— Значит, Александр так и останется ребенком? — спросила Мира.

— Физически он достигнет размеров восьмилетнего гомо сапика, а умственно… В его случае неприменима интеллектуальные или эмоциональные мерки. Он не будет благоразумен, как не благоразумны другие дети. Нужно время, чтобы развилась селективность. Зато его возможности будут намного больше, скажем, ваших в детстве.

— Спасибо, — сказал Калдерон.

— У него будут обширные горизонты, его разум способен охватить и усвоить гораздо больше вашего. Мир для него — настоящая сокровищница, и его ничем нельзя ограничить. Однако нужно не так уж много времени, чтобы сформировались его разум и личность.

— Я хочу еще выпить, — попросила Мира.

Калдерон подал ей виски со льдом. Александр тыкал в глаз Квату пальцем и пытался его выковырнуть. Кват покорно сносил эти попытки.

— Александр! — крикнула Мира.

— Сидите спокойно, — приказал Бордент. — В этом отношении Кват гораздо терпеливее, чем вы.

— Мне бы не хотелось, чтобы он вырвал ему глаз, — сказал Калдерон.

— Кват — ничто по сравнению с Александром. И он это знает.

К счастью для Квата, Александру надоела эта игра, и он вновь переключился на взбивалку. Добиш и Финн склонились над малышом, внимательно вглядываясь в него. Калдерон чувствовал, что дело здесь в чем-то большем.

— Индуктивная телепатия, — объяснил Бордент, — требует много времени, поэтому мы начинаем ее сейчас. Просто здорово, что мы наконец попали в нужный временной сектор. Я звонил в эту дверь раз сто, но никогда прежде…

— Шевелись, — отчетливо сказал Александр. — Давай, шевелись!

Бордент кивнул.

— На сегодня хватит. Мы придем завтра. Вы будете готовы?

— Думаю, мы будем готовы… как всегда, — ответила Мира, допивая свой стакан.

В тот вечер они выпили еще и всесторонне обсудили этот вопрос. Осознание средств и возможностей четырех человечков тоже повлияло на ход их рассуждений: никто из них не испытывал больше сомнений. Они знали, что Бордент и его товарищи прибыли из будущего, отстоящего на пятьсот лет, по желанию будущего Александра, выросшего в супермена.

— Удивительно, правда? — сказала Мира. — Наш пухленький бэби превращается в таинственного, чудесного ребенка.

— Когда-то это должно было начаться, как сказал Бордент.

— Только бы он не стал похож на этих гномов!

— Он будет суперменом. И мы с тобой — родоначальники новой расы.

— Я чувствую себя как-то странно, — пожаловалась Мира.

— Успокойся, — утешал ее Калдерон. — Выпей еще немного.

— И этот их жаргон…

— Это их язык, — заметил Калдерон.

— Александр будет говорить по-английски. Я знаю свои права.

— Не похоже, чтобы Бордент собирался их нарушать. Он уверял, что Александру нужна семья.

— Только поэтому я еще не спятила, — призналась Мира. Если, конечно, он… они… не заберут нашего малыша…

Спустя неделю стало совершенно ясно, что Бордент не собирается посягать на родительские права — по крайней мере, не больше, чем это необходимо, и только два часа в день. За это время четверо человечков выполняли свою задачу, вбивая в голову Александра все знания, которые его хоть и супер, но все-таки детский разум, мог вместить. Они не пользовались кубиками, детскими стишками и считалками. Оружие, которое они применяли в этой битве, было тайным, но эффективным. Не подлежало сомнению, что чему-то они Александра научили. И как витамин В, если полить им корни, вызывает рост растения, так витамин этих наук пропитал Александра, и его мозг потенциального супермена начал развиваться молниеносно.

На четвертый день он уже внятно говорил. На седьмой с легкостью мог вести разговор, хотя мышцы лица, еще не достаточно развитые, быстро уставали. Щеки его по-прежнему были младенческими; он еще не стал человеком в полной мере, если не считать отдельных случаев. Однако такое случалось все чаще.

