Жизнь в молодой столице Новороссийского края шла своим чередом, а жизнь Пушкина своим, и ничто не предвещало неприятностей. Сто лет спустя Владислав Ходасевич, уже будучи в Берлине и Мариенбаде, первым заметил, что в сочинениях Пушкина "неблагорасположение правительства представлено в виде дурного климата". Это касается и строк "Брожу над морем, жду погоды...", и писем поэта, в которых он то и дело жалуется на обстоятельства: "Ты не приказываешь жаловаться на погоду - в августе месяце - так и быть - а ведь неприятно сидеть взаперти, когда гулять хочется!".

По Ходасевичу, "отношения с правительством и мечты о побеге за границу... даны в терминах, так сказать, климатических и метеорологических". Дискуссии по поводу разрешения выехать или возможности бежать построены у него и его знакомых на весьма прозрачных прогнозах погоды наверху.

Современному русскому интеллигенту этот язык столь же близок, поэтому ситуацию в начале весны 1824 года определим так: погода испортилась, подул ветер, над Пушкиным начинают сгущаться тучи.

Но вот что любопытно: ветер подул не с севера, откуда его можно было бы ждать, а возник в Одессе. В конце февраля - начале марта погода испортилась, и туча закрыла от Пушкина синее небо. Друзья принялись искать объяснения этим обстоятельствам еще при жизни поэта. Но и по сей день, несмотря на сотни написанных на данную тему работ, биографы расходятся во мнениях. Переводя с языка метеорологического на обычный, получаем: отношения между Пушкиным и его непосредственным начальником и покровителем графом Воронцовым неожиданным образом испортились.

О новороссийском генерал-губернаторе Михаиле Воронцове написано немало. Один его архив, который успели частично издать до революции, составляет 37 томов. В обширной библиографии можно найти ему славословия:

Благословляют Воронцова

И город тот и те края!

Монаршей воли исполнитель,

Наук, художеств покровитель,

Поборник правды, друг добра,

Сановник мудрый, храбрый воин,

Олив и лавров он достоин!

Двадцать лет спустя, когда Воронцов был назначен губернатором на Кавказ, его пребывание в Одессе современник назвал "Золотым веком Одесской словесности". В советском пушкиноведении Воронцов традиционно обозначался как негативная личность, невинной жертвой которой стал гениальный поэт. Исторические факты свидетельствуют об ином.

Отец Михаила Воронцова, Семен Воронцов, был в течение двадцати лет русским послом в Англии. Он отличился в бою с турками в Бессарабии, а умер в Лондоне. Дочь Семена Воронцова была замужем за лордом Пемброком. Сын управлял землей, отвоеванной отцом, но и сам был человеком недюжинной отваги. Кутузов называл его храбрецом. На Кавказе он вынес из-под огня раненого товарища, под Бородином сам был ранен. Триста раненых солдат он разместил у себя в имении, чтобы вылечить их. Воронцов-младший запретил телесные наказания солдатам и не раз конфликтовал с Александром I.

Жуковский обессмертил Воронцова в стихах. Лев Толстой писал об этом своем дальнем родственнике в повести "Хаджи-Мурат": "Воронцов, Михаил Семенович, воспитанный в Англии, сын русского посла, был среди русских высших чиновников человек редкого в то время европейского образования, честолюбивый, мягкий и ласковый в обращении с низшими и тонкий придворный в отношениях с высшими". При этом комментаторы советского издания А.И.Сергеенко и В.С.Мишин поправляют Толстого в примечаниях, говоря, что Воронцов был "жестокий и хитрый царедворец".

Отношение Воронцова к Пушкину было крайне доброжелательным. Знаток древних литератур и книг эпохи Возрождения, Воронцов привил Пушкину интерес к истории, к архивным документам. Ничто не предвещало ссоры, ибо еще перед Новым годом Пушкин собирался с Воронцовыми в Крым на весенние каникулы. Что же изменило отношение губернатора к подчиненному?

Анненков считал, что Пушкин был плохим чиновником. Такой же точки зрения придерживался С.Т.Аксаков. Чем занимался рядовой служащий 10-го класса Пушкин в канцелярии Воронцова, безусловно, серьезного государственного деятеля, точно неизвестно. Ни единой бумаги, им подготовленной на работе, не найдено, да и много ли их было? Жалование исправно шло, но размером его Пушкин был недоволен и возмущался вслух. Уделять много внимания молодому поэту Воронцов не мог, но продолжал оставаться к нему терпимым, и этого, казалось, достаточно для сосуществования.

