Проще говоря, уроки Колби не вписывались в деловое расписание Нэша Риверса, подумала Сэм.

– Не возражаете, если я совершу небольшую прогулку верхом на Уиски?

– Зачем? – нахмурился Нэш.

– Чтобы определить характер лошади. Потом я хотела бы посмотреть, как Колби справляется с ней.

Риверс произнес сквозь зубы:

– Можете ездить на Уиски, сколько вам заблагорассудится, но я не позволю Колби даже подходить к этому животному. – Он посмотрел на дверь, за которой исчезла девочка. И содрогнулся, вспомнив, как увидел ее на земле, неподвижную, с кровоточащей раной на лбу. – Она моя дочь, – прошептал Нэш. – Все, что у меня осталось. Я не хочу потерять ее.

К счастью, Нэша задержал в доме телефонный разговор. Сэм взяла у Колби седло и закинула его на спину лошади. Потом аккуратно поправила подкладку под ним.

– Ты сама выбирала седло, Колби?

Девочка, усевшись на верхней перекладине ворот, покачала головой.

– Нет. Папа подарил на день рождения.

Дорогой подарок. Судя по качеству кожи и тиснению с именем изготовителя.

– Сколько тебе лет?

– Шесть. Мой день рождения был первого мая.

– Правда? – Сэм натянула подпругу, продела хомут. Седло встало на место. – А я родилась десятого мая.

– Ты устраивала праздник? Мы вот никого не приглашали. Папа сказал, у него нет времени на такие глупости. Но в следующем году мы, может быть, организуем большу-у-щую вечеринку. Правда, я не знаю, кого приглашать. К тому времени, возможно, мы с папой все-таки уедем.

Колби приуныла, и Сэм улыбнулась ей.

– Вы переезжаете?

Девочка опустила голову.

– Мы будем жить в доме, где много квартир. Hо сначала папа закончит дела на ранчо. Он хочет, чтоб здесь был участок. Ну, с домами, магазинами и рабочими. Предприятие. Папа называет его проектом. Колби почесала нос. – Или чем-то в этом роде.

– Значит, твой папа не хозяин ранчо?

Девочка разочарованно вздохнула.

– Нет. Он изыскатель. Папа покупает землю, делит ее на кусочки, решает, где будут проходить дороги и стоять дома. А потом продает все строителям.

Сэм поняла причину царившего вокруг запустения. Зачем Нэшу Риверсу тратить время и деньги на ограду и землеустройство, если он собирается продать участок для застройки?

Она задумалась, вспоминая ржавую табличку у въезда на «Ранчо Риверсов». Когда-то Риверсы владели этой землей. Если не Нэш, то кто?

– Давно вы здесь живете? – не удержалась Сэм.

– Почти год. Когда я была маленькой, мы жили в Сан-Антонио, а когда дедушка умер, переехали сюда.

Значит, ранчо принадлежало отцу Нэша. И досталось ему по наследству, решила Сэм.

– А до Сан-Антонио я и папа жили в Далласе, – продолжила рассказ Колби. – После того, как мама умерла, папе разонравился Даллас. Он сказал, что с ним связано слишком много плохих воспоминаний, и тогда мы уехали в Сан-Антонио.

Ребенок говорил о смерти матери с поразительным спокойствием. Сэм тоже рано потеряла мать, в два года, и, хотя мало что помнила, при мысли о ней на глаза всегда наворачивались слезы и комок подступал к горлу.

– Сколько тебе было, когда умерла мама? – тихо спросила она.

– Восемь часов примерно. Мама болела диабетом, врачи говорили, что ей нельзя иметь детей. Но папа рассказывал, что она готова была отдать свою жизнь, лишь бы я родилась. Это грустно, правда?

Спокойный тон девочки делал историю еще трагичнее. Сэм глубоко вздохнула.

– Да, это грустно.

– Папа говорит, я очень похожа на маму. В моей комнате на тумбочке стоит ее фотография, и мне кажется, что мы совсем не похожи. Только цвет волос одинаковый. Она была блондинкой, как я. Правда, у нее волосы прямые и красивые, а у меня курчавые и жесткие. – Сморщив носик, Колби накрутила на палец волнистую прядь и разочарованно отпустила ее. – По словам папы, если бы я иногда причесывалась, они бы выглядели лучше. Но чем сильнее расчесываешь эти волосы, тем сильнее они путаются.

Сэм, которая рассматривала передние копыта Уиски, спрятала улыбку. Интересно, этот ребенок когда-нибудь молчит?