На ковре царил жуткий беспорядок. Человечки уже не забирали свои приборы, оставляя их Александру. Малыш ползал — он не слишком утруждал себя хождением, потому что ползал гораздо лучше — между этими предметами, выбирал некоторые из них и соединял между собой. Мира пошла в магазин — человечки должны были появиться не раньше, чем через полчаса. Калдерон, утомленный работой в университете, налил себе виски с содовой и наблюдал за потомком.

— Александр! — окликнул он его.

Александр не ответил. Он соединил какую-то Вещь с каким-то Устройством, засунул ее во Что-то Другое и сел с довольным видом. Потом спросил:

— Што?

Речь его звучала не идеально, но слово узнавалось безошибочно. Александр шамкал, как беззубый старик.

— Что ты делаешь? — спросил отец.

— Нет.

— Что-что?

— Нет.

— Нет?

— Я знаю, што, — сказал Александр, — и этого доштатошно.

— Ага, понимаю. — Калдерон смотрел на чудо-ребенка с некоторым опасением. — Ты не хочешь говорить?

— Нет.

— Ну хорошо, пусть так.

— Принеши пить, — распорядился Александр.

У Калдерона мелькнула безумная мысль, что малыш требует виски с содовой, потом он вздохнул, поднялся и вернулся с бутылкой.

— Молока, — сказал Александр, отказавшись пить принесенное отцом.

— Ты говорил, что хочешь пить, а разве вода не питье? «Боже мой, — подумал он, — я устраиваю диспут с младенцем. Отношусь к нему как… как ко взрослому. А ведь это не взрослый, а просто толстячок-малыш, сидящий на попке на ковре и играющий конструктором».

Игрушка сказала что-то тонким голосом, и Александр буркнул:

— Повтори!

И игрушка послушалась.

— Что это? — спросил Калдерон.

— Нет.

Калдерон сходил на кухню и принес молоко, а себе налил еще виски. Чувствовал он себя так, словно внезапно пришли родственники, которых он не видел лет десять. Как, черт возьми, вести себя с суперребенком?

Отдав молоко Александру, он вернулся на кухню. Тем временем вернулась Мира, и ее крик заставил мужа торопливо вбежать в комнату.

Александр блевал с миной ученого, наблюдающего некое удивительное явление.

— Александр! — воскликнула Мира. — Тебе плохо?

— Нет, — ответил Александр. — Я опробую процесс ижвержения пищи. Нужно наушитца контролировать пищеварительные органы.

Калдерон, криво улыбаясь, прислонился к двери.

— Ну, да, и начинать нужно уже сейчас.

— Я уштал, — сообщил Александр. — Уберите это.

Три дня спустя ребенок решил, что его легким нужна тренировка, и начал кричать. Он кричал в любое время и с вариациями: пел, ревел, голосил, выл. И не перестал, пока не решил, что хватит. Соседи подали жалобу.

— Малыш, может, ты наступил на иголку? — спросила Мира. Дай мне посмотреть.

— Иди отшуда, — ответил Александр. — Ты шлишком горяшая. Открой окно, я хошу свешего вождуха.

— Конечно, дорогой, конечно.

Она вернулась в постель, и Калдерон обнял ее. Он знал, что утром у нее будут синяки под глазами. Александр продолжал орать в своей кроватке.

Так проходили дни. Четверо человечков приходили ежедневно, чтобы учить Александра, и были вполне довольны его успехами. Они не жаловались, когда Александр давал волю своим желаниям и бил их по носам или рвал бумажные одежды. Бордент хлопнул себя по металлическому шлему и триумфально улыбнулся Калдерону.

— Он делает успехи. Развивается.

— Я вне себя от удивления. А как с дисциплиной?

Александр оторвался от занятий с Кватом и заявил:

— Шеловешеская дишшиплина меня не кашаетца, Джожеф Калдерон.

— Не называй меня так. В конце концов, я твой отец.

— Это примитивная биологишешкая необходимость. Ты недоштатошно развит, чтобы наушить меня нужной мне дишшиплине. Твоя жадача — обешпешить мне родительскую жаботу.

— Просто-напросто инкубатор, — заметил Калдерон.

— Но обожествляемый, — успокоил его Бордент. — Можно сказать, бог-отец. Отец новой расы.

— Я чувствую себя, скорее, Прометеем, — холодно ответил отец новой расы. — Он тоже был нужен, а кончил тем, что орел выклевал ему печень.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: