Решение проблемы, поиски которого заняли несколько месяцев, заключалось в умерщвлении амебы во время ее периода мимикрии и помещении трупа в бассейн с фиксирующими химическими веществами, обладающими способностью сохранять нужную форму. Эти изделия были долговечны и представляли собой точную копию оригинала. Исследования еще велись, а Вирджил Акерман уже оборудовал посадочное поле в Тиуане, Мексика, и принимал грузы с искусственным мехом всех сортов с заводов на Марсе. И почти сразу же искусственные меха вытеснили натуральные с рынка.

Война все изменила.

Кто мог подумать тогда, когда подписывался Договор о Мире и Сотрудничестве с Лилистар, что дела пойдут так плохо? Ведь по утверждениям Лилистар и ее министра Френекси, Лилистар являлась самой могущественной военной державой в галактике; ее враги — риги — и в военной, и во всех других областях были гораздо слабее. Война, безусловно, обещала быть короткой.

“Война сама по себе плоха” — размышлял Эрик, — но ничто так не заставляет задуматься и попытаться, заново оценить прошлые поступки и решения — например, о Мирном договоре — как поражение. И об этом задумываются теперь большинство землян. Но их мнения никто не спрашивает — ни Мол, ни правительство, ни сама Лилистар. А между тем уже никто не сомневается, и об этом открыто говорят в барах и в уединении гостиных, что даже мнение самого Мола теперь уже мало что значит”.

Как только начались военные действия, тиуанская корпорация “Меха и красители” перешла от торговли искусственными мехами к военным заказам, как, впрочем, и все крупные промышленные компании. Сверхъестественная точность копирования главных анализаторов для космических кораблей — монад Ленивая Собака пришлась как нельзя более кстати для рода деятельности, которой занималась ТМК: конверсия прошла легко и почти незаметно. И вот теперь, задумчиво стоя перед корзиной с бракованными изделиями, Эрик задавал себе вопрос, который рано или поздно приходил на ум каждому в фирме: как можно использовать эти нестандартные, но законченные и сложные изделия. Он выбрал одно и повертел в руках. По весу напоминает бейсбольный мяч, по размеру — грейпфрут. Похоже, из этих отбросов на самом деле ничего не сделаешь. Он повернулся, чтобы швырнуть шар в утробу контейнера, который вернет застывшему пластику привычную органическую форму.

— Подожди, — хрипло произнес Химмель, Эрик и Джонас уставились на него.

— Не надо его растворять, — сказал Химмель. Его всего перекосило от смущения, он не находил места рукам, длинные узловатые пальцы судорожно сжимались. Глотая воздух открытым ртом и как бы задыхаясь, он пробормотал: — Я.„— я больше не делаю этого. Видите ли, сырье для одного блока стоит только четверть цента. Весь этот ящик стоит не больше доллара.

— Ну и что? — спросил Джонас, — их все равно надо отправлять, чтобы…

— Я куплю его, — забормотал Химмель. Он полез в карман брюк, стараясь отыскать бумажник. После долгих усилий ему наконец удалось ста извлечь.

— Зачем тебе это? — потребовал Джонас.

— Я все устроил, — выдавил Химмель после мучительной паузы, — я плачу полцента за каждую бракованную Ленивую Собаку, в два раза больше, чем она обходится компании, она даже имеет с этого прибыль. Что в этом плохого? Его голос сорвался.

Пристально глядя на него, Джонас сказал:

— Да никто не против, мне просто интересно, для чего тебе все это нужно. Он искоса посмотрел на Эрика, как будто желая спросить, что он обо всем этом думает.

— Хм… они мне нужны, — ответил Химмель. Он уныло повернулся и зашаркал к ближайшей двери. — Но они все мои, я заплатил за них вперед из моего жалования, — пробурчал он через плечо, открывая дверь. Весь напрягшись, с лицом, побелевшим от возмущения и искаженным тревогой, он шагнул в сторону. По всей комнате, служившей, по-видимому, складом, на колесах, размером с серебряный доллар, сновало около двадцати игрушечных тележек, искусно избегая столкновений и ни на минуту не прерывая своего стремительного движения.

На каждой тележке Эрик заметил вмонтированную Ленивую Собаку, управляющую се движениями.

