Парень в белой куртке и в джинсах шел по двору. Старик Коновалов, слегка очумевший от увиденного после обеда сна, вышел подышать свежим воздухом, стоял на пороге подъезда, ждал ночи, ждал обещанной ночной _работенки_. Заметил парня, бросился к нему:

- Эй, постой!..

- В чем дело? - Парень обернулся, и старик с ходу притормозил: на него смотрел Павлик Топорин, профессорский внучек.

- Извини, тезка, обознался, - сказал Коновалов. - За одного тут принял...

- Бывает, Павел Сергеевич, - засмеялся внучек. - Приняли за одного, а нас - много, - и вдруг подмигнул старику: - Все путем, Павел Сергеевич, все будет, как задумано. Чуть-чуть осталось...

И пошел себе.

А как похож, стервец, подумал Коновалов, со спины - одно лицо...

Не станем упрекать пенсионера в незнании русского языка. Ну, оговорился - с кем не бывает! Но ведь прав же, прав: похож, стервец...

- Я пойду, - сказал Сенька Пахомов. - Мне надо.

- Куда это? - вскинулась Ирка. - Ночь на дворе. Сенька помялся соображал: как бы соврать ловчее.

- Халтурка одна подвернулась. Денежная.

- Какая халтура ночью? Зачем ты врешь, Сеня... - Ирка отвернулась к стене, накрыв голову одеялом.

Слышно было: опять заплакала.

Сенька переступил с ноги на ногу.

- Ирка, - сказал он ласково, - хочешь верь, хочешь нет, но я тебя люблю по-страшному. И никогда тебя не предам... А идти мне надо, честно. Я тебе потом расскажу, ладно? Ирка не ответила, из-под одеяла не высунулась. Но плакать перестала, затихла: слов таких от мужа давно не слыхала.

Сенька пошел в прихожую, открыл стенной шкаф, достал инструмент надежный, для себя сработанный. Прислушался: в спальне было тихо.

Все расскажу, виновато подумал Сенька, железно, расскажу. Вот построю, что надо, и сразу - Ирке...

Заметим: он уже не сомневался, что сумеет построить за ночь все, _что надо_.

Алевтина Олеговна не спала. Лежала на широкой супружеской кровати, слушала, как тихонько сопит муж. Туман в комнате стал гуще, а Стеценко его и не заметил. Алевтина Олеговна, когда ложилась, спросила:

- Дымно у нас как-то, верно?

- Выдумываешь все, - ответил муж. - Давай спать, тебе завтра рано...

Он не ведал, что попал в точку, просто сказал и сказал - слова же зачем-то придуманы...

Во дворе было пусто и темно, лишь тусклые ночники освещали над дверями таблички с номерами подъездов, да у выхода на набережную ветер раскачивал подвешенный на тонких тросовых растяжках фонарь.

Парень уже ждал Сеньку, похаживал по асфальту, насвистывал что-то неуловимо знакомое - то ли из песенного репертуара любимого Иркой Валеры Леонтьева, то ли из чуждого нам мюзикла "Стена" заграничного ансамбля "Пинк Флойд".

- Тьма египетская, - поеживаясь, сказал Сенька, - хрен разметишь...

- И не надо, - сказал парень. - Ты клади кирпичики, а они сами, как надо, построятся.

- Что за бред?

- Кому бред, а кому - нет, - в рифму сообщил парень, засмеялся. Клади-клади - увидишь.

- Что здесь увидишь? - проворчал Сенька, надел рукавицы. - А раствор где?

- Все здесь.

Сенька пригляделся: у стены дома и впрямь стоял ящик с раствором, а куча кирпича невесть когда переместилась с газона на тротуар, к Сенькиному подъезду. Сенька ткнул мастерком в ящик - свежий раствор, самое оно.

- Без подручного трудно будет. Поможешь?

- Конечно, - сказал парень, снял куртку, повесил ее на куцую ветку тополя, велением домоуправа подстриженного "под бокс". - Все помогут.

- Кто все? Все спят...

- Кто не спит, тот и поможет, - непонятно заявил парень, тем более непонятно, что во дворе по-прежнему никого не было.

- Ну, лады, - вроде бы соглашаясь с неизбежным, протянул Сенька, взял из кучи кирпич, постучал по нему - целый! - зачерпнул раствор, шлепнул его прямо на асфальт у стены дома. Потом аккуратно уложил кирпич на растворенную лепешку, поерзал им, пристукнул сверху деревянной ручкой мастерка. - Давай следующий, не спи!

Парень проворно подал ему кирпич, Сенька снова зачерпнул, снова шлепнул, уложил, поерзал, пристукнул...

- В три ряда, говоришь?

- В три ряда.

- Годится!

Сеньку неожиданно охватило знакомое чувство азарта - как всегда, когда дело пошло и времени на него отпущено - с гулькин нос, и бригадир бубнит:

"Давай-давай!", и подручный сбивается с ног, таская ведра с раствором к месту кладки, и кирпичи целенькие в руку идут - хоть в домино ими играй! и кладка получается ровная, прочная, раствор схватывается быстро, и ты уже не думаешь о часах, не глазеешь по сторонам, ты уже весь - в гонке, в тобой самим заданном ритме, а кладка растет, она тебе - по пояс, по грудь, а ты - дальше, дальше, ничего не слышишь, разве что прорвется откуда-нибудь пустяковый вопросик:

- Что ты делаешь, Сеня?!

Кто это?.. Вот тебе раз - Ирка! Не выдержала, дуреха, вылезла из постели, пошла среди ночи пропавшего мужа искать. А он не пропал, он - вот он!

- Строю, Ирка!

- Что?!

- Стену!

- Зачем?!

- Чтоб лучше было!

- Кому?!

- Всем, Ирка, всем! Чего стоишь? Помогай, раз пришла...

- Ты когда начал?!

Дурацкий вопрос. Будто сама не знает...

- Только что и начал!

- Как только что?! Как только что?! Ты посмотри...

Глянул: батюшки-святы, когда и успел столько?! От Сенькиного подъезда до самого Сеньки, застывшего на секунду с кирпичом в руке, было никак не меньше пятидесяти метров. И на всех этих чертовых метрах темнела _стена_. Мрачной громадой _высилась_ она вдоль двора, именно высилась, поскольку была выше Сеньки сантиметров ров на тридцать. А он ведь - пока помоста нет - всего по грудь и клал...

- Эй, парень! - испуганно крикнул Сенька.

Тот сразу возник сбоку - запарившийся.

- Чего тебе?

- Откуда это все?

- От верблюда! - хохотнул наглый, хлопнул Сеньку по спине. - Ты, мастер, ее только _сажаешь_, а уж растет она сама...

- Как растет?!

- Как в сказке. Не бери в голову, Сеня, бери в руки, - и кирпич сует.

Сенька кирпич оттолкнул:

- Погоди, у меня есть... Но ведь так не бывает!

- Бывает - не бывает, какая теперь разница? Есть она, Сеня, есть, и стояла здесь давно. Ты ее лишь проявил, а для этого много времени не надо: одна ночь - и вся наша. Смотри зорче...

Он взмахнул рукой, и в неверном свете дворовых ночников Сенька увидел, что с другой стороны двора, от двенадцатого подъезда, навстречу тоже растет стена, и к каждому подъезду от нее перпендикулярно уходят такие же высокие "отростки" в те же три кирпича, вползают на ступеньки, скрываются в доме.