– Тут противотанковой рвать надо, – сказал Степан.

Хотели попробовать отодрать доски на окнах, но гитлеровцы и полицаи стреляли из автоматов и не подпускали близко.

– Да что ж это, долго мы будем с ними в бирюльки играть? – обозлился Степан. – Эй вы, полицаи! – крикнул он громко. – Сдавайтесь, не то весь дом взорвем, взлетите вверх тормашками. Выходи, кому жизнь дорога!

Осажденные не отвечали.

– Тащи жердь! – распорядился Степан.

Ленька с Митяем побежали на огороды, вывернули из городьбы длинную жердь и притащили к дому. Степан подвязал на ее конце несколько пачек тола, приладил взрыватель, заложил шнур. Шест прислонили к стене так, что заряд оказался в простенке между окнами. Подожгли шнур. Укрывшись за домом, ждали взрыва. Притихли и гитлеровцы, недоумевая, почему партизаны прекратили атаку. Прошло три, пять минут – шнур сгорел, а взрыва не получилось.

– Ленька, ищи вожжи, да живо! Поставим упрощенный взрыватель.

В отряде Степан считался специалистом-подрывником.

Ленька толкнулся в одну, в другую хату. Ему не открыли. Люди не спали, но открывать боялись. Около третьей избы стояла лошадь, запряженная в телегу. Ленька собрался стучать, но заметил, что дверь не закрыта. Вошел в сени. В избе слышался топот ног, сдержанный говор. Ленька приготовил винтовку и заглянул в дверь. Он не поверил своим глазам – посреди избы стоял дядя Василий и торопил суетившихся женщин. Старуха одевала сонного мальчика, а молодая увязывала в одеяло собранные наспех вещи.

– Да собирайтесь вы скорее, бабы! – говорил дядя Василий. – Барахло это еще десять раз наживете. Ну, куда тебе рогачи нужны? – обрушился он на старуху, которая, одев мальчика, начала полотенцем связывать рогачи. – На кой леший они тебе в лесу? Пошли!

– Дядя Василий, – окликнул Ленька, – здесь у вас вожжи есть?

– А ты чего здесь? – уставился на него дядя Василий.

– Вожжи ищу. Для взрывателя. Фашистов будем глушить, как чухмарем. Есть вожжи-то?

Но он и сам уже приметил вожжи, висевшие на деревянном гвозде.

– Возьми, – сказала старуха, – да принеси смотри!

– Куда это он тебе принесет? – теряя терпение, спросил дядя Василий. – Аль вожжи здесь ждать будем?

– Это уж я так, по привычке, – ответила хозяйка. – Бери, бери, милый. Куда они нам, вожжи-то?

Ленька схватил пеньковые вожжи и выбежал из избы. «Чего это дядя Василий мудрит? Кого это он увозит?» – подумал он, но размышлять не было времени.

Степан уж, наверное, ругается, что Ленька замешкался.

К упрощенному взрывателю привязали вожжи. Степан снял предохранительную чеку, и шест с зарядом тола снова поставили в простенок.

– Отходи! – предупредил всех Степан.

Но гитлеровцы почуяли неладное. Из верхнего окна одна за другой полетели гранаты.

– Ложись! – крикнул кто-то.

Все бросились на землю. Упал и Ленька; рядом с собой он увидел деревянную рукоятку, торчавшую одним концом в колее дороги. «Не граната ли?» – успел подумать он. В этот момент земля рядом с ним вспыхнула желтым огнем. Взрыва он не услышал, да и вообще больше ничего не чувствовал. Не помнил он, как его оттащили за угол, не видел, как взорвался снаряд, разворотив простенок в верхнем этаже.

Очнулся Ленька в телеге от резких толчков. Боли он не чувствовал. Хотел встать – и не смог. В ногах, руках, во всем теле ощущалась невероятная слабость. Ленька повернул голову и увидел дядю Василия. Он шел рядом с подводой, а на телеге сидели мальчик и две женщины, которых Ленька видел ночью. Наступил рассвет, но все вокруг продолжало оставаться серым. Глаза затянуло дымчатой пеленой, а в ушах стоял звон. Звуков Ленька почти не слышал, казалось, что уши его плотно заткнуты ватой. Он снова закрыл глаза.

На другой день Ленька попробовал выбраться из шалаша, в котором жили они с Митяем и дядей Василием. Слабость почти прошла, возвратился слух, но он удивился, что на улице был снова рассвет. Сероватый призрачный свет чуть-чуть брезжил. Неужели он так долго проспал!.. С крынкой молока подошел дядя Василий.

– Ну, голубь, под счастливой звездой ты родился! Ожил, говоришь? Вот лезешь все куда не надо. На-ка молочка попей. От контузии это лучшее средство.

