Начинался аврал, бесконечный по счету. Стояла глухая ночь, на Большой Земле лишь недавно опустели театры, но здесь нестерпимо светило солнце и люди работали, как звери. Последний раз они спали 36 часов назад, последний раз торопливо ели накануне в полдень, но никто не ушел с аэродрома даже в маленький штабной домик.

Лихорадочными темпами мы выгружали из машин продовольствие, инвентарь, запасные части, снаряжение. Недра наших гигантских самолетов были неисчерпаемы. На снежном поле вырастали горы продуктов, радиостанций, инструментов, оружия, лыж, палаток, всевозможных ящиков, мешков и металлических банок.

Сосредоточенно и быстро работала группа Папанина. Самолеты привезли с собой около трех тонн вещей дрейфующей зимовки. Папанинцы никому не доверяли разгрузку своего имущества. Они ходили от самолета к самолету, бережно принимая на руки банки провианта, трубы палатки, аварийные двигатели, точные приборы. аккумуляторы, запасы меховой одежды.

К 8 часам утра аврал был закончен. Вездеходы и трактора доставили нас на зимовку. Она открылась издали, со склона купола своими небольшими приземистыми зданиями, напоминающими дома степной заимки, и стрелами радиомачт.

У входа в главный дом, согнувшись в низком приветственном поклоне, стоял белый медведь, убитый накануне и целиком замороженный. Он держал в своих лапах обрамленный вышитым полотенцем поднос с хлебом и солью. С могучей шеи медведя свисала толстая железная цепь, заканчивающаяся здоровенным ключом «От полюса».

Столы в кают-компании ломились от яств. Колбасы, ветчина, сало, грудинка, форшмак, паштеты, различные консервы, водка, вина, коньяк. Стены украшены приветственными лозунгами и портретами, во всю ширь перегородки распростерлась стенная газета «Широта 82».

Через полчаса все спали мертвым сном. На всем острове не было ни одного бодрствующего человека. Лишь кок зимовки Курбатов с трудом размыкая свинцовые веки готовил приправы и гарниры к обеду.

Следующий день начался новым авралом. Нужно было заправить все машины горючим. Путь предстоял не малый, тяжелый и опасный — сколько летных часов займет дорога до полюса и обратно никто не знал, и поэтому решено было залить все баки по пробки. В переводе на цифровой язык это значило влить в каждый самолет по 10 000 литров бензина или, другими словами, по 850 ведер.

Это был поистине Сизифов труд. На аэродроме мела пурга. Свирепый ветер больно хлестал лица и заставлял людей пятиться задом. Одетые с головы до ног в меха, мы мерзли, как голые.

Экипажи во главе с командирами кораблей отрывали из-под снега бочки, народом грузили их на тракторные сани и затем катали с саней к самолетам. Дальше начинался самый тяжелый этап: заливка в баки. Все это озеро бензина нужно было перекачать ручным альвейером.

После двенадцати часов непрерывной напряженной работы экипаж самолета Молокова донес Шмидту о выполнении задания. Остальные корабли закончили заливку лишь на следующий день.

Отоспавшись механики немедленно приступили к тщательнейшему осмотру моторов. Они придирчиво проверяли все цилиндры, компрессоры, валы, свечи, трубки, краны, тросы управления.

Повреждений почти не было. Лишь на самолете Н-172 немного деформировался кабан подкоса шасси. Механики Сугробов, Шмандин и Гинкин с помощью зимовщиков Ходеева и Мельникова, проработав 36 часов, привели лыжу в вид первоначальный.

Неугомонный Бассейн, воспользовавшись временным затишьем принялся переделывать систему подогрева моторов, разработав собственную оригинальную схему использования теплового потока лампы. Осторожный и вечно подозрительный Ивашина беспокойно ходил вокруг громадной кучи выгруженных из самолета запасных частей. Часто вздыхая, он старался незаметно всунуть какую-нибудь деталь в самолет, но, застигнутый укоризненным взглядом Молокова, сконфуженно клал деталь на место, продолжая, однако, как лунатик свои виражи над кучей.

Прошел день, другой. За это время папанинцы успели проверить, рассортировать и взвесить свои груды. 25 апреля была объявлена трудовая мобилизация всего населения острова Рудольф.

