- Я все расскажу, - бессильно сказал Альфред Яковлевич.

- Надеюсь. - кивнул Афанасьев и спросил. - Чем вы хоть прикрываете свое безделье и тунеядство?

- Я не бездельник! Я имиджмейкер! - возмущенно отразил обвинение Комаровский. - Помогаю нашим новым бизнесменам и политикам создавать правильный и нужный имидж.

- Так. И какой же у них имидж?

- Скверный! - заявил Комаровский. - Вольно или невольно все наши предприниматели копируют образцы западных шефов и боссов. Копируют худшие образцы, которые видят в кино и по телевидению. Ну, некоторые ещё изображают из себя канувших во мглу веков русских купцов! Бороды отпускают, золотые цепочки через живот вешают. Это тоже глупость. Настоящий русский бизнесмен и политик ещё лежит в колыбельке и ждет своего часа. А я...

- Понятно. - остановил Афанасьев. - Теоретическую "крышу", чтоб прикрыть свое тунеядство вы нашли. Вернемся к нашей теме. И поменьше лгите, я вас очень попрошу.

Категорически не лгать Альфреду Викторовичу не позволяло творческое начало его натуры. Он честно поведал, как несколько лет тому назад втерся в семью Чураковых, своим искусством имиджмейкера помог супругами занять достойное место среди приличных людей, за труды свои получал плату и подарки, затем укрепил свое положение, исполняя чувственные запросы молодой жены бизнесмена, опять же поделился с ней сексуальным мастерством (на благо семьи, сами понимаете!), а в роковой час, когда муж явился не во время и ему открылась неприятная истина - он, Комаровский, был бит, унижен, превращен в чучело и изгнан из дома.

- Но Федор Михайлович простил бы меня. Я в этом уверен. - закончил свое повествование Альфред Викторович печальным голосом, утаив лишь встречу со Славой Шусевым, которая никакого отношения к делу не имела, а мальчишку подставлять под удар Альфред Викторович посчитал делом недостойным - тот при своем положение мог поиметь ненужные и достаточно серьезные неприятности.

- Деньги вам живьем платили? - без тени презрения спросил Афанасьев.

- По разному. В конверте, как положено у порядочных людей. И подарки.

- Какие подарки?

- Разные, - застеснялся Альфред Викторович. - Часы, галстуки....

- Нижнее белье? Французское? - опять без насмешки.

- Ну... Пижаму однажды в день рождения.

- Акции фирмы Чуракова?

- Нет. Такого не было - Долю в его бизнесе не имеете?

- Помилуйте, Иван Петрович, я не человек бизнеса!

- Зиц-председателем какой-нибудь дочерней фирмы не числитесь?

- Комаровский - кошка, которая гуляет сама по себе! - из этой фразы понятно было, что Альфред Викторович осмелел до возвращения к нему гордости и спеси. И то и другое покинуло его тут же, при следующем вопросе.

- Зачем вы перетащили тело Чуракова из гостиной, где нанесли удар на кухню?

Альфред Викторович сник.

- Зачем вы устраиваете мне такие дешевые ловушки, я о вас лучше думал... Вы мне не поверили? Да я, быть может, в первый раз сказал только правду! Я ксендзу столько не говорил! Ну, хоть на десять процентов поверили?!

- Поверил в то, что вы рассказали - на все сто. Но хочу услышать то, что вы по глупости утаили. Что вы прихватили с дачи вместе со своими вещами в чемодане?

Альфред Викторович сокрушенно вздохнул.

- Ничего! Мне было не до этого! Там же труп лежал! Поймите, я не мародер! А дачу ограбили? Что-нибудь пропало к тому же?!

- И пока вы бродили чучелом, освобождались от палки, вас никто не встретил?

- Я же сказал - встретил сосед Толстенко! Но он испугался и убежал.

- Больше - никто?

- Никто! - на предельной твердости ответил Альфред Викторович.

- Толстенко отрицает встречу с вами.

- Как?! Но разве не он дал мои приметы?! Я сам слышал по телевизору...

- Встречу с вами отрицает. Он дает приметы другого человека. Похожего на вас, но заявляет, что это не вы. Тот был с усами. И в нормальном костюме, нормальном виде, а не в женском халате. Почему вы покинули поселок не через ворота, а боковым путем?

- Испугался... Разве не ясно?

