— Но ты убил простого десятника!

— Я видел на нем серебряную гривну… Серебро носят на груди только знатные люди…

Святослав вспомнил, как радовался десятник Кара, принимая в награду серебряную гривну. Гривну, которая погубила его спустя несколько часов… Вспомнил и нахмурился.

Тяжелое молчание повисло в избе. Гридни уже придвинулись к юноше, готовые схватить его по первому знаку. Но Святослав остановил их жестом, заговорил медленно, как бы взвешивая слова и размышляя, на что решиться:

— Кровь за кровь… Есть такой обычай у нас… Но есть и другой обычай, столь же древний, — жизнь за жизнь… К чему склониться? Кровь за кровь или жизнь за жизнь?

Люди слушали, затаив дыхание и стараясь угадать, каким решением закончит князь свою речь-размышление. А Святослав продолжал — так же медленно и значительно:

— Отрок пролил кровь до объявления мира. Он не знал, зачем идет войско — с миром ли, с войной ли. Оттого вина его вполовину меньше…

Воевода Свенельд кивнул, соглашаясь:

— Да, это было до мира!

— Мне не нужно крови этого отрока, старейшина! — решительно сказал Святослав. — Пусть он заменит павшего по его вине воина. Да! Пусть будет так: жизнь за жизнь! Это справедливо?

— Справедливо! — обрадованно поддержал старейшина Смед, разрезая ножом ремень на руках юноши, и добавил строго: — Отрок Алк! Служи князю верно, как служил роду своему!

— Но сможет ли сей млад заменить десятника? — усомнился воевода Свенельд. — Кар был отважным воином.

— Алк молод, но проворен и храбр, — заступился Смед за своего родича. — Он скачет на коне, как прирожденный степной наездник. Он владеет луком не хуже охотников за рысями. Он понимает печенежский язык…

— Столько много достоинств у столь юного воина? — недоверчиво улыбнулся князь.

— Так испытай его! — предложил Смед.

— Испытай, княже! — заговорили дружинники. — Пусть покажет, что умеет.

И воевода Свенельд тоже сказал:

— Испытай!

Алка подвели к длинной коновязи из березовых жердей, возле которой стояли воинские кони.

— Выбирай!

Алк неторопливо прошелся вдоль коновязи и указал на рослого гнедого жеребца, бешено взрывавшего копытами землю:

— Вот этот!

Дружинники переглянулись: выбор юноши показался им неразумным. Гнедой жеребец, недавно купленный у печенегов, был диким, не обученным ходить под седлом. Даже табунщики боялись приблизиться к нему.

Осторожный Смед посоветовал было взять другого коня, посмирнее, но князь властно оборвал его:

— Воин сам выбирает коня. Пусть отрок возьмет того, на которого упал его взгляд.

Гнедой жеребец беспокойно всхрапывал, скалил зубы, косился на людей налитыми кровью глазами. Алк осторожно приблизился к нему, протянул руку к холке и едва успел отпрыгнуть, чудом избежав удара копытом.

Отвлекая внимание жеребца, с другой стороны коновязи подошли дружинники. Конь навалился грудью на прогнувшуюся жердину, силясь дотянуться до них зубами.

Смед подсказал юноше:

— Пора!

Алк с разбегу вскочил на спину коня, покрытую лишь тонкой попоной, и вцепился руками в гриву. Дружинники проворно отвязали уздечку от коновязи и кинули свободный конец Алку.

Как черная молния, взвился жеребец, пронесся по поляне и исчез за Священной Рощей. Затихал, быстро удаляясь, судорожный перестук копыт.

Лют Свенельдович усмехнулся:

— Своими руками отпустили полонянника. Ищи теперь его, как ветра в поле!

Совсем тихо сказал Лют, на ухо отцу, но старейшина Смед услышал его слова и обиженно возразил:

— Алк не убежит. Род отдал его князю, и он не опозорит свой род. Если отрок останется жив, он вернется.

Алк вернулся — пропыленный, в разорванной одежде, с воспаленными от ветра глазами. Закостеневшие пальцы юноши так крепко вцепились в уздечку, что дружинники с трудом разжали их.

Но и конь устал. Он стоял, покачиваясь на дрожащих ногах, дышал тяжело, загнанно, и в глазах его не было прежней бешеной злости — только покорность воле наездника. Конь был усмирен.

