Джулия чувствовала себя все более неловко в обществе Лукреции. Джулия терпеть не могла Джованни и Чезаре, она прекрасно знала, что братья стараются каким-то образом ей навредить. В сексуальном отношении она была вне их досягаемости: в конце концов, она любовница их отца, и связь между Джулией и Папой настолько прочна, что пара-другая кратких любовных историй, в которые Александр по-прежнему с охотой пускался, нарушить ее не могут. И хотя братья не могли не зариться на красивую молодую женщину, дотянуться до нее они тоже не могли, и оттого еще больше ее ненавидели, поскольку не привыкли не получать желаемое. Папа возвышался над ними как колосс, он был единственным источником всех благ, и хотя он казался самым терпимым из отцов и дозволял сыновьям все, что им было угодно, однако существовали некоторые границы, которые не могли переступить даже они.

Джулия своим присутствием как бы постоянно им об этом напоминала, и они ненавидели ее за это и всеми силами старались разрушить ее влияние.

Джулия знала, что они гоняются за самыми красивыми юношами в Риме, что они постоянно приводят к отцу молоденьких девушек (Папа не разделял увлечения сыновей молодыми людьми). В последнее время Папа увлекся некоей испанской монахиней, которую предоставил ему Джованни. В результате святой отец уже несколько дней пренебрегал Джулией, и она была в бешенстве. Она знала, кто во всем виноват!

Больше всего на свете она хотела бы ворваться в папские апартаменты и сказать все, что думает о Джованни, но это было бы большой глупостью. Как бы Папа ни любил свою молодую любовницу, с какой радостью бы ни выполнял просьбы других хорошеньких девушек, своего драгоценного Джованни он обожал больше, чем всех женщин вместе взятых.

И Джулия решила схитрить. Глядя на светлое юное лицо, склонившееся над вышивкой, она сказала:

– Лукреция, ты знаешь, я беспокоюсь о Джованни. Лукреция подняла на нее невинные глаза:

– Беспокоишься? Ты? А я думала, что ты его не любишь. Джулия засмеялась:

– Да, мы ссоримся… Но как ссорятся брат с сестрой. Конечно, моя любовь к нему не может сравниться с твоей, я бы никогда не могла так слепо обожать своего брата.

– Я считала, что ты очень любишь своего брата Алессандро.

Джулия кивнула – это правда. Она очень любила Алессандро, до такой степени, что решила во что бы то ни стало добиться для него кардинальской шапки. Но все равно их отношения нельзя было сравнить с той страстной привязанностью, которая существовала между братьями Борджа и их сестрой.

– Конечно, люблю, – согласилась она, – но сейчас я говорю о твоем брате Джованни. О нем ходит множество сплетен.

– Люди всегда сплетничают, им этого не запретишь, – весело ответила Лукреция, делая очередной стежок.

– Верно, но такие сплетни могут нанести сейчас Джованни большой вред.

Лукреция удивленно взглянула на подругу.

– Это касается его женитьбы, – нетерпеливо продолжала Джулия. – Мои друзья, которые недавно вернулись из Испании, сообщили, что при дворе тоже ходят разговоры по поводу необузданности Джованни, его странной дружбы с Джемом, о его безрассудствах. В придворных кругах возникло недовольство, и это может навредить Джованни.

– А отцу ты об этом говорила? Джулия улыбнулась.

– Если бы ему об этом рассказала я, он бы просто ответил, что я ревную к Джованни. Он же понимает, что я знаю, как он к нему относится.

– Однако ему следует знать, – возразила Лукреция.

– Несомненно, – Джулия взглянула в окно, чтобы скрыть усмешку. – Вот если ему расскажешь ты, он отнесется к делу гораздо серьезнее.

Лукреция встала.

– Тогда я ему и расскажу. Прямо сейчас. Он очень расстроится, если что-то помешает Джованни жениться.

– Умница! Из вполне надежного источника я узнала, что отец невесты подумывает об отмене помолвки, и что, если в последующие несколько месяцев Джованни не женится на его дочери, он подыщет ей другого жениха.

– Я бегу к отцу! – воскликнула Лукреция. – Он должен об этом узнать!

Джулия тоже поднялась.