- То-то и оно. У вас нет алиби. Никакого. Неизвестно, когда вы вернулись и во сколько уехали с дачи. Неизвестно, были вы там одни, или с кем-то еще. Убить вы не могли, но пошарить по дому, украсть ценности - это в вашей специализации.

Альфред Викторович окончательно загрустил.

- Значит, все-таки было ограбление?

- Перестаньте. Такого случая вы не могли упустить.

Альфред Викторович вскинулся и спросил резко.

- А если я приведу свидетеля, который докажет, что я ничего не взял?!

- Даже так?

- Так!

Афанасьев неторопливо подался к нему и снял наручники.

- Я свободен, Иван Петрович?! - воспрял духом Комаровский. Ограничитесь подпиской о невыезде?

- Куда вы денетесь и без подписки?... Но свободны вы... Сорок восемь часов. За это время извольте сыскать своего свидетеля. Я хочу с ним поговорить.

- А телохранитель Ишаков тоже доказывает свою невиновность? Ведь он там тоже...

- Он СВОЮ невиновность доказал. Выехал через ворота, а потом закончил ночь у друга в ночном клубе. Чему двадцать два свидетеля.

- Значит, единственный у вас подозреваемый - я? Да? На меня можно все свалить? Сделать козлом отпущения и отчитаться о проделанной работе?

- Да. Удобный вариант.

- Но у меня нет повода! Нет мотива! - закричал Альфред Викторович. Почему вы не исходите из элементарного принципа - "кому выгодна смерть Чуракова"? Вы что, не заметили, что уже на похоронах прослеживается расхищение его фирмы, схватка из-за наследства?!

- И кто же, по вашему, в эту схватку ввязался?

- Заинтересованные лица, кто же еще! Младший партнер фирмы Тарасов! Хоть он и плакал, но хитрый малый! Король бензоколонок Семка Беркин, мадам Матильда! Я бы и депутата Нехорошева сюда подсоединил!

- Хватили через край.

- Никто не может быть с краю в таком деле! - решительно заявил Альфред Викторович. - Что Комаровский от смерти Федора имеет, кроме потерь?! Работы лишился, опозорен, теплого угла, крыши над головой приличной - нет! Женщину - потерял! Оскорблен и унижен по всем статьям! В свинском навозе сижу по самые уши!

- А разве это не перманентное состояние вашей жизни? - без усмешки спросил Афанасьев.

- Все зависит от точки зрения, - буркнул Альфред Викторович. Сегодня меня даже не пригласили к столу! Посадили вместе с лакеями и конюхами!

- Ай - яй-яй! Это мы поправим. - Афанасьев взялся за ручку дверцы. Идемте вместе со мной. Займете на поминках полагающееся вам место. Быть может, услышите или заметите что-либо полезное.

- Стойте! - испугался Альфред Викторович. - Вы что, хотите сделать из меня презренного стукача?

- А почему бы и нет? - задумчиво спросил Афанасьев. - Как я понимаю, вы на все способны.

- Ошибаетесь! - решительно ответил он. - Вы мыслите стандартно! Комаровский скажет "а", но не скажет "б"! Комаровский не переступить через определенную грань порядочности! Комаровский примет от женщины нижнее белье в качестве подарка, но никогда не ударит распоследнюю шлюху по лицу! Комаровский...

- Комаровский - дерьмо в фиалках. Так будет короче. Пошли.

- Подождите, - вяло принялся сопротивляться Альфред Викторович. - Мне неудобно. Я был с позором выдворен в тот раз и сегодня... Я не удостоен чести.

- Полноте вам кривляться, Альфред Викторович. - раздраженно ответил Афанасьев. - Как у вас хватает всю жизнь терпения кого-то изображать из себя всю дорогу? Аферист вы, и есть аферист! Спасайте же свою шкуру, чтоб не загреметь по крупному. Идемте, быть может, разом найдете своего свидетеля.

- Я вас не понимаю. - осторожно ответил Альфред Викторович.

Они выбрались из салона фургона и пошли к воротам виллы. Альфред Викторович предполагал, что, как всегда на крупных и многолюдных поминках, кто-то из гостей уже забыл про траур, изрядно хлебнул поминального зелья и теперь уже поет песни, но темпа местных гостей все же не учел. Впрочем - не местных, а столичных: навстречу им трое парней несли на руках любимицу русского народа исполнительницу народных песен Машеньку Лопатину, а та, провиснув на сильных молодых руках, во все свое могучее горло исполняла куплет собственного, видать, сочинения.