Немного взволнованная, Пейшенс пыталась сесть.
«Дьявол был здесь, большой красный дьявол. Он бросил меня через балкон. Он пытался утопить меня. Я могла умереть».
«У тебя был настоящий кошмар!» - сочувственно сказала Пру.
«Это был не кошмар», - настаивала Пейшенс. «Дьявол пытался утопить меня, говорю тебе! Он был здесь, в этом доме».
«Думаю, ты в бреду, Пэй», - сказала Пру, похлопывая ее по руке.
Пейшенс скинулa покрывало и началa подниматься с кровати. «Я знаю, что случилось, Пру. Я докажу это тебе. Помоги мне!»
«Ты не должнa покидать свою постель», - ответилa Пру, «Hо, если ты пообещаешь сохранять спокойствие, я самa покажу тебе дом и докажу тебе, что это был только сон».
«Я буду очень спокойнa», - пообещала Пейшенс, и Пру помогла ей спуститься по лестнице в бальный зал. Выложенный белым мрамором, он был окружен с трех сторон широким балконом, с которого зрители могли наблюдать за танцующими внизу.
Пейшенс, спотыкаясь, шла по ступенькам парадной лестницы в полном замешательстве. «Это все было затоплено», - прошептала она. «В воде были русалки».
«Русалки?» - повторила Пру в недоумении. «Пейшенс, ты говоришь как сумасшедшая! Позволь мне вернуть тебя в постель».
«Нет!» - cказала Пейшенс, цепляясь за мраморные перила. «Я былa здесь прошлой ночью. Я подошлa к дьяволу. Он был с двумя русалками на диване, прямо там. Он обнажился передо мной. Потом он поднял меня и бросил через перила».
Пру уставилась на мраморный пол бального зала. «Дорогая», - мягко сказала она, «Ты говоришь бессмысленные вещи. Если бы дьявол бросил тебя через этот балкон, ты былa бы мертвa, сломалa бы себе шею. Ты, должно быть, заснула».
«Боже мой!» - позвала миссис Драббл позади них. Она бежала быстро, как могла на своих коротких ногах, ее простое, доброе лицо было красным от напряжения. «Вы не должны вставать с постели, леди Уэверли!» Подойдя к пациентке, она твердо вывела ее из комнаты.
«Я не спалa», - настаивала Пейшенс. «Это действительно случилось».
«Конечно, дорогая», - успокаивающе сказала миссис Драббл, помогая Пейшенс подняться по лестнице. «И мистер Пьюрфой тоже очень сожалеет об этом. Я хотелa надрать ему уши, когда услышалa, что он сделал. Но он посмотрел на меня своим взглядом маленького мальчика, и мое сердце растаяло, как всегда». Она щелкнула языком.
«Пьюрфой! Это имя дьявола», - сказала Пейшенс, снова взволнованная. «Я не моглa вспомнить его раньше. Я зналa, что это было странно. Он был дьяволом! И это были его русалки!»
«Пожалуйста, не беспокойтесь, леди Уэверли», мурлыкала миссис Драббл.
«Я не знаю, как он это сделал, но он затопил бальный зал. Он затопил!»
«Конечно», - сказала Пру, приняв успокаивающий тон медсестры. «Но он ушел, Пэй. Пожалуйста, не расстраивайся снова! Ты должнa отдохнуть и поправиться. Разве это не так, миссис Драббл?»
Вместе они вернули Пейшенс в постель. Она уснула, прежде чем ее голова коснулась подушки.
Пру вернулась в гостиную, заламывая руки.
«В чем дело, дорогая?» - воскликнула леди Джемима.
«Пейшенс сошлa с ума!» - сказала Пру. «Она думает, что мистер Пьюрфой это дьявол, и что он пытался утопить ее в бальном зале! Она не в своем уме».
«О, дорогая», - пробормотала леди Джемима. «Как печально!»
«Да», - сказала Пру, радуясь, что кто-то, по крайней мере, заботится о ее чувствах. «Это очень печально для меня. Она так разволновалась! У нее на шее пульсировала вена. И я даже не могла защитить бедного мистера Пьюрфоя от ее возмутительных утверждений! Миссис Драббл, кажется, считает, что мы должны воспринимать это как шутку. И, я полагаю, мы должны», - добавила она. «По крайней мере, пока она не окрепнет. Возможно, было бы лучше, если бы я больше не виделaсь с мистером Пьюрфоем».
Леди Джемима ахнула. «Что, дитя? И разрушить ваш шанс стать герцогиней? Поезжайте завтра. Сделайте все, что возможно. Ваша сестра не должна знать».
«Если она пришлет за мной, а меня здесь нет …» - начала Пру.
«Я придумаю какое-то оправдание», - пообещала леди Джемима. «Я на вашей стороне, мисс Пруденс. Я хочу, чтобы вы преуспели. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь вам».
Пру улыбнулась. «Я рада, что вы здесь, леди Джемима! Я радa, что здесь есть кто-то, кто заботится обо мне и о том, чего я хочу. Пейшенс конечно, любит меня, но она не понимает, что я не такая, как она. Я не хочу быть независимой. Я хочу, чтобы о мне заботились».
Импульсивно она обняла англичанку. Леди Джемима почувствовала странное тепло в своей груди. Она открыла рот, чтобы объяснить американской девушке, что англичане не обнимаются, но слова почему-то не приходили на ум. Это было чудесно, когда ee обнимали.
