Ленивым золотом текло

Весь день и капало светило,

Как будто влаги не вместило

Небес прозрачное стекло.

И клочья хмурых облак, тая,

Кропили пегие луга.

Смеялась влага золотая,

Где млели бледные снега.

Дрожат леса дыханьем ливней

И жизнью жаждущей дрожат…

Но вс таинственней и дивней

Пестуньи мира ворожат.

И влагу каждый лист впивает,

И негой каждый лист дрожит;

А сок небес не убывает,

По жадным шепотам бежит.

Листвой божественного древа

Ветвясь чрез облачную хлябь,-

Как страсть, что носит лики гнева,-

Трепещет молнийная рябь.

Что лист упавший — дар червонный;

Что взгляд окрест — багряный стих…

А над парчою похоронной

Так облик смерти ясно-тих.

Так в золотой пыли заката

Отрадно изнывает даль;

И гор согласных так крылата

Голуботусклая печаль.

И месяц белый расцветает

На тверди призрачной — так чист!..

И, как молитва, отлетает

С немых дерев горящий лист…

Замер синий сад в испуге…

Брызнув в небо, змеи-дуги

Огневые колесят,

Миг — и сумрак оросят:

Полночь пламенные плуги

Нивой звездной всколосят…

Саламандры ль чары деют?

Сени ль искристые рдеют?

В сенях райских гроздья зреют!..

Не Жар-птицы ль перья реют,

Опахалом алым веют,

Ливнем радужным висят?

Что же огненные лозы,

Как плакучие березы,

Как семья надгробных ив,

Косы длинные развив,

Тая, тлеют — сеют слезы -

И, как светляки в траве,

Тонут в сонной синеве?

Тускнут чары, тухнут грезы

В похоронной синеве…

И недвижные созвездья

Знаком тайного возмездья

Выступают в синеве.

Севера солнце умильней и доле

Медлит, сходя за родимое поле,

    Млеет во мгле…

Солнце, в притине горящее ниже,

Льнет на закате любовней и ближе

    К милой земле,-

Красит косыми лучами грустнее

Влажную степь, и за лесом длиннее

    Стелет узор

Тени зубчатой по тусклым полянам;

И богомольней над бором румяным

Светится детски лазоревый взор,

Посостарилось злато червонное,

Посмуглело на главах старых!

Сердце сладко горит, полоненное,

В колыбельных негаснущих чарах.

Сердце кротко, счастливое, молится,

Словно встарь, в золотой божнице,

Вольное ль вновь приневолится -

К родимой темнице?

Влачась в лазури, облака

Истомой влаги тяжелеют.

Березы никлые белеют,

И низом стелется река.

И Город-марево, далече

Дугой зеркальной обойден,-

Как солнца зарных ста знамен -

Ста жарких глав затеплил свечи.

Зеленой тенью поздний свет,

Текучим золотом играет;

А Град горит и не сгорает,

Червонный зыбля пересвет.

И башен тесною толпою

Маячит, как волшебный стан,

Меж мглой померкнувших полян

И далью тускло-голубою:

Как бы, ключарь мирских чудес,

Всей столпной крепостью заклятий

Замкнул от супротивных ратей

Он некий талисман небес.

Как улей медных пчел,

Звучат колокола:

То Духов день, день огневой,

Восходит над Москвой…

Не рои реют пчел -

Жужжат колокола,

И бьет в кимвал Большой Иван,

Ведя зыбучий стан.

Что волн набатный звон -

Медноязычный гам

Гудит,— и вдруг один,

Прибоя властелин,

Кидает полногласный стон

К дрожащим берегам…

Как будто низошел,

Коснувшися чела

Змеею молнийно-златой,

На брата Дух Святой:

И он заговорил

Языком дивным чуждых стран,

Как сладкого вина

Безумством обуян,

Но Дух на всех главах почил,

И речь всех уст пьяна!..

Как улей медных пчел,

Гудят колокола,

Как будто низошел

На верные чела

В соборном сонме Дух,

И каждый грезит вслух,

И ранний небосвод

Льет медь и топит мед…

То Духов день, день огневой,

Пылает над Москвой!

Теплый ветер вихревой,

Непутевый, вестовой,

Про весну смутьянит, шалый,

Топит, топчет снег отталый,

Куролесит, колесит,

Запевалой голосит…

Кто-то с полночи нагреб

На проталину сугроб,

Над землею разомлелой

Пронесясь зимою белой.

Старый снег на убыль шел,-

Внук за дедушкой пришел.

Солнце весело печет,

С крыш завеянных течет.

С вешней песней ветер пляшет,

Черными ветвями машет,

Понагнал издалека

Золотые облака.

Повечерела даль. Луг зыблется, росея,

Как меч изогнутый воздушного Персея,

Вонзился лунный серп, уроненный на дно,

В могильный ил болот, где жутко и темно,

Меж сосен полымя потускнувшее тлеет.

Потухшей ли зари последний след алеет?

Иль сякнущая кровь, что с тверди не стекла,

Сочится в омуты померкшего стекла?

В заревой багрянице выходила жница,

Багрянец отряхнула, возмахнула серпом,

   Золот серп уронила

   (— Гори, заряница!-),

   Серп вода схоронила

   На дне скупом.

И, послушна царице, зыбких дев вереница

Меж купавами реет (— мы сплетем хоровод!-),

   Серп исхитить не смеет

   (— Звени, вечерница!-)

   И над гладью белеет

   Отуманенных вод.

Серп в стеклянной темнице! (— Промелькнула

                 зарница!..)

Серп в осоке высокой! (— Сомкнулся круг!..-)

   Над зеркальной излукой

   Мы храним, о царица,

   Серп наш, серп крутолукий -

   От твоих подруг!