Василько набрал в руки камешков и, придя под город с татарами, начал кричать так: "Эй ты, холоп Константин, и ты, другой холоп Лука Иванкович, это город брата моего и мой, сдавайтесь!" - и с этими словами трижды бросил камни оземь.

Боярин Константин, стоя на стене с горожанами, понял, что означало это бросание камней: Василько, не смея сказать словами того, что хотел, давал им знак, чтобы они не делали того, что он им приказывал на словах.

"Ступай прочь, - закричал боярин Константин, - а то мы тебя хватим камнем в лицо; ты уже теперь не брат своему брату, а враг его".

Татары рассказали Бурандаю то, что слышали, и Бурандай был очень доволен Васильком. Брать укрепленные города осадою было не в духе татар, и потому-то татары так настаивали, чтобы в покоренной ими земле не было укрепленных мест.

Татары отступили.

Бурандай приказал Васильку идти с собой на Польшу. Василько поневоле должен был опять повиноваться и быть свидетелем и участником разорения края. Татары взяли приступом Судомир (Сендомир) и перебили всех жителей, не щадя ни пола, ни возраста, когда последние выбежали в поле из разоренного города. Наделавши опустошений в Польше, Бурандай удалился в свои становища в приднепровской Украине.

Итак, все задушевные предположения Данила разрушились. Запад обманул его. Он должен был понять, что с этой стороны нельзя ждать Руси спасения от татар. Его сношения с папой не привели ни к какому желанному результату, ни для него, ни для папы. Данило хотел помощи против завоевателей и только ради этой помощи искал покровительства папы; папская политика имела в виду одно: обольстить русских и подчинить их церковь своей власти, в каком бы материальном положении они ни оставались. Понятно, что Данило, видя себя обманутым со стороны Запада и видя бессилие папы для своих целей, не хотел более знать его. Папа Александр IV еще в 1257 году писал ему буллу с горькими укорами за то, что он не оказывает никакого повиновения папскому престолу, и грозил церковным проклятием. Данило уже не обращал внимания на эти угрозы. В этом деле Данило вел себя вполне честно и безукоризненно: он не хитрил, а говорил открыто, что ему нужна действительная помощь против врагов, и только под этим условием обещал признать духовную власть римского первосвященника, притом не иначе, как тогда, когда будет созван собор, долженствующий установить соединение церквей. Ни того, ни другого не было сделано со стороны папы, который, в сущности, не в состоянии был исполнить того, что обещал. Понятно, что Данило мог считать свою совесть спокойною, отвернувшись от папы.

Обнаженная от своих укреплений, Русь стала более прежнего открытой для литовских набегов. Литовцы, отмщая русским за татарский поход, сделали вторжение на их землю, но были прогнаны и разбиты Васильком. Вслед за тем в 1262 г. в Литве произошел переворот: Миндовг, обратившийся опять к язычеству, был убит. Сын его Войшелк, оставив на время монашеский чин, принял звание литовского князя, перебил врагов Миндовга и готовился снова идти в монастырь, предоставляя княжение сыну Данила Шварну. Среди этих событий в 1264 году Данило, еще прежде впавший в болезнь, скончался в Холме и погребен там в построенной им церкви Богородицы.

В судьбе этого князя было что-то трагическое. Многого добился он, чего не достигал ни один южнорусский князь, и с такими усилиями, которых не вынес бы другой. Почти вся южная Русь, весь край, населенный южнорусским племенем, был в его власти: но не успевши освободиться от монгольского ига и дать своему государству самостоятельного значения, Данило тем самым не оставил и прочных залогов самостоятельности для будущих времен. По отношению к своим западным соседям, как и вообще во всей своей деятельности, Данило всегда отважный, неустрашимый, но вместе с тем великодушный и добросердечный до наивности, был менее всего политик. Во всех его действиях мы не видим и следа хитрости, даже той хитрости, которая не допускает людей попадаться в обман. Этот князь представляет совершенную противоположность с осторожными и расчетливыми князьями восточной Руси, которые, при всем разнообразии личных характеров, усваивали от отцов и дедов путь хитрости и насилия и привыкли не разбирать средств для достижения цели.

Не прошло ста лет после Данила, и в то время, как в восточной Руси возникали прочные начала государственного единения, южная Русь - явившись еще в XIII веке на короткое время в образе государства под властью князя, получившего титул монарха между европейскими государями - не только распалась, но сделалась добычею чужеземцев. К такой судьбе бесспорно приводило ее географическое положение, близкое соседство с Европою. Восточною частью южной Руси завладели литовцы, западною - поляки, и, по соединении последних между собою в одну державу, южная Русь на многие века была оторвана от русской земли, подвергаясь насильственному давлению чуждых стихий и выбиваясь из-под их гнета тяжелыми, долгими и кровавыми усилиями народа. Но личность Данила Галицкого тем не менее остается благородною, наиболее возбуждающею к себе сочувствие личностью во всей древней русской истории.

1. Внука киевского князя Изяслава Мстиславича, известного в истории своей упорной борьбой сначала с суздальцами, а потом с Юрием Долгоруким. Род Романа шел от Мстислава, старшего сына Мономаха.

2. У польско-литовских историков сохранилось сказание, будто он запрягал побежденных литовцев в плуги, заставлял их расчищать леса и обрабатывать землю, и будто, по этому поводу, на Руси о нем составилась пословица: "Зле Романе робишь, что литвином орешь". Но это известие, передаваемое уже в XVI веке, более чем через 300 лет после Романа, не имеет никакой исторической достоверности, тем более, что у русских того времени, смотревших на Литву, как на врагов, не могла удержаться пословица, осуждавшая суровость Романа над врагами.

3. Ветвь тюркского племени, близкая к торкам, печенегам, черным клобукам.

4. См. жизнеописание Мстислава Удалого.

5. Выборная городская правительственная должность.

6. Предводитель десятитысячного войска.

Первый отдел: Господство дома Св. Владимира.