– Я пойду с тобой, – сказала она, – чтобы Его Святейшеству, если он пожелает меня увидеть, не пришлось за мной посылать.

Александр рыдал, обнимая своего возлюбленного сына.

– Отец, – молил его Джованни, – если вы меня так любите, зачем же вы отсылаете меня от себя?

– Я люблю тебя так сильно, сын мой, что именно поэтому и отсылаю.

– Но разве в Риме нельзя подыскать для меня более подходящую невесту?

– Нет, сын. Мы должны думать о будущем. Ты забыл о том, что ты герцог Гандиа и что, когда ты женишься на Марии, за твоей спиной будет стоять вся мощь Испании. Мы не имеем права недооценивать важность связи с испанским королевским домом.

Джованни тяжело вздохнул, а Папа взял его руки в свои.

– Пойдем, я покажу тебе свадебные подарки, которые я подготовил для тебя и твоей невесты.

Джованни мрачно разглядывал меха и ювелирные украшения, сундуки, расписанные прекрасными живописцами. В последние несколько недель все лучшие римские ювелиры были наняты только тем, что подыскивали самые красивые камни и вставляли их в самые изысканные оправы. Александр открывал сундук за сундуком, доставал оттуда соболей и горностаев, раскидывал на мехах ожерелья из жемчуга и рубинов, и в конце концов взгляд молодого человека ожил: ему захотелось как можно скорее все это на себя надеть.

– Вот видишь, сынок, ты явишься в Испанию совсем как сказочный принц. Неужели такое будущее тебя не прельщает?

Джованни нехотя согласился, однако добавил:

– И все же больше всего мне хотелось бы остаться здесь. Папа снова обнял его:

– Будь уверен, дорогой, что мне так же не хочется тебя отсыпать, как тебе не хочется уезжать отсюда, – он приблизил свое лицо к лицу сына. – Женись на Марии, сделай ей ребенка, получи наследника, а потом… Почему бы тебе и не вернуться в Рим? Но тогда никто не станет бранить тебя, поскольку ты исполнишь свой долг.

Джованни улыбнулся:

– Я так и сделаю, отец.

– И помни: в Испании тебе придется вести себя как настоящий испанец.

– Ох, они такие скучные!

– Только во время официальных церемоний. Я ни о чем больше тебя не прошу: женись, роди наследника и постарайся вести себя так, чтобы не оскорблять испанский двор. А во всем остальном… Поступай как хочешь. Наслаждайся жизнью, ибо твой отец хотел бы видеть тебя счастливым.

Джованни поцеловал ему руку и умчался: его уже ждал Джем.

Они направились в город искать приключений: Джованни считал, что оставшиеся дни ему следует провести с максимальной пользой.

Когда сын ушел, Папа послал за двумя особыми личностями – Жинесом Фира и Моссеном Хаиме Пертуза.

– Как идут ваши приготовления? – спросил у них Папа.

– Мы готовы в любой момент отправиться в Испанию, Ваше Святейшество, – ответил Жинес.

– Отлично. Держитесь поближе к моему сыну и сообщайте обо всем: для меня нет незначительной информации.

– Всегда рады вам служить, Ваше Святейшество.

– Если я обнаружу, что вы утаили от меня хоть что-то, даже самое малое, я вас отзову, и вас ждет вечное проклятие.

Фира и Пертуза побледнели от ужаса. Они рухнули на колени и поклялись, что сделают все, что в их силах, и будут сообщать о каждом движении герцога Гандиа: нет у них на Земле иной цели, как служить Его Святейшеству.

Лукреция возвращалась с верховой прогулки на холме Марио, где она смотрела за соколиной охотой. На ступеньках дворца ее ждала рабыня: мадонна Адриана просила передать, чтобы Лукреция сразу же шла к ней.

Войдя в апартаменты Адрианы, Лукреция заметила, что та пребывает в необычном волнении.

– Святой отец просил тебя прийти к нему, – сообщила ей Адриана. – У него есть новости.

Глаза Лукреции широко распахнулись, ротик приоткрылся от удивления – теперь она была похожа скорее на десятилетнюю девочку, чем на четырнадцатилетнюю девушку.

– Плохие новости? – В глазах ее появился страх.

– Новости из Испании. Больше мне ничего не известно, – отрезала Адриана.