ГЛАВА 19

Фиона

Мне нужно было напомнить себе, почему Дикон меня раздражал, потому что я уже простила его за Снежка. Мне нечего было предложить моей лошади, кроме пренебрежения.

Но дело было не в этом. Какого черта Дикон делал в Лос-Анджелесе? Он не мог оставить меня в покое ни на минуту. Кто вообще знал, каким проблемам вселенского масштаба он подвергал себя, оставшись присматривать за мной? По всей видимости, двадцать журналистов держали под арестом, и его команда должна была их спасти, но нет. Фиона была в беде. Поэтому он остался, чтобы привезти ее лошадь в его конюшни.

Дикон водил Снежка по кругу в небольшом загоне. Он был одет в сапоги и удобные джинсы с плотной рубашкой, застегнутой на все пуговицы. Его предплечья были напряжены и подтянуты, а джинсы облегали бедра, как будто были сшиты для него. И он, и Снежок напоминали машины с хорошей мышечной массой, и я вздохнула.

— Эй, — обратилась я, присоединяясь к их прогулке. — Я думала, что тебе нужно быть там. — Я дернула головой в сторону, как и всегда делала, имея в виду Африку.

— Она может подождать. — Какой же чертов лжец.

— Ты не мог съездить туда и вернуться обратно.

— Я не ездил. Сошел с самолета до взлета.

Боже, нахер его.

— Я зла на тебя.

— За что?

— Я не разрешала увозить Снежка сюда. Это меня разозлило.

— В твоих словах злость отсутствует, — сказал он.

— Но я зла.

— Нет. Ты чувствуешь облегчение. У тебя есть повод остаться.

Дикон был так уверен в себе. Так сдержан. В мире не было женщины, которая не трахнулась бы с ним, так почему со мной должно быть иначе?

— Все и всегда имеет для тебя смысл? Например, ты хочешь оставить меня здесь, так что найдешь способ сделать это, и что это будет? Я имею в виду, даже я не знаю, чего хочу, поэтому ты просто думаешь: «О, а давайте я буду хотеть за нее?» Это то, что ты думаешь? В этом твоя сила?

— Прекрати притворяться, что не хочешь остаться со мной.

— Я не знаю, чего хочу.

Он остановился, дергая Снежка за уздечку.

— Ты хочешь быть здесь, и тебе нужно быть здесь. Когда ты уезжаешь, ты идешь на вечеринки. А когда ты идешь на вечеринки...

— Я ударила тебя, чтобы уйти от тебя!

— Ты не ударяла меня. Это сделали наркотики.

Я толкнула его. Дикон не сдвинулся с места, и я снова это сделала. Хотела разбудить его, чтобы показать ему то, чего он не видел.

— Ты поймал меня в ловушку. Заманиваешь меня таким вот дерьмом. — Я указала на свою лошадь.

— Тем, что становлюсь идеальным для тебя?

— Тем, что позволяешь мне вести себя, как шлюха.

— Это не так, и ты это знаешь.

— Ты становишься идеальным для всех моих самых худших порывов.

— Они — часть тебя. Как думаешь, что ты собираешься делать теперь? Устроиться в домике в Долине с разжалованным терапевтом? Родить двоих детей, принимать «Валиум» и трахать чистильщика бассейнов за его спиной? — Он приблизился ко мне с отведенной назад рукой, указывая на воображаемый дом в пригороде. — Ты лучше этого.

— Не лучше. Я даже недостаточно хороша для него. — Я сглотнула, потому что не собиралась этого говорить. Не «ради него», но эмоции роились настолько, что остановить слова не вышло.

— Правда? — сказал он. — Ты уже трахнулась с ним?

— Это не твое дело.

— Ты права. — В мгновение ока Дикон схватил меня за волосы. Он дернул их, пока я не посмотрела в его пронзительные голубые глаза. — Это не имеет значения. Не. Имеет. Ты — моя. Твой дом со мной. И ты можешь ударить меня еще сто раз, и я верну тебя. Потому что на этой земле нет другого мужчины, который поймет тебя так, как я, и ни одной женщины, которая поймет меня.

— Отпусти меня.

— Никогда. — Он скрутил мое тело под себя. Его зубы были стиснуты, отчего его челюсть казалась более сильной, более плотной, более квадратной. Он был красив, когда его охватывала власть или гнев.

— Я забыла...

Он опустил меня на колени.

— Забыла что? Это? Как сильно тебе это нужно?

— Мое стоп-слово, — сказала я. — Я забыла его.

Его реакция была немедленной, и он отпустил меня. Я все еще стояла на коленях, руки погрузились в высушенные листья и иглы.

— Что он собирается делать, когда тебя нужно будет сломить?

— Ничего, — Я встала, дрожа от нервов. — Он не ты. Никто не будет тобой.

— Ты его любишь?

Я ответила не сразу. Просто посмотрела в лицо человеку, которого полюбила первым, и всегда любила бы. Я причинила ему боль. Каждый день оставалась с ним, пробивала его броню, и, если я уйду, то оторву эту броню совсем. Это было несправедливо. Он был слишком силен, слишком уверен, чтобы позволить мне сделать это с ним. Я не хотела отвечать. Не была готова принять то, как это повлияет на него.

— Ты. Его. Любишь?

— Нет, — прошептала я.

Он удивил меня, улыбнувшись.

— Нет, конечно, нет. Ты не можешь.

