- Возьмите Навуходоносора. (- Я цитирую Профессора.- ) В наши дни на него пришлось бы накинуть смирительную рубашку. Живи он не в южной Азии, а в северной Европе, легенды рассказали бы нам, будто это какой-нибудь Кобольд или Стромкарл превратил его в сложное слияние змеи, кошки и кенгуру.

Как бы то ни было, страсть к переменам - в других людях - похоже, все сильнее завладевала Мальвиной, пока она не стала чем-то вроде нарушителя общественного порядка и, в конце концов, угодила в неприятности.

Инцидент этот уникален в анналах Белых Дам, и летописцы с явным удовольствием посмаковали его. Произошло все из-за помолвки единственного сына короля Херемона - принца Гербота - с принцессой Берхтой Нормандской. Мальвина не сказала ни слова, но, как видно, решила дождаться своего часа. Нужно помнить, что Белые Дамы Бретани были не просто феями. При определенных условиях они были способны преображаться в обыкновенных женщин - что, по-видимому, должно было оказывать будоражащее влияние на их отношения с совершеннолетними смертными мужского пола. Возможно, и принц Гербот был не совсем безвинен. Юноши в те, к несчастью, непросвещенные дни, вероятно, не всегда бывали воплощением осмотрительности и пристойности в обращении с дамами, будь то с белыми или нет. Хотелось бы думать о ней как можно лучше.

Но даже и это лучшее незащитимо. В день, на который была назначена свадьба, она, судя по всему, превзошла самое себя. Какой конкретно вид придала она бедному принцу Герботу; или какой вид она внушила ему, что он принял, - это, с точки зрения моральной ответственности Мальвины, едва ли имеет значение; летопись не уточняет: очевидно, что-то настолько нелицеприятное, о чем уважающий себя летописец не мог даже намекнуть. Поскольку другие отрывки в книге не дают оснований посчитать излишнюю брезгливость одним из литературных недостатков автора, то деликатный читатель может лишь поблагодарить за такое опущение. Уж слишком бы мерзко оно оказалось.

Это возымело, - с точки зрения Мальвины, конечно, - желаемый эффект. Судя по всему, принцесса Берхта бросила один лишь взгляд, а затем упала без чувств на руки своим фрейлинам. Женитьбу отложили на неопределенный срок, а Мальвина, как можно с печалью подозревать, довольно посмеивалась. Триумф ее был недолговечен.

На беду ее, король Херемон оказался неустанным покровителем искусства и науки того периода. Среди друзей его нашлись признанные волшебники, джинны, Девять Корриган или Фей Бретани - словом, все, кто мог оказывать влияние, и, как показали дальнейшие события, того и желал. Послы осаждали королеву Гарбундию; и у Гарбундии, пожелай она даже, как во многих предшествующих случаях, стать на сторону своей фаворитки, не оставалось иного выбора. Фею Мальвину воззвали вернуть принцу Герботу его собственное тело и всё, что в нем содержалось.

Она наотрез отказалась. Самонадеяная, настырная фея, невесть что о себе возомнившая. К тому же, был здесь и личный мотив. Это ему-то жениться на принцессе Берхте! Да видала она короля Херемона с Анниамусом в его дурацких платьях старого колдуна, да с Феями Бретани, и со всеми остальными...! По-настоящему благовоспитанная Белая Дама могла и не пожелать завершить это предложение - даже про себя. Можно представить сверкание феиного глаза, топанье феиной ноги. Что они могут ей сделать любой из них - трещаньем языков да покачиваньем голов? Ей - бессмертной фее! Она расколдует принца Гербота тогда, когда сочтет нужным. Пусть займутся своими фокусами, а ей предоставят ее. Можно вообразить себе продолжительные прогулки и беседы расстроенной Гарбундии со своей своенравной фавориткой - взывание к разуму, к чувствам: "Ради меня", "Разве ты не понимаешь?", "В конце концов, милая, пусть он и поступил так".

Кончилось, видимо, тем, что у Гарбундии иссякло терпение. Она могла сделать то, о чем Мальвина, по-видимому, либо не знала, либо чего просто не ожидала. На ночь солнцестояния было созвано торжественное собрание Белых Дам. Место собрания древние летописцы описали с более чем обычной скрупулезностью. Оно состоялось на земле, которую много веков назад приподнял надо всею Бретанью волшебник Калиб, дабы образовать могилу королю Тарамису. На севере лежало "Море Семи Островов". Можно догадаться, что это - хребет, образуемый горами Арре. Присутствовала "Дама Источника", что наводит на мысль о глубоком зеленом пруду, из которого берет начало река Д'Аржан. Его можно поместить примерно на полпути между современными городами Морле и Кальяк. Прохожие даже в наши дни говорят о тиши и безлюдности этого высокого плато - без деревьев, без домов, без следов человеческих рук, кроме вздымающегося башней монолита, вокруг которого беспрестанно воют пронзительные ветры. Там, - возможно, на одном из обломков этих огромных серых камней, - восседала судьей королева Гарбундия. И приговор ее был (аппеляции на него не предусматривалось): изгнать фею Мальвину из круга Белых Дам Бретани. Одной и без прощения суждено ей отныне бродить по лику земли. Имя Мальвины было торжественно вычеркнуто навсегда из книги имен Белых Дам.

Удар этот, должно быть, поразил Мальвину столь же сильно, сколь он был для нее неожиданн. Не произнеся ни слова, ни разу не оглянувшись, она ушла прочь. Можно представить себе белое, застывшее лицо, широко раскрытые невидящие глаза, дрожащие неуверенные шаги, цепляющиеся за воздух руки, мертвую тишину, точно саван, окутывающую ее со всех сторон.

С той ночи фея Мальвина исчезает из хроник летописцев Белых Дам Бретани, из легенд и какого бы то ни было фольклора. Она не появляется в истории вплоть до 1914 года н.э.

II. Как все получилось.

Как-то вечером к концу июня 1914 года командир авиазвена Раффлтон, временно прикомандированный к французскому эскадрону, расквартированному в ту пору в Бресте, получил по беспроволочному телеграфу указания немедленно возвратиться в штаб Британской Воздушной Службы в Фарнборо (графство Гемпшир). Ночь, по милости роскошной полной луны, обеспечила бы все необходимое освещение, и молодой Раффлтон принял решение отправиться незамедлительно. Судя по всему, он покинул летное поле за арсеналом в Бресте часов в девять. За Юльгоа у него начались неполадки с карбюратором. Сперва он хотел дотянуть до Ланьона, где ему была бы обеспечена квалифицированная помощь; но дела пошли все хуже и хуже, и, приметив подходящий участок ровной земли, он решил сесть и разобраться во всем самому. Приземлился он без труда и взялся за расследование. Без подмоги работа отняла у него больше времени, чем он расчитывал поначалу. Ночь стояла теплая и душная, с едва ли дуновением ветерка, и, закончив работу, он ощутил жару и усталость. Натянув шлем, он уже собрался было шагнуть в сиденье, но красота ночи навела его на мысль, что перед стартом приятно бы, пожалуй, было слегка поразмять ноги да проветриться. Он зажег сигару и осмотрелся.