А кто будет побит, тому бог простит!"

И выходит удалой Кирибеевич,

Царю в пояс молча кланяется,

Скидает с могучих плеч шубу бархатную,

Подпершися в бок рукою правою,

Поправляет другой шапку алую,

Ожидает он себе противника...

Трижды громкий клич прокликали

Ни один боец и не тронулся,

Лишь стоят да друг друга поталкивают.

На просторе опричник похаживает,

Над плохими бойцами подсмеивает:

"Присмирели, небось, призадумались!

Так и быть, обещаюсь, для праздника,

Отпущу живого с покаянием,

Лишь потешу царя нашего батюшку".

Вдруг толпа раздалась в обе стороны

И выходит Степан Парамонович,

Молодой купец, удалой боец,

По прозванию Калашников.

Поклонился прежде царю грозному,

После белому Кремлю да святым церквам,

А потом всему народу русскому,

Горят очи его соколиные,

На опричника смотрит пристально.

Супротив него он становится,

Боевые рукавицы натягивает,

Могучие плечи распрямливает.

И сказал ему Кирибеевич:

"А поведай мне, добрый молодец,

Ты какого-роду племени,

Каким именем прозываешься?

Чтоб знать, по ком панихиду служить,

Чтобы было чем похвастаться".

Отвечает Степан Парамонович:

"А зовут меня Степаном Калашниковым,

А родился я от честного отца,

И жил я по закону господнему:

Не позорил я чужой жены,

Не разбойничал ночью тёмною,

Не таился от свету небесного...

И промолвил ты правду истинную:

По одном из нас будут панихиду петь,

И не позже как завтра в час полуденный;

И один из нас будет хвастаться,

С удалыми друзьями пируючи...

Не шутку шутить, не людей смешить

К тебе вышел я, басурманский сын,

Вышел я на страшный бой, на последний бой!"

И услышав то, Кирибеевич

Побледнел в лице, как осенний снег;

Бойки очи его затуманились,

Между сильных плеч пробежал мороз,

На раскрытых устах слово замерло...

Вот молча оба расходятся,

Богатырский бой начинается.

Размахнулся тогда Кирибеевич

И ударил в первОй купца Калашникова,

И ударил его посередь груди

Затрещала грудь молодецкая,

Пошатнулся Степан Парамонович;

На груди его широкой висел медный крест

Со святыми мощами из Киева,

И погнулся крест и вдавился в грудь;

Как роса из-под него кровь закапала;

И подумал Степан Парамонович:

"Чему быть суждено, то и сбудется;

Постою за правду до последнева!"

Изловчился он, изготовился,

Собрался со всею силою

И ударил своего ненавистника

Прямо в левый висок со всего плеча.

И опричник молодой застонал слегка,

Закачался, упал замертво;

Повалился он на холодный снег,

На холодный снег, будто сосенка,

Будто сосенка во сыром бору

Под смолистый под корень подрубленная,

И, увидев то, царь Иван Васильевич

Прогневался гневом, топнул о землю

И нахмурил брови чёрные;

Повелел он схватит удалова купца

И привесть его пред лицо своё.

Как возгОворил православный царь:

"Отвечай мне по правде, по совести,

Волной волей или нехотя

Ты убил мово верного слугу,

Мово лучшего бойца Кирибеевича?"

"Я скажу тебе, православный царь:

Я убил его вольною волей,

А за что, про что - не скажу тебе,

Скажу только богу единому.

Прикажи меня казнить - и на плаху несть

Мне головушку повинную;

Не оставь лишь малых детушек,

Не оставь молодую вдову

Да двух братьев моих своей милостью..."

"Хорошо тебе, детинушка,

Удалой боец, сын купеческий,

Что ответ держал ты по совести.

Молодую жену и сирот твоих

из казны моей я пожалую,

Твоим братьям велю от сего же дня

по всему царству русскому широкому

Торговать безданно, безпошлинно.

А ты сам ступай, детинушка,

На высокое место лобное,

Сложи свою буйную головушку.

Я топор велю наточить-навострить,

Палача велю одеть-нарядить,

В большой колокол прикажу звонить,

Чтобы знали все люди московские,

Что и ты не оставлен моей милостью..."

Как на площади народ собирается,

Заунывный гудит-воет колокол,

Разглашает всюду весть недобрую.

По высокому месту лобному

Во рубахе краснОй с яркой запонкой,

С большим топором навострённым,

Руки голые потираючи,

Палач весело похаживает,

Удалова бойца дожидается,

А лихой боец, молодой купец,

Со родными братьями прощается:

"Уж вы, братцы мои, други кровные,

Поцалуемтесь да обнимемтесь

На последнее расставание.

Поклонитесь от меня Алёне Дмитревне,

Закажите ей меньше печалиться,

Про меня моим детушкам не сказывать;

Поклонитесь дому родительскому,

Поклонитесь всем нашим товарищам,

Помолитесь сами в церкви божией

Вы за душу мою, душу грешную!"

И казнили Степана Калашникова

Смертью лютою, позорною;

И головушка бесталанная

Во крови на плаху покатилася.

Схоронили его за Москва-рекой

На чистом поле Промеж трёх дорог:

Промеж Тульской, Рязанской, Владимирской,

И бугор земли сырой тут насыпали,

И кленовый крест тут поставили,

И гуляют-шумят ветры буйные

Над его безымянной могилкою,

И проходят мимо люди добрые:

Пройдёт стар человек - перекрестится,

Пройдёт молодец - приосанится;

Пройдёт девица - пригорюнится,

А пройдут гусляры - споют песенку.

* * *

Гей вы, ребята удалые,

Гусляры молодые,

Голоса заливные!

Красно начинали - красно и кончайте,

Каждому правдою и честью воздайте.

Тороватому боярину слава!

И красавице боярыне слава!

И всему народу христианскому слава! [ 1837 г. ]