Она не знала, что капитан Хэрне была предателем... конечно не знала... у нее было нехорошее ощущение, но она пыталась не думать об этом. Только повторив свой рассказ, Исмэй вспомнила, что кто-то вызвал ее провести ежедневную проверку автоматических замков боеголовок, которая входила в список ее обязанностей. Она настаивала, что сделала это, не смотря на чье-то обратное заявление. Поэтому и оказалась внизу. Кто вызвал ее? Исмэй не помнила. И что она обнаружила там?

- Я ошиблась, когда вводила код. По крайней мере, полагаю, что ошиблась.

- Что вы имеете ввиду?

У этого следователя был самый естественный голос, какой Исмэй когда-либо слышала, и она не понимала, почему это так ее нервирует.

- Ну... какая-то цифра была введена неправильно. Иногда такое случается. Обычно система не принимает код, а выдает предупреждение об ошибке.

- Поясните, пожалуйста.

Исмэй растерялась, пойманная между желанием не заставлять слушателя скучать и необходимостью детально объяснить, почему она не виновата. За время службы Исмэй ввела тысячи подобных кодов. Иногда она ошибалась, все ошибаются хоть раз. Исмэй не сказала того, о чем давно думала: глупо заставлять офицеров вводить код вручную, когда есть совершенно недорогие и хорошие считыватели кодов, которые могли бы ввести их напрямую. Когда она ошибалась, устройство обычно зависало, отказываясь принимать код. Но иногда ошибка проходила, и тогда при повторной проверке система не срабатывала, когда ее код сверялся с введенным в компьютер.

- В таком случае вызвали бы меня, потому что я лично должна повторно установить код и подтвердить изменение. Наверное так и произошло.

- Понимаю.

Наступила пауза, во время которой Исмэй почувствовала, как пот стекает по ее шее.

- И с какого терминала вы сделали свой ежевечерний доклад?

Исмэй понятия не имела. Она точно помнила, как шла из своего кубрика, но не помнила самого вызова. Если бы отчет не был предоставлен, это было бы зафиксировано... конечно, если бы в это время на мостике мятежники не выступили против капитана Хэрне, что и произошло примерно в то время.

- Я не помню, что делала его, - ответила Исмэй. - И не помню, что не делала. Я отправилась в орудийный отсек, перенастроила коды, подтвердила их и вернулась в свой кубрик, а потом...

К тому времени мятеж уже вышел за пределы мостика, и старшие офицеры послали кого-то вниз, чтобы по возможности удержать младших от вмешательства. Ничего не получилось; на корабле оказалось больше предателей, чем можно было предположить.

Следователь коротко кивнул и перешел к следующему пункту. Вопросов было много. Наконец, они добрались до того времени, когда Исмэй приняла командование.

Может ли она объяснить свое решение вернуться в систему Завьер и вступить в сражение вопреки здравому смыслу, ведь на борту не осталось никого из старших офицеров и людей не хватало, многие были либо убиты, либо ранены? Только на короткое время и про себя Исмэй позволила себе подумать о своем решении как героическом. Реальность указывала на обратное. Она не знала, что делала; ее неопытность стала причиной стольких смертей. Пусть для выживших все закончилось хорошо, но не для погибших.

Если это не было геройством, тогда чем же? Сейчас ее действия казались глупыми и безрассудными. Но... команда, не смотря на неопытность своего капитана, все-таки уничтожила вражеский флагман.

- Я... вспомнила командующую Серрано, - ответила Исмэй. - Мне пришлось вернуться. Мы послали сообщение на случай...

- Смело, но вряд ли разумно, - заметил следователь, имевший выговор, который, как подумала Исмэй, относился к центральным планетам Семейств. - Вы протеже командующей Серрано?

- Нет.

Исмэй не посмела бы утверждать это. Однажды они служили на одном корабле, но друзьями не были. Она объяснила тому, кто определенно знал лучше нее, как широка пропасть между новоиспеченным младшим лейтенантом с захолустной планетки и старшим офицером, выросшей на крыльях таланта и семьи.

- Не... э... не совсем друг?

Это прозвучало с многозначительной ухмылкой.

