Фиона
Как только мы проехали через ворота дома в Лорел Каньон, Дикон обхватил мое лицо ладонями и притянул к себе. Он поцеловал меня так, как мог целовать только Дикон, владея мной, посылая сообщение о том, что мой рот принадлежал ему. Я сдалась перед этим напором, позволяя его языку ударять по моему, позволяя его губам направлять мои в танце владения. Даже его рука была частью поцелуя, надавливая на мою челюсть. Я вдыхала его.
— С возвращением, — сказал он.
Секс никогда не был на первом месте, когда дело касалось Дикона. Секс был выбором. Кончить — не всегда означало опустошить его яйца на меня, хоть, когда он и желал этого, я была в экстазе. Кончить — означало доминировать надо мной. И когда я встретила его, мне понадобилось немало времени, чтобы понять это. Потому что я возбуждена и горяча, а он — мужчина. А мужчины хотят многого.
Но в Вестонвуде я забыла множество вещей. И когда я ступила на усыпанную листьями дорожку, я знала, что не была прежней.
Внутри все болело.
Я не знала, что чувствовать.
Я была растеряна. Та гусеница. Как она вгрызалась в лист. И боль. Та самая боль, которую я чувствовала сотни раз, но в этот я сказала «нет». Я не просила об этом. Это сбивало меня с толку и злило, потому что я не могла показать этого Дикону, ведь его реакция была чем-то, что я не могла контролировать.
Дом в классическом стиле, часть еще одной небольшой постройки в горах. Если здесь появятся койоты, он их пристрелит. Если появятся хиппи или наркоманы, он с ними разберется.
Отчего-то мне стало грустно. Я должна ощущать облегчение и безопасность, но все, что чувствовала, была долбаная грусть. Не пассивная тоска, нет. А такая, когда хочешь что-то разрушить.
Дом был меблирован коваными стульями ручной работы, на полу шерстяные ковры. Я видела это место, когда он купил его, но не проводила здесь время.
— Куда ты меня поселишь? — спросила я, чтобы не закричать.
— Сначала скажи мне, что не так.
Мы на пути к конфликту. Ранее мы решали их с помощью разговоров или шибари. Когда я передавала ему власть. В Вестонвуде он вырвал из меня мое воспоминание, не сказав, что делает. Полминуты трахал меня без рассудка. И сделал бы это снова, а я не знаю, смогу ли это выдержать. Если он раскроет меня, не уверена, что успею подумать до того, как он начнет планировать уничтожить Уоррена.
— Я устала, — ответила я. Мои внутренности закипали, словно смола, вонючая и бурлящая. Безудержно. Я хотела разрушить Уоррена. Хотела сделать это сама, и хотела, чтобы Дикон нахер отошел от меня.
— Можешь рассказать мне в постели, — Дикон взял меня за плечи. — Выговориться.
— Это просто стресс. Все это. То, что я с тобой сделала. Теперь я вышла и чувствую себя в заднице из-за этого.
И теперь ты лгунья.
Используй другие слова, чтобы описать себя.
Он не поверил мне.
Мы прошли в дом, и Дикон помог мне снять пиджак. Я не знала, что говорить. В доме были окна там, где у обычных домов были бы стены. Он оперся о стул и скрестил руки. На запястье красовалась кожаная повязка и серебряный браслет с гравировкой пера на нем. Волосы идеально уложены гелем, а руки строили заборы и копали канавы. Они спускали курок и вязали веревки.
— Дикон, я… — слова меня подводили. Жили сами по себе.
Он поднял меня и двинулся в сторону спальни, а я опустила голову на его плечо.
— Мне жаль, — прошептала я.
— Я знаю.
Дикон положил меня на кровать. Еще не стемнело, но я чертовски устала, потерявшись в одеяле, как в море белой пены.
— Думаешь, наши пределы сдвинулись? Ты думал когда-нибудь, что позволишь кому-либо причинить тебе подобную боль? — Слова сорвались, словно беженцы. Я и секунду о них не думала, и вот где оказалась — смотрела, как они убегают в поле без оглядки.
— Почему ты спрашиваешь? — без упрека спросил Дикон.
Он как будто сошёл со страницы журнала. Яркий, словно ангел, с румянцем на коже, со светлой бородкой, с волосами, спадавшими по бокам и слегка вьющимися. Безупречен и надежен. Как желание, которое загадываешь, подув на одуванчик.
Он поднял руку и провел большим пальцем по моим губам. Мне внезапно захотелось раскрыть их для него. Хотелось быть вновь сломленной сейчас, прямо сейчас. Я не хотела ждать, пока поймаю Уоррена или ждать, пока заживет мой зад. Я хотела разбиться для него, словно яичная скорлупа.
И в то же время, я не хотела ничего из этого. Мои намерения толкали друг друга в спину.
— Я не знаю. — Попытка не заплакать была самым очевидным знаком, что что-то было не так, и я не хотела, чтобы он знал. Пока. Так что я не заплакала. Я просто знала, что мои пределы сместились от туманной линии на мили и мили вдаль от бетонной стены, о которую я только что разбилась вдребезги.