Пушкин жег свечу своей жизни с обоих концов. Он разрушительно творил и творчески разрушал то, что было ему дано природой. Неудовлетворенность действительностью - его болезнь, как и многих других. Батюшков писал Вяземскому: "...в нашей благословенной России можно только упиваться вином и воображением". Батюшков, правда, тут почему-то забыл про женщин.

Утешением Пушкину служит роман с одной из самых необычных женщин Петербурга. Это Евдокия Голицына, она же "принцесса Ноктюрн", "небесная княгиня", которую подруги считают чудачкой. Впрочем, она предпочитает дружбу с мужчинами, благо с мужем находится, как тогда говорили, в разъезде. Она не просто великосветская дама, она западница, философ, занимается науками и черной магией, у нее в доме бывают такие же чудаки со всего света, которых она принимает по ночам, так как ночью не спит: гадалки предсказали ей смерть во сне. На деле легенду эту сочинила она сама. "Принцесса Ноктюрн" Евдокия Голицына принимала по ночам потому, что постарела, а французские светские львицы никогда не показывались днем. Дневной свет при не столь изощренной косметике, как сегодня, выявлял у немолодой женщины все ее недостатки.

По свидетельству Карамзина, Пушкин смертельно влюбился в Голицыну, хотя она вдвое старше. Позже поэт включит ее в свой Донжуанский список, куда попали только наиболее значительные его возлюбленные. Он уезжает от нее поздно утром, чтобы выспаться дома и затем сочинять, лежа в постели. Обедать он едет в ресторан, вечер проводит в притонах или театре, а ночью снова мчит в будуар к Голицыной, если она согласна его принять. Он почти идеальный эгоцентрик: вся Вселенная вокруг него и только для него, причем данная минута важнее всей жизни.

Я говорил: в отечестве моем

Где верный ум, где гений мы найдем?

Где гражданин с душою благородной,

Возвышенной и пламенно свободной?

Где женщина - не с хладной красотой,

Но с пламенной, пленительной, живой?

На то, чтобы подобрать другое слово вместо дважды попавшегося "пламенный", нет времени, он спешит:

Где разговор найду непринужденный,

Блистательный, веселый, просвещенный?

С кем можно быть не хладным, не пустым?

Слово "хладный" два раза - про себя и про нее. Тяжелая, державинообразная причастная рифма, висит в изящном стихотворении, как незакрепленный кирпич, над головой читателя, которого, однако, под конец ждет блистательный пассаж:

Отечество почти я ненавидел

Но я вчера Голицыну увидел

И примирен с отечеством моим.

Конфликт ума и сердца, проходящий через всю жизнь Пушкина. Как бы ни было мерзко это государство, власть, люди,- все, что происходит вокруг, превращает поэта в равнодушного, такого же, как остальные, но если есть, в кого влюбиться, от кого потерять голову, значит, еще не все потеряно, значит, можно быть счастливым даже тогда и там, где и когда это невозможно. Вот, если хотите, одна из опорных точек (их много) пушкинской философии, роковое триединство: я, данная женщина и все остальное на свете. Это перпетуум-мобиле, но это же и его тормоз, который вдруг, непредсказуемо, останавливает жизнь поэта, переворачивая ее вверх дном.

Почти три послелицейских года - длинная вереница его минутных подруг: ветреных Лаис, которых он любит за "открытые желания", младых монашек Цитеры, включая сюда известную парижскую проститутку, находящуюся в творческой командировке в Петербурге, Олю Массон, Дориду, в объятьях которой он "негу пил душой", Фанни, ласки которой он обещает вспомнить "у двери гроба", Наташу, с которой он проводил время на травке, проститутку Наденьку, польку Анжелику, которая, как вспоминал лицейский друг Иван Пущин, родила от Пушкина сына, продавщицу билетов в бродячем зоосаду... Перечисляем только тех, о ком сохранились сведения в его собственных заметках. В научных комментариях к сочинениям Пушкина проститутки именуются "представительницами петербургского полусвета". Смысл эвфемизма, видимо, в том, что эти представительницы работают в полутьме.