Исмэй едва сдержалась, чтобы ни фыркнуть. За кого он ее принимал, какую-то неотесанную жеманницу, которая не способна отличить один пол от другого? Разве нельзя называть вещи своими именами? Она вспомнила о своей тете, которая уж точно никогда бы не использовала слова, расхожие во Флоте.

- Нет. Мы не были ни любовниками, ни друзьями. Она была майором, командующим офицером, а я младшим лейтенантом из технической команды. Просто она была вежлива...

- А другие нет? - опять тот же тон.

- Не всегда, - ответила Исмэй, прежде чем успела подумать.

Уже слишком поздно что-то исправлять, теперь можно было только завершить портрет провинциальной идиотки.

- Я родилась не во Флоте, а на Алтиплано. Я единственная с этой планеты, кто поступил в Академию. Некоторые считали это смешным.

У нее снова вырвалось выражение, не используемое во Флоте.

- Прискорбным заблуждением, - исправилась она в ответ на поднятые брови. - На нашем наречии.

Пользоваться словами из других наречий, не являлось чем-то странным. Но дело в том, что Хэрис Серрано никогда при этом не смеялась. Хотя удивленным бровям Исмэй этого не сказала, размышляя, какую известную семью Флота только что умудрилась оскорбить.

- Алтиплано. Да, - брови опустились, но снисходительный тон остался. Это планета, где широко распространено движение эйджистов, не так ли?

- Эйджистов?

Исмэй попыталась вспомнить то, что знала о политике родной планеты, где не была с шестнадцати лет, но в голову так ничего и не пришло.

- Не думаю, что кто-то на Алтиплано ненавидит стариков.

- Нет, нет, - поправил ее следователь. - Эйджисты... Да вы знаете. Они выступают против омоложения.

Исмэй сконфуженно уставилась на следователя.

- Против омоложения? Почему?

Ее родственники были бы только рады, если бы папа Стефан жил вечно, ведь только он мог удержать Санни и Бертоля от того, чтобы те вцепились друг другу в горло.

- Насколько внимательно вы следите за событиями на Алтиплано? - спросил мужчина.

- Вообще не слежу, - ответила Исмэй.

Она с радостью покинула дом и даже не отвечала на письма, которые ее семья посылала ей. После очередного ночного кошмара, в котором ее не только лишили звания, но и приговорили к исправительным работам, Исмэй решила, что никогда не вернется на Алтиплано, как бы ни сложились обстоятельства. Ее могли выкинуть из Флота, но не имели права заставить вернуться домой. Она узнавала, ни один закон не мог силой вернуть кого-то на родную планету за преступления, совершенные в другом месте.

- Не могу поверить, что они в самом деле против омоложения... по крайней мере не могу представить, чтобы кто-нибудь из моих знакомых так считал.

- О?

Так как следователь, казалось, заинтересовался (он был первым человеком за много лет, который выказал к ней хоть какой-то интерес), Исмэй внезапно заговорила о папе Стефане, Санни, Бертоле и других, по крайней мере насколько это относилось к теме об омоложении. Когда она замедлила речь, он прервал ее:

- Ваша семья... э... широко известна на Алтиплано?

Конечно это было в ее личном деле.

- Мой отец возглавляет областную милицию, - ответила Исмэй. - Этот ранг не имеет эквивалента во Флоте, но на Алтиплано только четыре главнокомандующих.

Сказать больше значило бы показать плохое воспитание. Если из ее слов он не поймет, на какой социальной ступени находится ее семья, то невежество его проблема.

- И вы решили пойти во Флот? Почему?

Ну вот, снова. Исмэй уже объясняла это в своем первом заявлении, и во время вступительных бесед, и в классе военной психологии. Она уже затерла до дыр объяснение, которое всегда казалось идеальным, но сейчас потонуло под равнодушным взглядом следователя.

- И все?

- Ну... да.

Умный молодой офицер не рассказывает о мечтах и времени, проведенном во фруктовом саду особняка, где, глядя на звезды, она пообещала себе, что когда-нибудь отправится к ним. Лучше было выглядеть прозаичной, практичной и здравомыслящей. Никто не захотел бы видеть во Флоте мечтателей и фанатиков, а тем более из миров, колонизированных всего несколько веков назад.