Зато индукция великолепна: от одного случая - к целому сословию. Да и зачем нужна логика тому, кто заранее знает приговор (как говорил герой басни Крылова "Волк и ягненок": "Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать").

Военных Шевченко ненавидел особенно: "Когда я начал приходить в возраст разумения вещей, во мне зародилась неодолимая антипатия к христолюбивому воинству. Антипатия усиливалась по мере столкновения моего с людьми сего христолюбивого звания. Не знаю, случай ли, или оно так есть в самой вещи. только мне не удалося даже в гвардии встретить порядочного человека в мундире. Если трезвый, то непременно невежда и хвастунишка. Если же хоть с малой искрою разума и света, то также хвастунишка и вдобавок пьяница, мот и распутник. Естественно, что антипатия моя возросла до отвращения. И нужно же было коварной судьбе моей так ядовито, злобно посмеяться надо мною, толкнув меня в самый вонючий осадок этого христолюбивого сословия. Если бы я был изверг, кровопийца, то и тогда для меня удачнее казни нельзя было бы придумать, как сослав меня в Отдельный Оренбургский корпус солдатом…

Не знаю наверное, чему я обязан, что меня в продолжение десяти лет не возвели даже в чин унтер-офицера. Упорной ли антипатии, которую я питаю к сему привилегированному сословию? Или своему невозмутимому хохлацкому упрямству? И тому, и другому, кажется. В незабвенный день объявления мне конфирмации я сказал себе, что из меня не сделают солдата. Так и не сделали. Я не только глубоко, даже и поверхностно не изучил ни одного ружейного приема. И это льстит моему самолюбию…Бравый солдат мне казался менее осла похожим на человека, почему я и мысли боялся быть похожим на бравого солдата.

…Вздумалось мне просмотреть рукопись моего "Матроса". На удивление безграмотная рукопись, а писал ее не кто иной, как прапорщик Оренбургского Отдельного корпуса, лучший из воспитанников Оренбургского Неплюевского кадетского корпуса. Что же посредственные и худшие воспитанники, если лучший из них безграмотный и вдобавок пьяница? Проклятие вам, человекоубийцы - кадетские корпуса!"

Таков был царский "ГУЛАГ", в котором можно было (при желании) получить чин унтер-офицера, можно было принимать участие (как Шевченко) в научной экспедиции по Аральскому морю, делая зарисовки местности и т. п. Но и здесь кобзарь был "в законе", т. е. не шел ни на какое сотрудничество с администрацией. А вместо этого - выпивал с офицерами и закусывал. Зато настоящий ГУЛАГ по полной программе в недалеком будущем заведут его революционные единомышленники.

Другие сословия, из которых состоит русский народ, - не лучше: "… Я думаю со временем выпустить в свет в гравюре… "Притчу о блудном сыне", приноровленную к современным нравам купеческого сословия… Общая мысль довольно удачно приноровлена к грубому нашему купечеству… Жаль, что покойник Федотов не натолкнулся на эту богатую идею, он бы из нее выработал изящнейшую сатиру в лицах для нашего полутатарского купечества.

Мне кажется, что для нашего времени и для нашего среднего полуграмотного сословия необходима сатира… Наше юное среднее общество, подобно ленивому школьнику, на складах остановилось… На пороки и недостатки нашего высшего общества не стоит обращать внимания. Во-первых, по малочисленности этого общества, а во-вторых, по застарелости нравственных недугов, а застаревшие болезни если и излечиваются, то только героическими средствами. Кроткий способ сатиры здесь недействителен. Да и имеет ли какое-нибудь значение наше маленькое высшее общество в смысле национальности? Кажется, никакого. А средний класс - это огромная и, к несчастью, полуграмотная масса…" (1857)

Из всех русских наибольшей ненависти достойны, конечно, русские цари. Вот Шевченко стоит перед памятником Петру Первому:

