Подин. Мы пойдем под этим флагом, и с нами парни из каменоломни? Неужели его они ждут? Значит, скоро будем брать Дом на площади? Там сколько хочешь оружия, и богатств хватит на весь мир, целые комнаты забиты гинеями. Вот уж тогда натрем башмаки воском, а лошадям сделаем серебряные подковы!
Мартин (поднимая флаг). Пока нас мало, но армия Единорогов будет большой армией! (Обращается к Джонни.) Почему ты принес весть мне? Ты помнишь еще что-нибудь? Еще что-нибудь было? Ты пил, и туман, мешавший твоему разуму, рассеялся... Ты видишь или слышишь что-нибудь неземное?
Джонни. Нет. Не знаю, что вы хотите от меня услышать.
Мартин. Я хочу начать разрушение, но не знаю, откуда начать... Ты слышишь голос?
Джонни. Нет. Я с масонами и ведьмами дел не имею.
Подин. Бидди Лалли у нас ворожит. Она часто бросает кружки и, совсем как Колум Килле, говорит, что будет.
Мартин. Ты все знаешь. Скажи, откуда нам лучше начать и чем все закончится?
Бидди. Понятия не имею. Давно уж ничем таким не занималась. У меня суставы больные.
Мартин. Если ты что-то знаешь, то не имеешь права молчать. Помоги мне, иначе я могу пойти не туда. Мне известно, что я должен разрушать, но, когда я спрашиваю себя, с чего начать, меня берет сомнение.
Подин. Кружки вот, к тому же недопитые.
Бидди (берет две кружки и переливает содержимое из одной в другую). Брось белые деньги на четыре стороны.
Мартин. Вот! (Бросает монеты.)
Бидди. Без серебра ничего не получится. Мне от этого ничего не достанется. Еще и золото придется бросить.
Мартин. Вот гинея для тебя. Скажи, что ты видишь.
Бидди. О чем ты хочешь узнать?
Мартин. С кем я должен сразиться вначале... У меня непомерная задача... Наверное, со всем миром....
Бидди (переливает содержимое из одной кружки в другую и смотрит на дно). Ты не думаешь о себе. Ты приехал из-за моря, и не очень давно. Впереди тебя ждет лучший день в твоей жизни.
Мартин. Что это значит? Что я должен сделать?
Бидди. Я вижу много дыма. Пожар... Дым поднимается высоко над головой.
Мартин. Значит, мы должны сжечь все, что люди построили на земле. Они должны начать свою жизнь заново на зеленой пустоши, как это было сразу после Творения.
Бидди. Я вижу травки для моих снадобий, большую траву и маленькую травку, а ведь они точно берут жизнь из земли.
Джонни. Кому принадлежала зеленая Ирландия в давние времена? Разве не тем людям, которые жили тут? А кто владеет ею теперь? Те, что пришли из-за моря. Смысл в том, что надо разрушить большие дома и города, а поля и луга отдать потомкам древней расы.
Мартин. Да, да. Ты говоришь другие слова, но это не имеет значения. Впереди битва.
Подин. Вот слова Колума Килле: сначала будут сожжены четыре угла, а потом сгорит середина поля. Я вам говорю, таким было пророчество.
Бидди. Я вижу железные наручники, веревку и виселицу, но, наверное, они не для тебя, а для кого-то хорошо мне знакомого с давних времен.
Мартин. Это Закон. Мы должны уничтожить Закон. Вот он – первый грех, первый кусок яблока.
Джонни. Вот, вот. Теперешний Закон – самое худшее зло. Прежний Закон был всем на пользу, а в Законе англичан один грех.
Мартин. Когда не было законов, мужчины воевали друг с другом, а не как теперь, с машинами, которые делают в городах, и они были сильные телом. Они были похожи на Него, Который создал их по Своему подобию, словно еще не было грехопадения. А теперь они хотят спокойной жизни, как будто покой значит больше, чем сердечное веселье, и взгляд у них от страха стал печальным и пристальным. Мы должны победить и уничтожить законы.
Джонни. Вот и я говорю. Уничтожим законы и выставим вон англичан. Они писали законы для своего блага, а нам ничего не оставили, не больше, чем псу или свинье.
Бидди. Я вижу старого священника, одного, в полуразрушенном доме, правда, не скажу, тот ли это священник, что был тут, или другой. Чем-то он напуган или расстроен и не находит себе места.
