходить нам придется! Пока до зимы еще есть время, можно успеть еще дом построить. Потому как я думаю, скоро здесь появятся гвардия или полиция и начнут расследование. Прикрывать Дженни никто не будет, у всех семьи, дети. А если ее возьмут, я ведь, сложа руки, сидеть не буду, и думаю, они тоже это понимают. Да и остальным достанется, за то, что скрывали. Поэтому лучше будет для всех, если мы уйдем.

Семен с тоской посмотрел на друга, он понимал, что Жора прав. Но вот так, на ровном месте потерять друга, это было выше его сил:

— Мы тоже с вами уйдем! — стукнул он себя кулаком в грудь, — вот Сэм поправится, тогда и пойдем!

— Не дури, Семен! Ты в этом вообще не замешен! Куда ты пойдешь? Да и мне нужен будет свой человек в деревне! Надо будет на днях сгонять в этот городок, присмотреться внимательней, скорее всего там придется осесть.

Так они сидели всю ночь. Говоря о планах на будущее, хотя какое тут будущее планировать? Вспоминали погибших или пропавших друзей и просто знакомых, сгинувших в таивших миллионах опасностей, лесу, поле или болоте. Самогон не забирал. Они уже допивали баллон, когда Семен с другом решили сходить во двор по одному неотложному делу. Стоя у соседского забора и поливая струей их смородину, слишком близко посаженную, он поднял голову и заметил, что стало рассветать. «Вот это посидели!» — мелькнула мысль. А когда уже стали подниматься на крыльцо, это же заметил и Георгий. Заявив, что он уже видит дверь на веранду, и пора будить жену. Хорошо Семен удержал его от этого поступка, сказав, что неплохо сначала посмотреть на часы. Когда они с Георгием нашли часы, и стали их рассматривать, количество стрелок у друзей было разным: у Семена было четыре, причем три больших и одна маленькая, а у Георгия была всего одна. Однозначно решив, что надо утром часы отремонтировать у Семена в кузнеце, они вырубились тут же за столом, сложив головы на руки. Но пробуждение было совсем не таким, какое они себе представляли…

Солнце поднялось совсем немного над горизонтом, когда Тамаре пришлось встать. Выпитый вчера самогон и чай сделали свое дело. Мочевой пузырь давил на мозг и тот дал команду ногам, что надо идти во двор. Встать-то, Тамара встала, но не проснулась. Как сомнамбула прошла она сквозь кухню, краем сознания заметив спящих мужиков за столом, мелькнула злорадная мысль, что и они сломались, не она одна! И так же ушла, затертая более важной мыслью о том, что надо успеть добежать, и туда она успела вовремя. На обратном пути, свежий воздух проветрил ей немного мозг, и тот стал более адекватно воспринимать окружающий мир. Вот тут Тамара и обратила внимание на какое-то шуршание за воротами. Полотно калитки, сделанное из сантиметрового железа, подалась под ее привычным напором и Тамара выглянула за нее, немного стесняясь того, что она стоит буквально на улице в одной «ночнушке». Выглянула — и застыла в ужасе.

Вся улица была покрыта живым ковром из муравьев. К ним во двор они не зашли по одной простой причине. У ворот валялось ведро с остатками керосина, которое вчера кто-то в темноте опрокинул, не заметив. И муравьи инстинктивно обходили неприятный запах. Через какое-то время они и в этот дом попадут, пусть и с другой стороны, но пока им хватало и других жертв. Над деревней стояла тишина, только шуршание миллионов лапок говорило о том, что Тамара находится не на кладбище. Но все шло именно к этому.

Визг, который она издала, потом не смогла бы повторить ни за какие деньги. Стекла в доме аж завибрировали, и муравьи, те, кто шел рядом с воротами, резко изменив маршрут, отскочили подальше. С грохотом, чуть не снеся дверь в хату, вывалились Семен с Георгием, еще пьяные, с шалыми глазами, но с автоматами в руках. И следом в одних трусах, включая Дженни, правда, в ночнушке, вывалилась с мансарды вся семейка. В трусах, но с оружием!