Ленька с удовольствием прильнул к крынке. Передохнув, он спросил:

– А чего ты так рано встал, дядя Василий?

– Как это рано? Вечереть скоро начнет, а ты – рано… Я уж в деревню за молоком сходить успел.

– А я думал, только светает. Все серо кругом.

– Это у тебя в глазах темно. От контузии. День-другой – и оправишься. Степан говорил: колея спасла. Иначе быть тебе на том свете. Граната около головы рванула…

Дядя Василий уложил Леньку в шалаше и ни в коем случае не велел вставать. Он походил сейчас на заботливую няньку: поправил постель, сделанную из веток, принес травы и разостлал ее ковром в шалаше.

– Так дышать легче, – объяснил он. – А ты лежи. Скоро Митяй с разведки придет, повеселей тебе будет.

На другой день Ленька чувствовал себя лучше, а еще через день ему казалось, что он совершенно здоров. Молодой организм быстро преодолевал недуг.

За эти два дня у Леньки в шалаше перебывали почти все. Был и Василий Григорьевич, и Гвоздев, и Степан, и другие партизаны. Дяде Василию даже пришлось ограничить доступ к больному.

– Видал? – говорил он. – Здорово, значит, все тебя любят…

В разведку Леньку еще не пускали, и он томился от безделья. Он сидел в тени берез и от нечего делать мастерил свисток. Свистки и дудки Ленька умел делать разные – для игры, для свиста, для приманки птиц. Казалось, Ленька так увлекся работой, что для него сейчас ничего, кроме свистка, не существовало. Но обострившийся в разведках слух не пропускал ни малейшего шороха. Вдруг Ленька насторожился: кто-то пробирался сквозь кусты. На полянку вышел человек в пиджаке и косоворотке. Ленька замер. Потянулся за винтовкой, но ее при нем не было. А человек спокойно прошел мимо, похлестывая по сапогам срезанным прутиком. Бежать за винтовкой – значит упустить предателя. Ищи его потом! Нет, лучше выследить.

Ленька пошел следом.

Он крался в некотором отдалении, прятался за кустами, в высокой траве, а незнакомец уверенно шел прямо к штабному блиндажу. Сквозь зелень кустов Ленька увидел, как человек подошел к блиндажу, поздоровался с Гвоздевым. Из землянки вышел Василий Григорьевич. Втроем они начали о чем-то разговаривать. Ленька недоумевал. Что такое? Неужели предатель втерся в доверие? Действовать он решил немедленно. Жаль только, самозарядки нет! Единственное оружие – финский нож.

Ленька спрятал нож в рукав и вышел из своего укрытия. Он подошел к Гвоздеву, стоявшему ближе других, отозвал его в сторону.

– Товарищ командир, – зашептал он ему на ухо, – с вами предатель стоит! Мы его с немцами видели, с офицерами…

Гвоздев выслушал взволнованные слова Леньки и вдруг расхохотался.

– Володя, – позвал он, – иди-ка сюда! Познакомься с нашим разведчиком – Леонид Голиков, бывший ученик Мухарева.

Ленька в недоумении заморгал глазами. Левая его бровь поднималась все выше. А человек, которого командир назвал Володей, подошел и взглянул на Леньку.

– Здравствуй… Вроде видел я тебя где-то? Или ошибаюсь?

– У немецкой столовой… с офицерами… немецкими… Но как же так? – повернулся Ленька к Гвоздеву.

– А вот так! Разведка, брат, дело хитрое! А это у тебя что?

– Финка, – смущенно ответил Ленька, засовывая нож за голенище.

– А ведь это он тебя, Володя, хотел… ножом-то, – рассмеялся Гвоздев. – Вот как у нас встречают! Нет, Ленька, это наш человек. Будь спокоен. Здоровье-то как? А то скоро опять в разведку!

Ленька пошел назад. Уже из-за кустов он услышал, как Гвоздев говорил:

– Насчет семьи не тревожься, Володя. Она теперь в безопасности. Первым же самолетом и отправим. Все будет в порядке.

Ленька все же так ничего толком и не понял. Только вечером ему кое-что рассказал дядя Василий.

– Этот Володя такой разведчик, каких мало! Полгода, считай, к фашистам в доверие втирался. Раньше капитаном в армии был. Ему поручили шпионов к нам засылать. А он заслал последнюю партию да со списками и сам следом. Ты болел, а за это время во всех отрядах шпиков дюжины две взяли. Вот он какой! А в ту ночь, когда подшибло тебя, я его семью вызволял. Оставить ее никак невозможно было. Всех бы убили, не посмотрели…