– В любом случае, – Колби неопределенно взмахнула рукой, – папа очень любил маму, и могу поклясться, что он до сих пор по ней скучает. Ты замужем?

Вопрос застал Сэм врасплох.

– Н-нет, – запнулась она.

– Почему?

Девочка явно решила вогнать ее в краску. Сэм склонилась еще ниже, счищая с копыта грязь и мелкие камни.

– Не знаю. Наверное, потому, что тратила все время на лечение лошадей.

Колби улыбнулась, демонстрируя большую щелку между передними зубами.

– Тогда ты могла бы выйти замуж за моего папу. Он все время говорит, что мне нужна мама.

Нога Уиски выскользнула из рук Сэм. Мама? Сэм перешла к правому боку лошади, подальше от девочки, и несколько раз глубоко вздохнула.

– Боюсь, что нет. милая. Твой папа должен сам сделать свой выбор.

– А, ерунда. Я его уговорю. Обычно он разрешает мне делать все, что хочется.

В чем Сэм не усомнилась ни на минуту.

– Может быть. Но твоему папе иногда тоже нужно; разрешать делать то, что ему хочется, – сквозь смех произнесла она. Пока этой юной головкой не овладела новая идея, Сэм поспешила надеть на голову лошади уздечку. – Где ты разминаешь Уиски? – спросила девушка, надеясь отвлечь Колби.

Девчонка спрыгнула с ворот.

– За домом есть ипподром. Ну, он не совсем настоящий. Дедушка держал на нем скот. Но там просторно и есть барьеры, поэтому я называю это место ипподромом.

Сэм, улыбнувшись, поправила растрепанные волосы девочки. Ребенок говорил с невероятной скоростью и выдавал целую семейную историю там, где было бы вполне достаточно краткого ответа.

– Хорошо. Пойдем туда и посмотрим, что умеет делать Уиски.

На улице Сэм села верхом на лошадь, использовав в качестве ступеньки старую бадью. Колби тем временем успела вскарабкаться на забор. Стремена оказались слишком короткими, и Сэм пришлось просто свесить ноги по бокам лошади.

Уиски потанцевал немного под непривычно тяжелым седоком, потом успокоился и перешел на шаг. Сэм пустилась рысью, проскакала несколько кругов по стадиону, после чего решила ускорить темп. Скакун легко и быстро реагировал на каждую команду. По приказу наездницы лошадь остановилась и сделала несколько шагов назад. Сэм улыбнулась девочке.

– Прекрасно справляется.

Колби засияла.

– Спасибо. Ты будешь скакать через барьеры?

Сэм не делала этого несколько лет, но искушение было слишком велико.

– А ты разрешаешь?

– Конечно! Правда, Уиски быстрый, так что будь готова к неожиданностям.

Девушка рассмеялась и направила Уиски к стартовой позиции. Настраиваясь на первый барьер, она забыла обо всем на свете. Лошадь замерла и напряглась в ожидании. По нетерпеливой дрожи мускулов и гордому повороту головы было ясно, что это великолепное животное создано для соревнований и борьбы. Она сжала ногами его бока, конь рванулся вперед – и Сэм пришлось крепко держать поводья, чтобы не вылететь из седла.

У первого барьера ветер сорвал кепку с ее головы. Готовясь к повороту, Сэм привстала, обмотала вокруг рук поводья и прижала правую ногу к боку Уиски.

Лошадь отреагировала мгновенно, повернулась, отталкиваясь задними ногами от рыхлой земли. Они прошли первый поворот, потом второй. Последний барьер был с легкостью преодолен, и Сэм решила, что для первого раза достаточно. У амбара она натянула поводья, Уиски замер, поднимая вокруг клубы пыли. Девушка спрыгнула на землю и улыбнулась.

– Ух ты, Сэм! Как здорово! – воскликнула Колби.

– Уиски прекрасная лошадь. – Сэм подошла к ограде, на которой сидела девочка.

– Естественно. Ведь я заплатил за нее немалые деньги.

Улыбка медленно сползла с губ Сэм, когда она заметила Нэша, стоящего рядом с дочерью. Одной ногой Риверс оперся на перекладину ограды, а руки скрестил на груди. Он успел снять пиджак и галстук, закатанные выше локтей рукава открывали гладкую загорелую кожу, ветер играл коротко подстриженными волосами. В нем непонятно как сочетались мужество и мальчишеское очарование.