Мартин. Так я и думал. Церковь, тоже – ее тоже нужно уничтожить. Когда люди боролись со своими страстями и страхами, так называемыми грехами, в одиночку, их души закалялись и крепли. Вот, очистим землю, уничтожим Закон и Церковь, и жизнь станет подобной языку пламени, огненному глазу... О, как мне найти слова... Все, что не настоящая жизнь, исчезнет.
Джонни. Он говорит о церкви Лютера и о хромой Библии заморского Кальвина. Мы уничтожим ее и положим конец всему.
Мартин. Мы выйдем против всего мира и победим его. (Встает.) Мы – армия Звездных Единорогов! Мы разнесем его на кусочки. Мы завоюем мир, мы сожжем его. Отец Джон сказал, что мир уже давно должны были сжечь. Несите огонь.
Эндрю (обращается к Попрошайкам). Томас идет. Прячьтесь! Вам надо спрятаться.
Все, кроме Мартина, убегают в другую комнату.
Входит Томас.
Томас. Мартин, пойдем со мной. В городе творится что-то ужасное! Зло вышло наружу. Происходят непонятные вещи!
Мартин. О чем ты говоришь? Что случилось?
Томас. Послушай, надо это остановить. Мы должны позвать всех приличных людей. Похоже, будто сам дьявол промчался тут, как ураган, и пооткрывал все кабаки!
Мартин. С чего бы это? Может быть, действует план Эндрю?
Томас. А ты не имеешь никакого отношения к тому, о чем я сказал? В нашем приходе, да и соседских тоже не осталось ни одного человека, который бы не бросил свою работу, будь то в поле или на мельнице.
Мартин. Никто больше не работает? А неплохо Эндрю сообразил.
Томас. Нет ни одного мужчины, который не напился или не собирается напиться! Мои собственные рабочие, да и продавцы тоже сидят без дела на прилавках и бочках! Клянусь, от тамошней вони, криков и здравиц у меня волосы стали дыбом на голове!
Мартин. И всем им сам черт не брат!
Томас (в отчаянии садится). Ты тоже напился. Вот уж никогда не думал, что и тебе это нравится.
Мартин. Ты не понимаешь, потому что всю жизнь работал. Ты говорил себе каждое утро: "Что я должен сегодня сделать?" А когда уставал от работы, то думал о том, что будешь делать завтра. Если же давал себе поблажку на часок, потом старался наверстать упущенное. Нет, лишь бросив работу, человек начинает жить.
Томас. Все это от французских вин.
Мартин. Я побывал за пределами земли. В Раю, в тамошних счастливых местах, я видел сияющих людей. Они все чем-то занимались, но ни один из них не трудился. Собственно, они так отдыхали, и все их дни заполнены танцем, рожденным тайным неистовством их сердец, или битвой, в которой мечи скрещиваются со звоном, словно со смехом.
Томас. Ты был трезвым, когда мы расстались. Почему никто не присмотрел за тобой?
Мартин. Разве человек живет? Ведь Рай – это когда жизнь бьет ключом, когда все, к чему он днем прикладывает руки, ведет его от восторга к восторгу, когда в ночной тиши он возвышается до безрассудных размышлений. То, что получаешь без радости, как будто и не получаешь вовсе, лишь омрачаешь этим жизнь, а настоящую радость ощущаешь, лишь если тысяча лет кажется мгновением.
Томас, А я-то хотел послать тебя с каретой в Дублин!
Мартин (отдает флаг Подину). Дай лампу. Свет еще не зажгли, а миру пора сгореть!
Уходит в дверь, ведущую внутрь дома.
Томас (замечает Эндрю). И ты здесь? А что тут делают бродяги? Почему дверь открыта? Почему ты не следишь за порядком? Я иду за полицейскими!
Эндрю. Их теперь не найти. Они тоже разбрелись по кабакам. А почему бы нет?
Томас. Ты напился? Да еще хуже Мартина! Позоришь меня!
Эндрю. Кто кого позорит? Разве не ты обижаешь меня, изводишь меня, унижаешь меня! Разве не ты сделал из меня ханжу и лицемера?
Томас. О чем ты говоришь?
Эндрю. Говорю, как есть! Разве не ты вечно внушал мне, что я должен быть, как все, и работать день и ночь и обходиться без друзей, думать лишь о нашем деле? А на что мне твое дело? Один раз мне привиделось золото фей в горах. Надо было отыскать его и стать богатым, да ведь ты не давал мне шагу ступить.