Анненков определяет послелицейский период жизни Пушкина так: "Беззаботная растрата ума, времени и жизни на знакомства, похождения и связи всех родов,- вот что составляло основной характер жизни Пушкина, как и многих его современников".

Время в чем-то несчастное, но и счастливое. Почти ежедневные ссоры и новые знакомства, отчего ценность подлинной дружбы несколько смазывается, но в суете он этого не замечает. Происходит разрыв с Карамзиным, которому бранная риторика насчет рабства представляется недостойной. Но при этом - и становление личности, лепка самого себя как поэта, разумеется, с помощью более зрелых, более терпимых, более образованных друзей, европейцев по духу.

Одна беда: умнейшему и талантливейшему молодому творцу уже тесно в пределах возможностей того литературного круга, в котором он находится. Его субъективное ощущение, что ему тесно в России вообще. Его не выпускают в Европу. Но так уж устроен человек: отказ все же оставляет живую надежду: вот-вот прорвется, выпустят и тогда... А пока

Увы! куда ни брошу взор

Везде бичи, везде железы,

Законов гибельный позор,

Неволи немощные слезы,

Везде неправедная Власть

В сгущенной мгле предрассуждений...

Говорят, это было написано в один присест в гостях у Николая Тургенева. Но стоит ли к этим словам относиться столь же серьезно, как это сделали в правительстве Александра I? "Самовластительный злодей" в оде "Вольность" относится вовсе не к русскому императору, а к французскому. Слово "свобода" в компаниях, где бывал Пушкин, произносилось тогда так же часто, как "вино" и "любовь". И вовсе не всегда имелась в виду политическая свобода. Пушкин много раз бывал в доме Лаваля, управляющего третьей экспедицией Особой канцелярии Министерства иностранных дел. Экспедиция эта просматривала зарубежную периодику, составляя рефераты для царя о положении дел в Европе. Новости вплывали в салон Лаваля без цензуры и растекались по Петербургу. Читали тут и стихи.

Поэт искал себя, определялся во мнениях. Третий брат Тургеневых, Сергей, писал: "Да поспешат ему вдохнуть либеральность". Из этого утверждения следует, что политические его взгляды в этот период еще нестойкие. Экстремизм шел, возможно, не от пушкинского естества, но от среды, в которой он вращался. Ряд стихов он сочинил, чтобы стать ближе к этим своим знакомым, но для серьезных борцов он оставался милым проказником, не более того. Да и протест у Пушкина не был связан с активной деятельностью.

Симпатии и неприязнь молодого поэта возникали подчас не столько от его собственных взглядов, сколько под влиянием лиц, с которыми он сближался. Это были прежде всего братья Тургеневы и, более других, Александр Иванович. В 1817 году Александр Тургенев именовался "Ваше Превосходительство" и был управляющим департаментом Министерства духовных дел и народного просвещения, приближенным министра князя А.Н.Голицына.

Отметим, между прочим, что забавно читать у Александра Тургенева слово "советский". Без малого за сто лет до Ленина, в ноябре 1824 года, он писал брату Николаю Тургеневу за границу: "Для тебя не может быть это теперь тайной, ибо ты советский...". Имелась в виду принадлежность брата Николая к Государственному Совету. Николай был крупным государственным деятелем, членом Государственного Совета, но также и либерально мыслящим человеком. Третий брат, Сергей, был в это время в Париже. Все трое хорошо относились тогда к Пушкину, и, при наличии больших связей, имели широкие возможности, чтобы похлопотать о своих друзьях.

Еще одним петербуржцем, влияние которого на Пушкина представляется несомненным, хотя о путях этого влияния известно мало, был его тезка Александр Сергеевич Грибоедов. Они в одно время пришли служить в одно ведомство, вместе подписали присягу, хотя Грибоедов был без малого на десять лет старше. Он к этому времени уже имел озлобленный ум, по мнению современника, из-за того, что его не оценили как человека государственного. Можно предположить, что поведение Грибоедова, столь знакомое нам по Пушкину, также было результатом постоянного раздражения действительностью,- болезнью среды, как назовут состояние российского интеллигента психиатры конца XIX века.