*****

Позже следующим утром, когда я стояла на кухне, потягивая кофе из двадцатидолларовой кружки, которая вскоре будет заменена, вышла моя дочь.

Я не сочла хорошим знаком то, что она была одета, чтобы встретить новый день.

- Привет, милая, хочешь позавтракать? – позвала я.

Она обогнула гостиную и направилась к двери.

И первые слова, которые моя дочь сказала мне в нашем новом доме, были:

- Полли здесь со своей мамой. Мы едем в торговый центр и в кино. Затем вечером едим пиццу. Буду дома к комендантскому часу.

Она выскочила за дверь прежде, чем я успела сказать еще хоть слово.

Я поспешила к двери, открыла ее и выглянула как раз вовремя, чтобы увидеть внедорожник «Шевроле», женщину на переднем сиденье, посмотревшую в мою сторону, она улыбнулась, махнула мне рукой, а потом свернула с дорожки и укатила.

Я проглотила это и решила, что делать дальше, зная по опыту, что по выходным Оден не был ранней пташкой.

Так что я рискнула принять душ.

Это было плохое решение.

Когда я вышла, на кухонном столе лежала записка, которая гласила: «Ушел. Вернусь поздно».

Несмотря на то, что я знала, что не имею на это права, но материнские чувства внутри меня кипели из-за того, что мой сын-подросток (да, и дочь) полагали, что могут выдавать мне очень ограниченную информацию о том, куда они идут и с кем. Черт возьми, мать подруги Пиппы должна была выйти, подойти к моему дому и представиться мне.

Но мне пришлось преодолеть вскипевшие чувства. Позволить себе остыть. Дать им то, что им нужно. Принять это и двигаться дальше.

Так я и сделала.

Пережила этот день.

И следующий, когда они, не сказав мне ни слова, не выходили из своих комнат ни для чего, кроме как совершить набег на холодильник.

Пока не пробило пять часов. Время уезжать и возвращаться к отцу.

- До скорого, - сказал Оден, направляясь к двери.

Пиппа промолчала.

Я умирала внутри и молила Бога, чтобы у меня хватило сил прийти в себя, потому что впереди меня ждали долгие недели зияющей пустоты. Когда они не будут отвечать на звонки. Не будут отвечать на сообщения. Ни на что.

И я решила использовать эти недели, чтобы показать им, что все изменилось.

Я не пойду на работу к их отцу и мачехе и не устрою скандал. Я не поеду к ним домой и не ввяжусь в спор с Мартиной. Я не пойду на их школьные мероприятия, чтобы смутить, публично направив свою желчь на их отца и мачеху (хотя такое случилось летом, но на их школьных мероприятиях я бы такого не сделала).

Я буду той, кем обещала стать, когда писала им по электронной почте, что переезжаю в Мэн и все изменится.

Да, я буду именно такой и никак иначе.

Они увидят.

Боже, я надеялась, что они увидят.