Он положил ладони на мои скрещенные руки. Прикоснувшись кожей и костяшками, прижав подушечку большого пальца. Ладони мужчины. Руки, ушибленные и завязанные, с пальцами, которые исчезли в моем теле. Я не могла отрицать их. Мои руки упали по бокам. Я практически застонала, когда проснулась моя пульсирующая киска. Эллиот оставил меня неудовлетворенной, и вот Дикон, готовый взять меня.

— Я не хочу, чтобы меня спасали, — сказала я. — Больше не хочу.

— Тебя никогда не нужно было спасать. Тебе лишь нужно было быть сломленной. — Он коснулся моих губ подушечкой указательного пальца. — Помни это. Помни, что ты не обычная женщина. У тебя нет обычных потребностей.

Он наклонился, пока я не почувствовала его резкий запах, его доминирование, и я расплавилась.

— Открой рот, — прошептал он.

Я приоткрыла губы. Он положил два пальца, подталкивая их к горлу. Я размякла. Словно овсяная каша. Мысль о его уходе лишала меня сил.

— Любой может трахнуть тебя, — сказал он, трахая мой рот пальцами. — Я единственный, кто может сломать тебя.

Я застонала от его пальцев.

— Сними свои штаны, — приказал он.

Я расстегнула их и дернула до середины бедра. Холодный воздух ударил по заднице, и меня охватил момент беспокойства, который спугнул голос Дикона, когда он снова заговорил:

— Потяни рубашку вверх. — Он засунул пальцы мне в горло, и я взяла их, задыхаясь, когда потянула рубашку поверх моих сисек.

Он схватил мой проколотый сосок и ущипнул, потянул и одновременно перекрутил, используя серебряное кольцо в качестве рычага. Боль направилась прямо между моих ног. Дикон вытащил мокрые пальцы из моего рта и приложил их между моих ног, грубо пробегая мимо клитора и входя в мою киску. Я взвизгнула. Удовольствие напомнило выстрел.

— Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, котенок?

— Нет, — я ахнула, каждое выдох воплощал ложь.

— Чего хочет твоя мокрая киска?

— Моего разрушения.

Он скрутил клитор, и я снова закричала от удовольствия и боли. Я была близко. Так близко, что когда он снова потер клитор, я кончила, стоя посреди двора.

— Встань на колени, — приказал он.

Я встала, будто меня толкнули невидимыми руками, приземлившись на мягкую землю.

— Ползи к конюшням.

Со штанами на середине бедра и рубашкой, задранной до плеч, я поползла, глядя на усеянную листьями землю, задрав задницу вверх, чувствуя человека позади меня.

В последний раз, когда я была в таком положении…

Я сказала «нет».

В последний раз, когда я стояла на руках и коленях в небольшом лесу, меня изнасиловал психопат. Но мне не нужно было об этом думать. Это будет иначе, потому что я с Диконом. Я почувствовала давление на спину. Он толкнул меня ногой. Это было унизительно, но я была в безопасности и возбуждена тяжелым покалыванием ниже талии.

В каком-то смысле мне было скучно. Я хотела уйти, потому что это было более эффективно, и хотела поговорить с ним, невзирая на свое раздражение. Хотела просто трахаться. Просто покончить с этим.

Обжигающая боль на моей заднице оказалась неожиданностью.

— Ползи, котенок, — он снова ударил по моему заду ремнем. — К двери.

Я была потеряна в этом действии. Моя киска ощущалась тяжелой от влажности и похоти. Отказавшись от всех претензий на контроль, я взорвалась от желания.

Когда достигла конюшни, листья и грязь сменились деревянными досками.

— Остановись, — сказал Дикон.

Я послушалась. Он обошел вокруг меня, и я видела его грязные сапоги и отвороты джинсов. Он позволил концу ремня свисать перед моими глазами.

Затем присел.

— Посмотри на меня. — Его лицо было совершенно спокойным и властным. Голос звучал ровно и уверенно. — Ни один мужчина не сможет стать для меня угрозой. Не тогда, когда дело касается тебя.

— Да, Мастер.

Он нежно завязал ремень вокруг моей шеи, продев конец через пряжку. Он напомнил мне знак безопасности, который мы всегда использовали, когда мне чем-то закрывали рот.

— Щелкни пальцами, чтобы прекратить это.

И одним движением, столь быстрым и уверенным, он дернул его, пока не перекрыл мне воздух. Он поднял меня на колени, расстегнул джинсы и достал свой красивый член.

Только тогда позволил мне вдохнуть.

— Твое лицо — мое, для того, чтобы я мог его трахнуть. Открой рот.

Он крепче сжал застежку на затылке и сунул член мне в горло. На вкус он был как пот и кожа. Я держала рот открытым, пока он входил, используя ремень в качестве рычага, тяня мою голову туда, где он ее хотел. Удерживая ее на месте, когда погружал член глубже в мое горло повторными толчками. Мир потемнел, и он ослабил ремень, позволив мне вдохнуть, и начал снова.

В тот момент я отсутствовала. Боже, мне и правда было это нужно. Нужно было лишиться воли, не существовать без его удовольствия.

Он кончил мне в горло, липкая и горячая сперма коснулась языка. Я дышала через нос и принимала все, потому что это принадлежало мне.

Когда он закончил, то отпустил ремень, и я упала на четвереньки. Мои штаны все еще были вокруг бедер.

— Я думала, что я не сабмиссив. — В моих словах звучало смущение, я пыталась быть нежной. Это было отвратительное время, чтобы попытаться доказать, что доминант ошибается, но я не могла ничего с этим поделать.

— Я чувствую на тебе наркотики. И знаю только один способ передать сообщение.