- Водитель автомашины ноль три - двадцать, прекратите движение и поставьте транспортное средство на обочину.

Истомин матюкнулся про себя, лихорадочно соображая, что же он такое сотворил, какой пункт священных правил дорожного движения ненароком нарушил. Семнадцать лет непрерывного водительского стажа - в любое время года, в любую погоду, и в снег, и в ветер, и в звезд ночной полет научили его не нарушать по неведению: водители с таким опытом если и нарушают, то сознательно, они смело идут на вполне обдуманный риск, не опасаясь вредных для себя последствий.

Похоже, скорость превысил, решил Истомин и погнал, тормозя, "жигуль" на обочину.

Канареечных цветов машина ГАИ объехала истоминское транспортное средство и встала чуть впереди. Из нее неторопливо вылез невысокий, но крепкого телосложения капитан и, лучезарно улыбаясь, направился к машине ноль три - двадцать. Истомин тоже вышел на волю и ждал капитана, улыбаясь ничуть не менее лучезарно.

- Инспектор ГАИ капитан Спичкин, - представился капитан Спичкин. Почему нарушаете, товарищ водитель? Почему вы двигались по трассе со скоростью сто километров в час?

- Не иначе случайно. Не иначе задумался, - срочно повинился Истомин, лихорадочно между тем вспоминая, где он слышал фамилию Спичкин как раз в приложении к работнику доблестной Госавтоинспекции. - Я, товарищ капитан, сто лет ничего не нарушал, мне это по должности не положено. - И он протянул Спичкину ворох красивых удостоверений, где говорилось, что без него, без Истомина, советская милиция пропадет, захиреет.

Капитан Спичкин все удостоверения внимательнейшим образом рассмотрел, вернул Истомину и сказал не без должного уважения в голосе:

- Это все, конечно, хорошо, Владимир Петрович, но можно мне одним глазком глянуть на ваше _водительское_ удостоверение?

- Что за вопрос, товарищ капитан! - засуетился Истомин, полез в карман за правами, и вдруг его - не карман, вестимо, а Истомина - осенило: Слушайте, а вас случайно не Валерианом Валериановичем зовут?

- Так точно, - ответил Спичкин, немало удивившись и удивление свое от нарушителя не скрыв. - А откуда вы знаете?

- Мне о вас рассказывал мой друг, известный артист театра и кино Станислав Политов, которого вы спасли от пучин полноводной реки Яузы.

- Было дело, - зарделся и потупился мужественный капитан. - А что он вам говорил?

- Только хорошее! Только слова благодарности! - уверил капитана Истомин. - Но, помнится, он называл вас старшим лейтенантом... И вообще: вы же были в Москве...

- Меня повысили в звании, - сообщил Спичкин, - и бросили на прорыв. Я теперь в области батальоном командую. - В голосе капитана звучала законная гордость, а вовсе не сожаление о потерянном теплом московском местечке. Он козырнул: - Можете следовать дальше, Владимир Петрович, только следите внимательней за показаниями спидометра.

- Непременно, - горячо уверил его Истомин, - глаз с него не спущу.

- А вот это лишнее, - солидно пошутил Спичкин, - глаз надо с дороги не спускать. Помните, что вы не один на ней. Не забывайте о других. Вы успеете среагировать - встречный запоздает, вот и авария...

И, опять козырнув, направился к своей "канарейке". Но вдруг обернулся, сказал застенчиво:

- А товарищу Политову - мой большой привет...

- Передам, - пообещал Истомин, очень собой довольный, очень довольный собственной памятью, опять - в который уже раз! - выручившей его, довольный своей удачливостью, своим тонким чутьем, позволяющим ему легко ориентироваться в темном лесу чужой психики. В данном случае милицейской.

Анюты в машине не было. То ли она испугалась капитана Спичкина, то ли вышел временный срок ее пребывания в дороге Москва - Ярославль и она, как собиралась, вернулась к своим расчетам, к своим больным и беременным сотрудникам, но испарилась она из машины как сон, как утренний туман.

А может, она и была сном или утренним туманом... Зато на ее месте, на правом сиденье, сидел некто плотный, темно-зеленый, низенький и пыльный, в картонном каком-то сюртучке и полосатых аэробических гольфиках, сам перепоясанный потрескавшимся от времени сыромятным рыжим ремешком. Сидел он, откуда ни возьмись, на правом сиденье, ерзал на нем, подскакивал, гнусно подмигивал Истомину, мерзко подхихикивал, чем-то шуршал бумажно.

- В чем дело? - намеренно хамским тоном спросил Истомин, не садясь в машину, а ожидая на обочине, пока непрошеный субъект выкатится из белого домика на колесах, очистит помещение.

- Ехать надо, Истомин, ехать. И поскорее, поскорее, тебя там ждут не дождутся. Включай зажигание и погоняй, погоняй, пока Спичкин не очухался, - скороговоркой зачастил субъект.

Голос у него был тонкий, даже писклявый, неинтересный голосишко был у картонного типа. Поскольку имени у него не окажется - это автор чуть-чуть вперед забегает, - так и назовем его: Безымянный, с большой буквы.

- Ты кто? - ошарашенно спросил Истомин.

- Садись, говорю. По дороге все разъясню.

Истомин сел за руль, этаким роботом-автоматом тронул "жигуль", лишь в зеркальце заднего обзора машинально отметил, что капитан Спичкин развернул свою птичку-канарейку и помчал ее в сторону столицы, в сторону дислокации вверенного ему гаишного батальона.

- Хорошо водить научился, - похвалил Истомина Безымянный, - уверенно держишься, не лихачишь. А ведь, помнится мне, еще в институте права получил, так?

- Где получил, там и получил. Тебе-то какое дело, - грубо ответил Истомин, разгоняя авто до разрешенных властями девяноста километров в час. - Откуда ты взялся такой красивый?

- А что? - Безымянный нахально развернул к себе зеркальце, посмотрелся в него. - Мальчик что надо! - Вернул зеркальце в прежнее положение. Твоих рук дело.

- Как это - моих?

- Твоих и немножко твоей жены, которая законно уступила мне место в этом легковом мустанге. Ты считал, она чертила.

- Что считал? Что чертила? - Истомин вконец запутался, задурил ему голову Безымянный, запудрил, запылил мозги вековой пылью.

- Что, что... Меня, вот что. Не узнаешь?.. Я - твои дипломный проект, краса и гордость выпуска одна тысяча девятьсот не будем говорить какого года. Золотая медаль студенческих научных обществ. - И Безымянный достал откуда-то из недр зеленого сюртучка потускневший кружок медали на выцветшей красной ленте, повертел ею, медалью то есть, на зуб попробовал, сплюнул, спрятал, спросил: - Теперь узнал?