Воронцов строил порт, поселения, развивал экономику, создавал управленческий аппарат, поднимал культуру, и, как пишет одесский автор, покровительствовал евреям и иностранцам. Воронцов сделал Одессу богатым международным портом. Свое жалованье губернатор отдавал нуждающимся подчиненным. Пушкин в их число не входил. Пушкина нельзя было назвать бездельником на службе только потому, что там он не появлялся вообще. И все же можно ли считать, что именно это было причиной охлаждения к нему Воронцова? Скорей всего, отношение Пушкина к службе было третьестепенной деталью на фоне других, более важных.

Симпатия Воронцова к поэту сменилась разочарованием. Хотя стихи в канцелярии губернатора сочинял не один Пушкин, в Пушкине губернатору прочили талантливого писателя, и он отнесся к рекомендациям со всей серьезностью. В первом номере журнала, издаваемого Фаддеем Булгариным, появилось весьма доброжелательное напутствие: "Гений Пушкина обещает много для России; мы бы желали, чтоб он своими гармоническими стихами прославил какой-нибудь отечественный подвиг. Это дань, которую должны платить дарования общей матери, отечеству". Пушкина откровенно призывали заняться пропагандой, и он, с его настроениями, мог только посмеяться в ответ. "У нас еще нет ни словесности, ни книг,- записывает он в черновике в это время,- все наши знания, все наши понятия с младенчества почерпнули мы в книгах иностранных, мы привыкли мыслить на чужом языке...".

Воронцов не был столь прямолинеен, как Булгарин. Никакими рамками прославления империи, царя или своей персоны он Пушкина не связывал - для этого он был достаточно умен. Он не хуже Пушкина понимал, сколь отстала русская культура от Запада, сам вносил посильный вклад в ее прогресс и вправе был рассчитывать на серьезное отношение талантливого писателя к этому важному предмету. Он ждал от поэта той самой просветительской деятельности, к которой Пушкин, вообще говоря, питал интерес и важность которой хорошо понимал. Не корысти ради ожидал Воронцов вклада, будь то в поэзии, истории, журналистике или любой другой области. А Пушкин выглядел гулякой, играл в карты и предавался прекрасному ничегонеделанию. Сочинения поэта, которые Воронцову удавалось прочитать, были, по мнению графа, вторичными, подражанием Байрону, которого Воронцов знал лучше Пушкина, причем в оригиналах, а не во французских переводах.

А.М.Горький считал, что Пушкин пытался доказать публике: писатель в иерархии государства стоит выше чиновника, но в то время над этим могли только смеяться. Однако, применительно к данной ситуации, Пушкина ставили на место по его собственной, Пушкина, вине.

"Как человек он мне не понравился,- вспоминает его одесский знакомый.- Какое-то бретерство, suffisance и желание уколоть, осмеять других". Suffisance у французов - означает тщеславие, самодовольство. Это ощущали многие, с кем он общался.

В сущности, Пушкину была обеспечена нормальная жизнь даже в том случае, если бы он не занимался ничем ни в канцелярии, ни в литературе. Но этого ему было мало. Он перессорил чиновников Воронцова, за глаза оскорблял хозяина и его гостей. Он демонстрировал свое презрение к отдельным людям, с которыми был в одном кругу и которые не сделали ему ничего дурного. Вдобавок в Одессе Пушкин попал под влияние Александра Раевского, адъютанта Воронцова. Эгоист, циник, умный и хитрый демон, Раевский еще более распалял Пушкина из своих, корыстных соображений.

Похоже, именно характер и поведение поэта вывели Воронцова из себя: "Здесь слишком много народа и особенно людей, которые льстят его самолюбию, поощряя его гнусностями, причиняющими ему много зла. Летом будет еще многолюднее, и Пушкин, вместо того, чтобы учиться и работать, еще более собьется с пути". Речь, как видим, идет не столько о дурном влиянии Пушкина и одесского общества друг на друга, сколько об их несовместимости. Пушкин и сам чувствовал это. Впрочем, с одним человеком в Одессе совместимость Пушкина, наоборот, увеличивалась. Это была супруга графа Воронцова Елизавета Ксаверьевна.