… на коні сидить охляп,

у свиті - не свиті,

І без шапки. Якимсь листом

Голова повита.
Кінь басує, от-от річку,
От… от… перескочить.
А він руку простягає,
Мов світ увесь хоче
Загарбати. Хто ж це такий?
От собі й читаю,
Що на скелі наковано:
Первому - Вторая
Таке диво наставила.
Тепер же я знаю:
Це той Первый , що розпинав
Нашу Україну,
А Вторая доконала
Вдову сиротину.
Кати! Кати! людоїди!
Наїлись обоє, Накралися… (1844)

Здесь нужна маленькая историческая справка. Как известно, под властью Богдана Хмельницкого находилась одна шестая часть от территории современной Украины. Откуда же взялось остальное? Очень просто. В конце 17-го века во время Азовских походов Петр Первый отвоевал у турок Таганрог. Затем - еще 100 лет русско-турецких войн (в которых посильное участие принимала и Украина). Посылаемые Екатериной Второй Потемкины, Румянцевы, Суворовы отвоевали юг Украины (там теперь находятся Одесса, Николаев, Херсон, Симферополь и т.д., и т.д.). В конце 18-го века Суворов штурмом взял Измаил.

Украинские земли у Польши отобрала также Россия (свою посильную роль в этом играла и Украина). Последний эпизод в этой истории - 1939 год. Согласно пакту Молотова - Риббентропа к СССР отошли Западная Украина и Западная Белоруссия. Кто не желает быть сообщником развязавших 2-ю мировую войну Гитлера и Сталина, должен вернуть Польше Львов и всю Западную Украину вообще. А то, понимаешь, "наїлись…, накралися…" И хотят быть белыми и пушистыми, покрывая дерьмом братьев по оружию, по крови и по вере.

А еще в 1939 году Сталин забрал у Румынии Буковину, а в 1945 году у Венгрии и Словакии - Закарпатье. Надо бы вернуть награбленное преступным большевистским режимом. Иначе - будешь его сообщником.

А еще в 1954 году подручный Сталина Хрущев отписал Украине завоеванный Екатериной Второй Крым. Хрущев - известный подельник Сталина во всех его кровавых преступлениях. Надо бы пересмотреть его волюнтаристские решения.

А еще… Но довольно. Вернемся в 19 век к нашим баранам. Кобзарь описывает картину придворной жизни при Николае Первом, которая плавно переходит в изображение всей православной России (естественно, отраженную в кривом зеркале Тараса Шевченко):

… аж ось і сам,
Високий, сердитий,
Виступає; обок його
Цариця небога,
Мов опеньок засушений,
Тонка, довгонога,
Та ще на лихо, сердешне,
Хита головою.
Так оце-то та богиня!
Лишенько з тобою.
А я, дурний, не бачивши
Тебе, цаце, й разу,
Та й повірив тупорилим
Твоїм віршомазам.
Ото дурний! а ще й битий!
На квиток повірив
Москалеві. От і читай,
І йми ти їм віри!
За богами - панства, панства
В серебрі та златі!
Мов кабани годовані -
Пикаті, пузаті!…
Аж потіють, та товпляться,
Щоб то ближче стати
Коло самих: може, вдарять
Або дулю дати
Благоволять; хоч маленьку,
Хоч півдулі, аби тілько
Під самую пику.
І всі у ряд поставали,
Ніби без'язикі -
Анітелень. Цар цвенькає;
А диво-цариця,
Мов та чапля меж птахами,
Скаче, бадьориться.
Довгенько вдвох походжали,
Мов сичі надуті,
Та щось нишком розмовляли -
Здалека не чути -
О отечестве, здається,
Та нових петлицях,
Та о муштрах ще новіших!…
А потім цариця
Сіла мовчки на дзиглику.
Дивлюсь, цар підходить
До найстаршого… Та в пику
Його як затопить!…
Облизався неборака
Та меншого в пузо -
Аж загуло!… а той собі
Ще меншого туза
Межи плечі; той меншого,
А менший малого,
А той дрібних, а дрібнота
Уже за порогом
Як кинеться по улицях,
Та й давай місити
Недобитків православних,
А ті голосити;
Та верещать; та як ревнуть:
"Гуля наш батюшка, гуля!
Ура!… ура!… ура!… а, а, а…"
Зареготався я, та й годі… (1844)

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: