Когда растишь маленького звереныша, одна из главных задач — утеплять его на ночь. Как ни странно, за этим надо следить и в тропиках, поскольку с приходом темноты становится заметно прохладнее. В нормальных условиях детеныш, понятно, находит тепло и укрытие в шерсти матери. Грелки, как я убедился, плохой заменитель. Очень уж быстро они остывают, надо несколько раз за ночь вставать, чтобы наполнить их горячей водой. А это довольно утомительно, когда на твоем попечении не только куча детенышей, но и целая коллекция взрослых животных. В большинстве случаев ты просто-напросто забираешь малышей к себе в постель. И быстро привыкаешь спать в одном положении, время от времени просыпаясь, чтобы повернуться на другой бок и не раздавить при этом кого-нибудь из своих питомцев.

Мне доводилось одновременно делить ложе с детенышами самых различных видов. Были дни, когда на узкой раскладушке вместе со мной спали три мангуста, две мартышки, белка и юный шимпанзе. Каким-то чудом еще оставалось место для меня. Казалось бы, в ответ на такую заботу можно рассчитывать на толику благодарности. Увы, слишком часто бывает иначе. Одним из своих самых живописных шрамов я обязан юному мангусту, который посчитал, что я чересчур замешкался с бутылочкой. Когда меня спрашивают про этот шрам, приходится отвечать, что на меня напал ягуар. Кто же поверит, что на самом деле это след схватки под одеялом с детенышем мангуста.

Впервые мое знакомство с удивительным маленьким животным, известным под названием кусимансе, состоялось в Лондонском зоопарке. Я зашел в Дом грызунов, чтобы поближе рассмотреть несколько симпатичных западноафриканских белок. Мне предстояло отправиться в первую в моей жизни зоологическую экспедицию, и я полагал, что работать будет тем легче, чем больше я узнаю про животных, населяющих великие дождевые леса.

Посмотрев на белок, я пошел дальше, заглядывая в другие клетки. Внушительная табличка на одной из них извещала, что здесь содержится обитатель Западной Африки — кусимансе (Crossarchus obscurus). Сколько я ни присматривался, видел только равномерно вздымающийся пук соломы; при этом до моего слуха доносился тихий храп. Полагая, что мне непременно предстоит встреча с этим животным, я счел себя вправе разбудить его: пусть покажется.

В зоопарках есть правило, которое я строго соблюдаю (и другим советую соблюдать): нельзя мешать спящим животным, тыкая в них палками или бросая орехами. И без того их не так часто оставляют в покое. Тем не менее на сей раз я преступил запрет, проведя несколько раз ногтем большого пальца по прутьям решетки. По правде говоря, я не ждал особого эффекта от своего маневра, однако солому словно разметало взрывом, и в ту же секунду показался гибкий курносый нос, а за ним крысиная мордочка с аккуратными ушками и живыми любопытными глазами. С минуту эти глаза изучали меня, затем остановились на кусочке сахара, который я тактично поднес к решетке, после чего зверек, издав по-девичьи тонкий визг, стал лихорадочно выбираться из окутывавших его соломенных покровов.

Пока из соломы торчала одна голова, мне представлялось, что зверек небольшой, величиной с обыкновенного хорька, но когда он вышел наконец на свободу и заковылял по полу, меня поразило его толстое, как шар, и относительно крупное тело на коротких ножках. Досеменив до решетки, кусимансе набросился на сахар так, словно ему впервые за много лет наконец предложили что-то приличное.

Передо мной, судя по всему, был мангуст, но очень уж непохожий на виденных мною прежде мангустов: подвижный курносый нос, горящие каким-то фанатичным блеском глаза… И я уже не сомневался, что габариты его — плод обжорства, а не продукт природы. Коротенькие ноги оканчивались стройными лапами, и, труся по клетке, тучный зверек перебирал ими так часто, что они почти сливались. Принимая от меня очередное лакомство, он всякий раз взвизгивал, точно укоряя меня за то, что я подбиваю его нарушать диету.

А я был так очарован, что не успел опомниться, как уже скормил лакомке весь припасенный сахар. Убедившись, что угощения больше не будет, зверек страдальчески вздохнул и затрусил обратно к своей постели. Через две-три секунды он опять крепко спал. И я твердо решил: если только в той области, куда я еду, водятся кусимансе, все сделаю, чтобы добыть себе хоть одного.

Три месяца спустя я находился в сердце дождевых лесов Камеруна, и мне представились неограниченные возможности поближе познакомиться с кусимансе. В этих краях они входили в число наиболее распространенных представителей рода мангустов. Сидишь в тайнике в лесу, подстерегая совсем других животных, смотришь — идет кусимансе.

Первый из них неожиданно для меня вынырнул из зарослей на берегу небольшой речушки. Долго я смотрел с улыбкой, как он демонстрирует свое искусство краболова. Войдя в мелкую воду, зверек длинным курносым носом (надо думать, он при этом задерживал дыхание) принялся переворачивать все камни на дне, пока не напал на крупного черного пресноводного краба. Ни секунды не медля, схватил его зубами, быстрым движением головы выбросил на берег и сам, пища от радости, выскочил следом, после чего затеял пляску вокруг своей жертвы, покусывая ее. В конце концов он умертвил добычу. Но когда один особенно крупный краб изловчился ущипнуть клешней вздернутый нос охотника, я не мог удержаться от смеха, и мангуст улепетнул в лес.

В другой раз мне довелось наблюдать, как курносый мангуст без особого успеха пытался, применяя ту же тактику, ловить лягушек. Видно, это был еще молодой и неопытный лягушколов.

Он долго рыскал кругом и принюхивался, наконец, обнаружив лягушку, швырял ее на берег, но, пока сам добирался до суши, опомнившаяся добыча давно уже успевала вернуться в воду, и приходилось начинать все сначала.

Как-то утром один местный охотник принес ко мне в лагерь небольшую корзину из пальмовых листьев, в которой лежали три удивительнейших крохотных существа. Сами величиной с новорожденных котят, совсем малюсенькие ножки, какие-то облезлые хвосты. Торчащая кисточками ярко-рыжая шерстка придавала им сходство с не совсем обычными ежами. Пока я рассматривал их, пытаясь определить, они подняли свои маленькие рожицы и уставились на меня. При виде розовых упругих носиков я тотчас понял, что это кусимансе, притом совсем юные, потому что глаза у них только что открылись, а зубы и вовсе не прорезались. Я был весьма доволен таким приобретением, но, когда, расплатившись с охотником, начал прикидывать, как кормить этих младенцев, понял, что задача эта может оказаться непосильной для меня. Я вез с собой целый запас бутылочек, однако соски были слишком велики. Пришлось прибегнуть к старому приему: наматываешь на спичку вату, макаешь в молоко и даешь детенышам сосать. В первую минуту звереныши приняли меня за чудовище, которое вознамерилось их задушить. Они пищали, отбивались; не успеешь засунуть малышу ватку в рот, как он сразу же выталкивает ее язычком. К счастью, они довольно скоро открыли, что ватка пропитана молоком. После этого все пошло гладко, если не считать того, что малыши, увлекшись, иной раз обламывали и глотали кончик спички.

Первое время я держал детенышей в корзине подле своей кровати: самое удобное место, если учесть, что приходилось среди ночи вставать и кормить их. Неделю-другую они вели себя образцово, большую часть дня спокойно лежали с раздувшимися животиками и подергивающимися лапками на своей постели из сухих листьев. Только в часы кормления они оживали и принимались ползать по корзине, топча друг друга и громко пища.