Немного опомнившись, Джонас почесал нос, хрюкнул и спросил:

— Чем они питаются? — Наклонившись, он ухитрился поймать одну из них, когда она катила мимо его ноги. Он поднял тележку, ее колеса не переставали отчаянно крутиться.

— Просто дешевая А-батарейка на десять лет, — сказал Химмель, — еще полцента.

— И ты сам сделал все эти тележки?

— Да, мистер Акерман, — Химмель взял у него тележку и поставил ее обратно на пол; она опять деловито покатила по своему маршруту. — Эти пока слишком новые, чтобы их отпускать, — объяснил он. — Они должны потренироваться.

— А потом, — вставил Джонас, — ты отпустишьих на свободу.

— Верно, — Химмель кивнул своей куполообразной лысой головой, при этом его роговые очки сползли на нос.

— Зачем? — спросил Эрик.

Главный вопрос был задан, Химмель покраснел, жалко дернулся, однако ответ прозвучал гордо и слегка вызывающе.

— Потому, что они заслуживают ее.

— В этой протоплазме ведь не осталось жизни, — сказал Джонас, — она погибла, когда фиксировалась в растворе. Ты знаешь это. Это просто электронная схема, такая же мертвая, как, скажем, робот.

— Но я считаю их живыми, мистер Акерман, — ответил с достоинством Химмель, — и только то, что они ущербны и не могут вести космический корабль в пространстве, еще не означает, что они не имеют права на свою скудную жизнь. Я отпущу их, и они будут себе раскатывать, может быть, лет шесть, а может быть больше. Это дает им то, для чего они предназначены.

Повернувшись к Эрику, Джонас произнес:

— Если бы старикан узнал об этом…

— Мистер Вирджил Акерман знает, — сразу же откликнулся Химмель, — Он одобряет. Или, скорее, он позволяет мне, — поспешил поправиться Химмель. — Он знает” что я возмещаю убытки, И я делаю тележки ночью, в мое свободное время. У меня есть конвейер, конечно, достаточно примитивный, прямо у меня дома. Я работаю каждый день до часа ночи.

— Что они делают после того, как ты их отпускаешь, просто скитаются по городу?

— Бог их знает, — ответил Химмель.

Очевидно, эта сторона дела его не касалась. Его работа ограничивалась постройкой тележек и установкой на них Ленивых Собак. И, похоже, в этом он был прав, едва ли он мог сопровождать каждую тележку, оберегая ее от всех опасностей большого города.

— Вы артист, — заметил Эрик со смешанным чувством забавности происходящего и возмущения. Во всем этом деле было слишком много сумасбродства, доходящего до абсурда. Этот Химмель, постоянно занятый здесь на работе и в своем жилище, вечно озабоченный, чтобы изгои производства нашли свое место под солнцем, а что дальше? И это в то время, когда все вокруг задавлены гнетом величайшей нелепости — глупой войны. С этой точки зрения Химмель не выглядел настолько смешным. Такое время. Сумасшествие затаилось в самой атмосфере, начиная от Мола и кончая этим несчастным служащим отдела контроля качества. Спускаясь с холма с Джонасом Акерманом, Эрик заявил:

— Он придурок. В настоящий момент это выражение показалось ему наиболее сильным из всех имеющихся в его распоряжении.

— Безусловно, — сказал Джонас, отстраняя от себя неприятные мысли. — Но все это позволяет нам по-новому взглянуть на старого Вирджила, ведь он терпит вес это вовсе не потому, что это даст ему прибыль, совсем нет. Честно говоря, я рад. Я думал, что Вирджил более жесткий. Я бы, скорее, ожидал от него, что он вышвырнет этого бедолагу куда-нибудь в трудовую армию на Лилистар. Страшно представить, какая жизнь могла ожидать этого парня. Он просто счастливчик.

— Чем, по-твоему, все ото кончится? — спросил Эрик. — Ты думаешь, что Мол подпишет сепаратный мир с ригами и вытащит нас из всего этого, оставит Лилистар воевать одних, как они того и заслуживают?

— Он не может, — безразлично сказал Джонзс. — Секретная полиция Лилистар набросится на нас здесь, на Земле, а из него сделает кровавый бифштекс. Выбросит его из кабинета и за ночь заменит его кем-нибудь более воинственным. Кем-нибудь, кто любит воевать.