Грузили имущество Папанина и его друзей. Все вещи были прекрасно упакованы, едва ли не с аптекарской точностью. Каждому самолету полагалось взять по 2350 кн. папанинского груза. И снова в недрах гигантских машин исчезали палатки, приборы, одежда, клиперботы, движки, нарты.

Объемистые банки с продовольствием полюсной станции были распределены равномерно по всем машинам. Во время полета к полюсу один из самолетов мог оказаться в бедственном положении. Тогда папанинские продукты дали бы возможность экипажу бедствующего корабля продержаться до прибытия спасательной группы.

С этой же целью на каждый самолет было погружено по 80 килограмм продовольствия, упакованного в особые парашютные мешки. Увидев товарищей в беде, другие самолеты либо сядут и сразу заберут их со льдины, либо сбросят им на парашюте продукты, если посадка в этот момент будет невозможна.

Открывая воздушную дорогу на северный полюс, руководство экспедиции мобилизовало все силы и средства. На юге архипелага в бухте Тихой зимовало два самолета. 28 апреля Головин вылетел в Тихую. На борту его самолета находились летчики Машковский и Крузе. В тот же день Головин вернулся обратно. За ним летел самолет У-2, пилотируемый Машковским. Крузе остался в Тихой приводить в порядок самолет П-5 и в первый же ясный день перегнал на центральный аэродром Рудольфа и эту машину. Легкие самолеты были немедленно использованы для связи и ближней разведки.

Штурмана и радисты безвылазно сидели у рубках, проверяя работу компасов, указателей курса, составляя графики полета туда и обратно.

Наконец, все было готово к штурму. На аэродроме дикого полярного острова стоял, пригнувшись перед гигантским прыжком, целый воздушный флот: четыре тяжелых четырехмоторных самолета, мощный двухмоторный моноплан и два воздушных автомобиля.

— Назидательное зрелище, — задумчиво произнес О.Ю. Шмидт, осматривая свою воздушную армию. — Если страна сумела выставить здесь, на 82 параллели такую грозную армаду, то что же она сделает при нужде в более южных широтах…

Потянулись мучительные дни ожидания хорошей погоды.

Радист зимовки Василий Богданов лишился сна. С утра он принимал метеорологические сводки советских, европейских и американских станций. Здесь, в маленькой рубке учитывалась погода арктической полосы Советского Союза, ветры Скандинавии и Англии, температуры среднеевропейских стран, метеорологическая обстановка Северной Америки.

Каждодневно синоптик Дзердзеевский сводил воедино разрозненные данные 820-ти станций, анализировал путь и взаимодействие циклонов и антициклонов.

Как на зло, мимо нас ползли бесконечной чехардой только циклоны. Антициклоны, несущие хорошую летную погоду, притаились на северных уступах Канады.

Пурга, туманы, шквалы.

27 апреля 1937 г. Рудольф. Отправлено 8–9 мая 1937 г.

Еще в воздухе, распознав знакомые контуры острова Рудольфа, Папанин начал волноваться. Едва самолеты коснулись аэродрома — он выпрыгнул из машины и, проваливаясь в глубоком снегу, побежал к встречающим.

— Где брезенты? — кричал он, — куда сгружать вещи? Мы очень торопимся!

Наскоро расцеловавшись с друзьями-зимовщиками, которых он сам привез сюда в прошлом году, Папанин ринулся в атаку на грузы. За ним неслись его верные товарищи.

Мы, грешные, закончив аврал, утомленные двухсуточным бодрствованием, уже давно спали мертвым сном, а папанинцы продолжали свою кипучую деятельность. Они проверили упаковку продуктов, осматривали научную аппаратуру, собирали нарты.

— Мы будем работать дотемна, — объявил Папанин.

Один из зимовщиков недоуменно напомнил, что темнота в этих широтах наступил лишь в октябре. Папанин весело поправился: «Ну, до вечера».

Они легли спать в 8 часов утра следующего дня, отстояв на ногах трое суток.

А дальше вновь потянулись дни сумасшедшего темпа. В любой час этих людей можно было видеть за работой. То они сидели на электростанции, заряжаю аккумуляторы полюсного передатчика, то надували клиперботы, испытывая герметичность резиновой оболочки, то везли на собаках к аэродрому какие-нибудь детали. Ни частые шквалы, ни пурга, ни 20-ти градусные морозы не могли охладить их пыла.