Подъехал бригадир на коне.

- Куда смотришь? - накинулись на него женщины. - Волин смутил деревню! Доноси по начальству - пусть его к рукам прибирают!

Бригадир верил и не верил слухам, ходившим в деревне. Когда-то он был прилежным учеником у Николая Ивановича, любил старика.

- Женщины, - успокаивал он, - погодите!

- Чего годить? Кольку в амбулаторию повезли. Он так всех перекалечит, до одного!

- Может, это случайность?

- Какая случайность? - шумел народ. - К Осиповым пришел и сказал: не топите баню - сгорит. Сгорела!..

- У меня семьдесят два рубля... - затянула Марина.

- Кончать надо! Ты бригадир - принимай меры!

- Ладно, - сказал Лапшин, видя, что защита старика подливает лишь масла в огонь. - Поговорю с Николаем Ивановичем.

Вечером бригадир остановил коня перед домом учителя. Николай Иванович был один, вышел навстречу.

Ольга с учениками уехала в Жарове ставить концерт по случаю окончания учебного года.

- Здравствуйте, Николай Иванович, - поздоровался бригадир.

- Здравствуй, Сережа. Заходи... - пригласил Николай Иванович бригадира в комнату. - С чем приехал?

- Дело есть, Николай Иванович, - бригадир опустился на стул. - Дело, Николай Иванович... - повторил он.

- Какое дело?

- Да вот... - Бригадир не знал, как начать.

- Говори, говори, Сережа, - ободрил его Николай Иванович, как когда-то ободрял в классе.

- Бросьте вы это! - наконец решился Сергей.

- Что бросить? - спросил Николай Иванович.

- Предсказания эти.

- А-а-а... - сказал Николай Иванович.

- Деревня возмущена, - продолжал бригадир.

- Возмущена? - переспросил Николай Иванович.

- Может, вы и правильно делаете... - Для бригадира Николай Иванович по-прежнему оставался учителем, старшим советчиком. Сережа чуть-чуть робел перед ним, как когда-то робел у классной доски. - Может, оно все правильно, - говорил он, - да только не так что-то. Обижаются люди.

Николай Иванович молчал.

- Очень прошу вас, - бригадир истолковал молчание Николая Ивановича так, что учитель согласен с ним. - Бросьте вы ваши предсказания.

Но Николай Иванович думал о другом. Он вовсе не соглашался с Сережей. Он выполнит свою миссию до конца. Люди рано или поздно поймут, что он несет им добро, будут прислушиваться к его советам. Никому плохого он не желает.

- Значит, договорились? - спросил бригадир, поднимаясь из-за стола. - Вы эти штуки бросите!

Николай Иванович молчал. Старики - народ упрямый.

Однако все разрешилось неожиданным и даже трагическим образом.

Утром Николай Иванович надел очки и стал следить за соседкой Кирьянихой. Кирьяниха кормила утят. Утка у нее издохла, и утята доставляли Кирьянихе немало хлопот.

- Жрите, проклятые, - говорила она. - Да не разбегайтесь по всей деревне. Позавчера вас было четырнадцать, вчера тринадцать...

- Матрена Васильевна, - окликнул ее Николай Иванович, подойдя к забору.

- Чего тебе? - недовольно откликнулась Кирьяниха, она была старше Николая Ивановича и, несмотря на его обходительность, называла его на "ты".

- Не выпускайте утят со двора, - посоветовал Николай Иванович.

- Пошто?.. - подозрительно обернулась к нему старуха.

- Коршун... - сказал Николай Иванович. - Коршун побьет ваших утят.

- Не выпускать, значит? - спросила старуха.

- Не выпускайте, - обрадовался Николай Иванович - хоть один человек наконец-то его послушает.

- А что я их, - не без злости спросила старуха, - под юбкой держать буду? Целый-то день?

- Как знаете... - обиделся Николай Иванович. - Я вас предупреждаю.

- Предупреждаю... - ворчала старуха. - Ишь ты, предупредитель.

Она открыла калитку и всех до одного утят выгнала на улицу. Желтые шарики замелькали по дорожке, полезли под забор Николая Ивановича, рассыпались по двору.

И тут - не успела старуха прикрыть калитку - камнем с неба свалился коршун.

- Кыш! Кыш!.. - закричал и замахал руками Николай Иванович. Двое утят забились в лапах пернатого хищника.

- Кыш! - кричал Николай Иванович.

Одного утенка коршун все-таки уронил. Окровавленный комочек упал у ног Николая Ивановича. Учитель поднял его и понес во двор Кирьянихе, которая тоже размахивала руками и кляла, на чем свет стоит, коршуна.

- Вот... - сказал Николай Иванович, опуская птенца возле каменного корыта, в котором только что плескались утята. - Я вас предупреждал, - укоризненно обратился учитель к Кирьянихе.

- Предупреждал!.. - Жабой посмотрела на него Кирьяниха. А разреши спросить, на каком основании ты предупреждал?

Николай Иванович молчал, чувствуя себя опять оскорбленным.

- Молчишь?.. - Кирьяниха надвигалась на него как туча. Старый хрыч, вареная колбаса! Молчишь, говорю?.. Напялил очки - и молчишь? На каком основании ты узнал про коршуна? требовала объяснения Кирьяниха. - И за Осипову баню надо с тебя спросить, и за Кольку Синицына, и за семьдесят два рубля Маришкиных - за все надо спросить!

Николай Иванович пятился от разгневанной женщины. Кирьяниха наступала:

- На каком основании мутишь деревню? Пре-дупре-ждаю... передразнила она Николая Ивановича, очень похоже, как он произносил это слово. - Как ты узнал про коршуна?..

Дальше пятиться было некуда. Позади Николая Ивановича стояло корыто. Кирьяниха приблизилась вплотную к учителю.

- До каких пор будешь смущать жителей, домовой? Тебя спрашиваю!

Николай Иванович беспомощно моргал, опустив перед старухой руки по швам. Он абсолютно не умел обороняться в подобных случаях. Молча смотрел в брызжущий рот старухи с двумя или тремя испорченными зубами.

- Молчишь?.. - Кирьяниха содрала с носа Николая Ивановича очки и так трахнула их об корыто, что вдрызг полетели не только стекла, но и оправа.

- Вот тебе! - сказала старуха. - И коршун, и баня, и Колька - все вместе!

Николай Иванович пошатнулся и, как подкошенный, опустился на землю.

- Что вы наделали? Что вы наделали?.. - лепетал он.

В отчаянии шарил дрожащими старческими руками в траве, словно надеясь собрать осколки, склеить их, сложить воедино.

- Что вы наделали? - повторял он. - Вы не представляете, что вы наделали!..

Осколки шуршали, звенели в его руках, но ничего из них сделать было нельзя.

Ничего уже сделать было нельзя.