Потом что-то так полыхнуло белым светом, что лицевой пластине в его шлеме срочно пришлось задействовать защитные слои. Пластина резко потемнела, оставляя Питеру лишь призрачный образ расширяющегося светового шара. У одного из пиратов нарушилась герметичность бака реактора… а это попросту означало, что теперь он стал облаком субатомных частиц, распространяющихся чуть медленнее света.

Питер испустил восторженный вопль и победно замахал кулаком.

– Наша взяла! – заорал он. – Получите, ублюдки!

Можно было ощутить временный прилив профессионального сочувствия даже к мокакам – черт побери, им все-таки с самого рождения мозги промывали, – но только не к этим шакалам, что вечно болтались на войне где-то с краю и отхватывали себе беззащитные лакомые куски. На сей раз их корм сумел достойно огрызнуться.

Редер все еще с довольным видом посмеивался, когда тележка коснулась поверхности «Африки». Легкий толчок протрезвил его и напомнил о том, что за свои славные подвиги ему еще придется держать ответ. «Надо бы так все устроить, – подумал Питер, – чтобы Бетаб и ее ребятам за меня расплачиваться не пришлось».

Он задумался, как его примут на «Африке». «Эта Бетаб, – прикинул он, – дама крутая. И очень сообразительная». У Питера не было ни тени сомнений, что в глубине души она знала, кто несет ответственность за поломку оборудования, которая не позволила им отцепиться от «Провинции Квебек». «Но я подозреваю, – подумал Он, – что раз все как нельзя лучше вышло, она будет довольна. Если про капитана вообще когда-то такое можно сказать».

Редер прикидывал, что для развития подобных ситуаций и в Космическом Отряде, и в Торговом Флоте имелись два варианта. Если ты нарушал приказ и проигрывал, ты становился козлом отпущения и получал все, что тебе причиталось. Если же ты нарушал приказ и выигрывал, ты становился героем, проявившим ту самую инициативу, которую начальство ожидало от всего личного состава. Питер пожал плечами. «Ладно, – подумал он, – что сделано, то сделано. Лучше поскорей с этим развязаться».

Затем он повел тележку по истертым пластинам корпуса массивного грузового корабля, виляя мимо наружных блоков и на сей раз оставшихся без дела ракетных установок. Как знать, быть может, он сумеет убедить всех, что это был всего-навсего ряд в высшей степени маловероятных совпадений…

Бетаб уже его поджидала. Скрестив руки на груди, она одной ладонью задумчиво поглаживала подбородок.

– Довольно странно, что мы не смогли отцепить грейфер, – угрожающе тихим голосом начала она.

– Там, должно быть, поломка случилась, – охотно объяснил Редер. – Время военное… все запарились… техобслуживание проводится нерегулярно… на самом деле, такого просто не избежать… так что все как может, так и работает.

Невысокая женщина стояла не двигаясь, глаза ее странно, поблескивали, а та ладонь, что поглаживала подбородок, теперь словно бы старалась опустить вниз уголки рта.

– Коммандер Холл приказал нам отцепить грейфер, – сказала она. – Его совершенно не порадовало, что мы не подчинились его приказу. – Тут Бетаб сжала губы и медленно опустила ладонь. – Вам известно, коммандер, каким наказаниям мы можем подвергнуться?

– Но это была простая поломка, – настаивал Редер. – Уверен, расследование покажет. Даже Космический Отряд, каким бы скверным он ни был, не станет вас за несчастный случай нака…

– Больше ни слова, Редер, – перебила его Бетаб. – А вы, – рявкнула она застывшим вокруг членам команды, – в темпе эту штуковину разберите, и чтобы каждый винтик был изучен.

«Да, мэм, – подумал Питер, – а в вас великая актриса пропадает».

Тележку стали разбирать у него на глазах, и тут он заметил, что крест изоленты исчез, а вместе с ним его кровные восемьсот пятьдесят в денежных ордерах. «Плавают теперь где-то в космосе, удрученно подумал Питер, – и даже проклятым пиратам от них никакого толку. Столько денег у меня еще ни разу в жизни не было, а мне на них даже пачку резинки купить не удалось. Интересно, обрадовалась бы команда, если бы она об этом узнала? Нет, вряд ли. Они бы, наверно, захотели и меня следом выкинуть. А, ладно. Забавно было в богачах побывать, пусть даже временно. И что я вообще ною? У меня же еще половина осталась!» Радость опять его переполнила. «Проклятье, да этот трюк стоил восьми сотен! – решил он. – И еще пяти десятков». Разборка тележки продолжалась. Капитан Бетаб ожидала со сложенными на груди руками, лицо ее было словно из твердой оливковой древесины вырезано, но в темных глазах буквально плясали искорки.

– Пожалуй, я лучше пойду, – сказал Питер, бочком отодвигаясь в сторону.

«Черт побери», – мысленно выругался он. До всех этих событий у них с Бетаб вроде как дружба налаживалась. Теперь же все должно было стать предельно официальным.

Все молчали, пока Редер забирался на свою койку и задергивал занавеску, вздрагивая от прикосновения одежды к свежим синякам и царапинам, которые он только теперь осознал. Кто-то, однако, оставил на покрывале банку с мазью для местного обезболивания, что было очень любезным жестом. Удары молотком по вражеским датчикам оборачивались все более сильной болью, буквально сковывая тело. Такие вещи всегда замечаешь только впоследствии. В тот момент Питер был предельно сосредоточен на работе, а кроме того, испытывал совершенно определенный восторг. Теперь же его желудок сжался и заурчал, заставляя Питера радоваться тому, что язвенные болезни остались далеко в прошлом. Его терзала мрачная уверенность, что, несмотря на результаты расследования, ему как пить дать предъявят счет.

«Как тяжело сделать что-нибудь героическое, – подумал Питер, – и даже не иметь возможности об этом поведать. Попробуй только рассказать, и ты тем самым всем намекнешь, что твой героизм их под угрозу полного финансового краха поставил».

Проблема заключалась в том, что в глубине души Редер по-прежнему был летчиком-истребителем. Показать ему только противника, и его реакция проявлялась почти так же наглядно, как у собаки Павлова. «Ладно, кончай рефлексировать», – пробурчал Питер себе под нос. Не было никакого смысла в нервном одиночестве здесь валяться.