Николай (сухо). Они могли бы не беспокоиться об этом. Мы найдем убийцу без их помощи.
Захар. Мне кажется, лучше, если они сами... да...Завод мы решили открыть завтра с полудня...
Николай. Кто это - мы?
Захар. Я...
Николай. Ага... Благодарю за сообщение... Однако мне кажется, что после смерти брата его голос переходит ко мне и к его жене, и, если я не ошибаюсь, вы должны были посоветоваться с нами, а не решать вопроса единолично...
Захар. Но я вас приглашал! Синцов ходил за вами... вы отказались...
Николай. Согласитесь, что мне трудно в день смерти брата заниматься делами!
Захар. Но ведь вы были там, на заводе!
Николай. Да, был. Слушал речи... ну, что ж из этого?
Захар. Но поймите - покойный, оказывается, отправил в город телеграмму... он просил солдат. Ответ получен - солдаты придут завтра до полудня...
Генерал. Ага! Солдаты? Вот это так! Солдаты - это не шутка!
Николай. Мера разумная...
Захар. Не знаю! Придут солдаты... настроение рабочих повысится... И бог знает что может случиться, если не открыть завод! Мне кажется, я поступил разумно... возможность кровавого столкновения теперь исчезла...
Николай. У меня иной взгляд... Вы не должны были уступать этим... людям, хотя бы из уважения к памяти убитого...
Захар. Ах, боже мой... Но вы ничего не говорите о возможной трагедии!
Николай. Это меня не касается.
Захар. Ну да... но я-то? Ведь я должен буду жить с рабочими! И если прольется их кровь... Наконец, они могли разбить весь завод?
Николай. В это я не верю.
Генерал. Я тоже!
Захар (подавлен). Итак, вы осуждаете меня?
Николай. Да, осуждаю!
Захар (искренно). Зачем... зачем вражда? Я ведь хочу одного - избежать возможного... я нe хочу крови. Неужели неосуществимо мирное, разумное течение жизни? А вы смотрите на меня с ненавистью, рабочие - с недоверием... Я же хочу добра... только добра!
Генерал. Что такое - добро? Даже не слово, а буква... Глаголь, добро... А делай - дело... Как сказано, а?
Надя (со слезами). Молчи, дед! Дядя... успокойся... он не понимает!.. Ах, Николай Васильевич,- как вы не понимаете? Вы такой умный... почему вы не верите дяде?
Николай. Извините, Захар Иванович, я ухожу. Я не могу вести деловые разговоры с участием детей...
(Идет прочь.)
Захар. Вот видишь, Надя...
Надя (берет его за руку). Это ничего, ничего... Знаешь, главное, чтобы рабочие были довольны... их так много, их больше, чем нас!..
Захар. Подожди... я должен тебе сказать... я очень недоволен тобой, да!
Генерал. Я тоже!
Захар. Ты симпатизируешь рабочим... Это естественно в твои годы, но не надо терять чувства меры, дорогая моя! Вот ты утром привела к столу этого Грекова... я его знаю, он очень развитой парень,- однако тебе не следовало из-за него устраивать тете сцену.
Генерал. Хорошенько ее!
Надя. Но ведь ты не знаешь, как это было...
Захар. Я знаю больше тебя, поверь мне! Народ наш груб, он некультурен... и, если протянуть ему палец, он хватает всю руку...
Татьяна. Как утопающий - соломинку.
Захар. В нем, мой друг, много животной жадности, и его нужно не баловать, а воспитывать... да! Ты, пожалуйста, подумай над этим.
Генерал. А теперь я скажу. Ты обращаешься со мной черт знает как, девчонка! Напоминаю тебе, что ты моей ровесницей будешь лет через сорок... тогда я, может быть, позволю тебе говорить со мной, как с равным. Поняла? Конь!
Конь (за деревьями). Здесь!
Генерал. Где этот... как его, штопор?
Конь. Какой штопор?
Генерал. Этот... как его? Плоский... Ползучий...
Конь. Пологий. Не знаю.
Генерал (идет в палатку). Найди!
(Захар, опустив голову и вытирая платком очки, ходит; Надя задумчиво сидит на стуле; Татьяна стоит, наблюдая.)
Татьяна. Известно, кто убил?
Захар. Они говорят - не знаем, но - найдем... Конечно, они знают. Я думаю... (Оглядываясь, понижает голос.) Это коллективное решение... заговор! Говоря правду, он раздражал их, даже издевался над ними. В нем была этакая болезненная особенность... он любил власть... И вот они... ужасно это, ужасно своей простотой! Убили человека и смотрят такими ясными глазами, как бы совершенно не понимая своего преступления... Так страшно просто!
Татьяна. Говорят, Скроботов хотел стрелять, но кто-то из них вырвал у него револьвер и...
Захар. Это все равно. Убили они... а не он...
Надя. Ты бы сел... а?
Захар. Зачем он вызвал солдат? Они об этом узнали... они всё знают! И это ускорило его смерть. Я, конечно, должен был открыть завод... в противном случае, я надолго испортил бы мои отношения с ними. Теперь такое время, когда к ним необходимо относиться более внимательно и мягко... и кто знает, чем оно может кончиться? В такие эпохи разумный человек должен иметь друзей в массах... (Левшин идет в глубине сцены.) Это кто идет?
Левшин. Это мы ходим... охраняем.
Захар. Что, Ефимыч, убили человека, а теперь вот стали ласковые, смирные, а?
Левшин. Мы, Захар Иванович, всегда такие... смирные.
Захар (внушительно). Да. И смиренно убиваете?.. Кстати, ты, Левшин, что-то там проповедуешь... какое-то новое учение - не нужно денег, не нужно хозяев и прочее... Это простительно... то есть понятно у Льва Толстого, да... Ты бы, мой друг, прекратил это! Из таких разговоров ничего хорошего для тебя не будет.
(Татьяна и Надя идут направо, где звучат голоса Синцова и Якова; из-за деревьев появляется Ягодин.)
Левшин (спокойно). Да я что говорю? Пожил, подумал, ну и говорю...
Захар. Хозяева - не звери, вот что надо понимать... Ты знаешь - я не злой человек, я всегда готов помочь вам, я желаю добра...
Левшин (вздохнув). Кто себе зла желает?
Захар. Ты пойми - я вам, вам хочу добра!
Левшин. Мы понимаем...
Захар (посмотрев на него). Нет, ты ошибаешься. Вы не понимаете. Странные вы люди! То - звери, то - дети...
(Идет прочь. Левшин, опираясь руками на палку, смотрит вслед ему.)
Ягодин. Опять проповедь читал?
Левшин. Китаец... Совсем китаец... Что говорит? Ничего, кроме себя, не может понять...
Ягодин. Добра, говорит, хочу...
Левшин. Вот, вот!
Ягодин. Идем, а то вон они!..
(Идут в глубину сцены. Справа Татьяна, Надя, Яков, Синцов.)
Надя. Кружимся мы все, ходим... точно во сне.
Татьяна. Хотите закусить, Матвей Николаевич?
Синцов. Дайте лучше стакан чаю... Я сегодня говорил, говорил... даже горло болит.