Потом Алк из своего охотничьего лука метал стрелы в красный круг, прислоненный к стволу березы, и попадал без промаха. Потом рубился тупыми мечами с кривичем Вестом и выстоял против него.

Дружинники одобрительно переглядывались.

Слово было за князем, и Святослав произнес это слово, одно-единственное слово, решившее судьбу молодого вятича:

— Достоин!

Гридни окружили нового товарища, повели к дружинной избе. Алк пошел с ними, все еще не веря, что все страшное позади, что он прощен и что не пленник он отныне, а княжеский дружинник. У Алка кружилась голова, и казалось, что он все еще мчится по полю на бешеном коне, а перед глазами, сливаясь в сплошную полосу, мелькают колючие репейники и луговая трава…

Только вечером, чувствуя на плечах непривычную тяжесть кольчуги, Алк поверил наконец, что все происходившее с ним сегодня не сон, а явь. Княжеское прощение, приветливые слова дружинников, доверие десятника Веста, поставившего его одного в карауле у самого леса — все это действительно было!

Кажется, вот он, лес, рядом. Шагни и скройся в темноте, ведь никто не приглядывает за Алком, один он здесь в карауле. Но крепче сыромятных ремней связало Алка доверие новых товарищей, и он чувствовал, что не сможет обмануть их, что существуют узы не менее прочные, чем прежние, родовые, а имя этим узам — д р у ж и н а.

Утром мимо Алка проехал князь Святослав. Он кивнул юноше приветливо, но равнодушно, как будто не было ничего удивительного в том, что вчерашний враг сторожит лагерь в кольчуге княжеского дружинника.

А может, и действительно нечему было удивляться?

Воины из многих славянских племен — поляне и северяне, древляне и радимичи, кривичи и дреговичи, уличи и тиверцы — приходили на службу к князю Святославу и, переварившись в общем дружинном котле, забывали, родовые обычаи. Что особенного, если в дружину пришел еще и воин из племени вятичей? Не первый и не последний воин, вступивший в боевое дружинное братство…

В своей деревне Алк привык верховодить среди сверстников. Даже многие взрослые мужчины уступали ему в искусстве стрельбы из лука и в верховой езде. Теперь Алку заново приходилось утверждать себя в глазах людей, и не все у него ладилось. С другой меркой подходили дружинники к достоинствам воина, и оружие в дружине было другое, непривычное для юноши. Даже кольчугу Алк не сразу научился надевать, а боевой лук из турьих рогов и вовсе оказался непослушным. Алк с трудом натягивал тугую тетиву, руки от напряжения дрожали, и стрелы пролетали мимо цели.

Обидно!

Алк уединялся в лесу и часами натягивал непослушную тетиву, сначала просто так, без стрелы, потом со стрелой, взаправду. Дзинь… дзинь… дзинь… — звенела стрела, как струна на гуслях. Дзинь…

Немало дней прошло, пока Алк снова удивил товарищей своей меткостью и заслужил скупую похвалу десятника Веста.

Еще труднее давалось искусство рубиться мечом, а ведь в этом было главное достоинство княжеского дружинника. Ободренный успехом в первом поединке с Вестом, Алк смело вышел на бой и потерпел полную неудачу. Неуловимым движением десятник трижды выбивал меч из руки Алка, и тому пришлось поднимать свой меч с земли под насмешливыми взглядами дружинников. Видно, прославленный поединщик просто пожалел молодого вятича перед лицом князя, сражался тогда вполсилы, и следовало долго учиться, чтобы сражаться с княжескими дружинниками на равных…

И Алк постигал хитрую воинскую науку старательно, до изнеможения, до тупой боли в натруженных плечах. Десятник Вест был терпелив, а Алк настойчив. Оба они, учитель и ученик, оставались довольны друг другом.

Дружинники похваливали Алка за успехи, но в их словах Алк чувствовал насмешливое снисхождение. Алк понял, что новые товарищи еще не полностью приняли его в свою семью, лишь присматриваются. Понял и не обиделся. Как оценить воина до настоящей битвы? Разве можно назвать побратимом[12] человека, о котором пока не известно, будет он твердым перед лицом смерти или покажет спину врагу?