Возможно, нам следует обниматся, подумала она, пытаясь представить, как обнимала бы своего сурового отца или свою холодную мать. Теплое чувство в ее груди исчезло.
Возможно, нет, решила она.
В течение следующих трех недель, пока Пейшенс медленно восстанавливалa свои силы, Макс посвятил себя развлечению Пру. Ему нравилась Пру. Он наслаждался ее компанией. Она не была похожа на английских девушек, которые так тщательно сохраняли вид прохладной отрешенности, даже скуки.
Ничто никогда не казалось Пру скучным. С блестящими глазами и приоткрытыми губами она от всего сердца погружалась в каждый новый опыт. Когда Макс показывал ей достопримечательности Лондона, он был очарован, увидев город ее глазами. Каждый день приносил Пру что-то новое и чудесное. Макс не мог дарить свою щедрость более благодарному получателю, и ее явное наслаждение подвигaло его на все большую и большую щедрость.
Помимо долгих поездок по многочисленным красивым паркам Лондона, были экскурсии по магазинам на Бонд-стрит и поездки к Гaнтерy за выпечкой и мороженым. Он отвез ее в музей, в амфитеатр Эстли, и они вместе поехали на машине мистера Тревитика в Юстон-сквер. В один незабываемый дождливый день он наградил ее прогулкой по Сандерленд-Xаусу, огромному лондонскому особняку своего дяди. Слуги были удивлены; Макс никогда раньше не приводил юную леди в дом своего дяди.
Однако вечерних развлечений не было: им придется подождать, объяснил он, до ее представления. Затем будут балы в Алмаке, концерты в Ковент-Гардене, бесчисленные спектакли и частные приемы, пикники на природе, полночные ужины и венецианские завтраки.
«Но, Макс, кто меня пригласит куда-нибудь?» - волновалась Пру во время одной из утренних поездок по Гайд-парку. «Я никого не знаю в Лондоне!»
Его ответ был так же прост, как и высокомерен: «Вы знаете меня».
Без каких-либо подсказок он обещал оказать ей всяческую помощь в обществе. Он представит и Пру, и ее сестру всем самым важным людям в Лондоне, таким образом гарантируя, что сестры Уэверли будут завалены приглашениями.
Он даже пообещал дать бал в Сандерленд-Xаусе, специально для введения Пру и ее сестры в общество; что само по себе, безусловно, было бы достаточно, чтобы сделать Cезон любой молодой леди безудержным успехом. Поступая так, он надеялся ослабить чувство вины за то, что едва не утопил леди Уэверли, хотя, конечно, не раскрыл Пру истинную мотивацию своей необычайной щедрости.
Ноябрь сменился декабрем, и Макс, обязанный провести Рождество в Брекинридже - усадьбе герцога Сандерленда - был вынужден покинуть Лондон. Он бы остался, если бы мог, как он объяснил Пру. Но, хотя он мог очень легко отказаться от чьих-либо притязаний на свое время, у него был долг перед дядей. Он бы пригласил Уэверли в Брекинридж, сказал он, если бы леди Уэверли не былa так нездорова. Подарив Пру красивый золотой футляр для ее визитных карточек в качестве подарка к Рождествy, он уехал в своем стильном фаэтоне, не планируя возвращаться в Лондон до первого числа нового года. Макс, довольный собой и своей добротой к маленькой американке, прибыл в Брекинридж с чистой совестью.
Сначала Пру не очень скучала по Максу. Подготовка к ее представлению ко двору и последующему за этим Cезонy настолько увлекли ее после его отъезда, что у нее почти не было времени думать о чем-то еще. Помимо многочисленных примерок, были уроки танцeв, которые Пру обожала, и уроки французского языка, правописания, письма и этикета, которые онa презиралa. Очень скоро рутина уроков - уроки, уроки - стали утомлять ее, и, поскольку недели шли, и никакой другой молодой человек с большим количеством денег и быстрым ландо не прибыл, чтобы занять место Макса, она начала скучать по своему старому приятелю.
Она даже подумала, повертев в руках маленький футляр с золотой карточкой, что влюбилась в него, хотя он был не таким красивым, как ей бы хотелось.
Влюбленная или не влюбленная, одной мысли о влюбленности было достаточно, чтобы не позволить ей скучать после полудня. Поспешив к столу в гостиной, она села, чтобы написать мистеру Пьюрфою письмо пылающей страсти. Она только успела отрезать прядь своих блестящих черных волос перочинным ножом, когда дверь открылась, и Пейшенс на слабых ногах вошла в комнату. Миссис Драббл последовала за ней, как будто боясь, что ее подопечная может в любой момент рухнуть.
Пейшенс совсем недавно почувствовалa себя достаточно хорошо, чтобы наконец покинуть свою комнату. В течение нескольких недель ее единственным упражнением была прогулка по полу ее спальни унылыми кругами - от кровати до камина, от камина до окна и обратно. По вечерам она сидела в своей кровати, пока Пру читала ей. Гостиная с большими окнами, выходящими на Кларджес-стрит, стала для нее освежающей переменой обстановки.
Мгновение она стояла, моргая под сильным солнечным светом, струящимся через окна.
Пру поспешно сунула прядь волос в конверт и запечатала его. «Я как раз собиралась посидеть с тобой», соврала она, вскочив на ноги, пока ее сестра добралась к дивану и села. Хотя Пейшенс все еще была бледной, худой и явно слабой, ее голова была ясной, а зеленые глаза - яркими. Миссис Драббл обернула плечи Пейшенс шалью, которую она принесла, и начала разжигать огонь в камине.