— Боже мой, я повторял эту историю несметное число раз! — Штейнман сжал пальцы и бросил на марсианина испепеляющий взгляд. — Я не прикасался к этим драгоценностям и не знаю, кто их взял. Каждый человек имеет право переменить место работы.

— Я вас прошу, — сказал мягко сыщик. — Чем добросовестнее вы будете нам помогать, тем быстрее продвинется расследование. Знаете ли вы человека, который поместил шкатулку на борт корабля?

— Разумеется. Все знают Джона Картера. На космической станции все знают друг друга. — Человек с Земли сжал челюсти. — Именно по этой причине мы не хотим иметь дело с вашим «детектором». Мы не хотим рассказывать то, что мы думаем, ребятам, которых мы видим по пятьдесят раз в день. От этого можно сойти с ума!

— Я никогда не выдвигал такого требования, — заметил Сиалох.

— Картер был моим другом, — заявил Холлидей.

— Вот, — сказал сквозь зубы Грегг, — он тоже уехал, примерно тогда же, когда и вы двое: он отправился на Землю, и с тех пор его не видели. Начальство сообщило мне, что вы с ним были очень близки. О чем вы разговаривали?

Холлидей пожал плечами.

— Всегда о том же: любовь, выпивка, песни. Я не имел ничего этого с тех пор, как покинул Землю.

— Кто может сказать, что Картер украл шкатулку? — спросил Штейнман. Ему просто надоело болтаться в пространстве, и он сменил профессию. Он _не мог_ украсть бриллианты: его обыскали, не забывайте об этом.

— Не удалось ли ему спрятать их в таком месте, откуда потом мог взять их его приятель? — спросил Сиалох.

— Спрятать? Куда? На космических кораблях нет потайных мест, проговорил Штейнман скучающим голосом. — Джон оставался на «Джейн» лишь несколько минут — в течение времени, которое необходимо, чтобы поместить шкатулку в указанное ему место. — Его глаза блеснули. — Посмотрим правде в глаза: единственные люди, которые имели возможность утащить эти драгоценности, это наши дорогие полицейские.

Инспектор покраснел и приподнялся с места.

— Я бы вас попросил!

— У нас есть только ваше слово, что вы невиновны, — проворчал Штейнман. — Почему оно стоит дороже моего?

Сиалох сделал успокоительный жест.

— Я очень прошу. Ссоры нелогичны. — Его клюв открылся и задребезжал марсианский эквивалент улыбки. — У кого-нибудь из вас есть гипотеза? Я готов ее выслушать.

Воцарилась тишина. Холлидей пробормотал:

— Да, у меня есть.

Сиалох закрыл глаза и спокойно затянулся. Улыбке Холлидея не хватало убежденности.

— Но только, если моя гипотеза правильна, вы никогда не вернете драгоценности.

Грегг нахмурил брови.

— Я шатался по всей Солнечной системе, — продолжал Холлидей, — в ней чувствуешь себя потерянным. Да. Нужно там побыть одному, чтобы понять, что такое одиночество. Я занимался изысканиями… как любитель… Я искал уран. И я не верю, что мы знаем все о Вселенной или хотя бы о том, что находится в пустоте между планетами.

— Вы говорите об этих «кобблиях»? — спросил Грегг.

— Можете называть это суеверием, если хотите. Но если бы достаточно долго путешествовали в пространстве… да, тогда вы знаете. Там есть существа, там где-то — существа, состоящие из газа или же излучения — как вам угодно, — существа, которые живут в пространстве.

— А зачем такому «кобблию» драгоценности?

Холлидей развел руками.

— Откуда я знаю? Может быть, мы надоели им полетами через их мрачное царство. Украсть драгоценности марсианской короны — это наилучшее средство прервать сообщение с Марсом, не так ли?

Только ироническое урчание трубки Сиалоха прерывало молчание.

— Ладно… — Грегг теребил пресс-папье из метеорита. — У вас еще есть вопросы, мистер Сиалох?

— Только один, — тройные веки открылись, и холодный взгляд уставился на Штейнмана: — Имеете ли вы какие-нибудь увлечения?

— Я? Шахматы. Но какое вам до этого дело? — Штейнман насупился и опустил голову.

— Ничего другого?

— Здесь нет других развлечений.

Сиалох бросил взгляд на инспектора, который наклонил голову, и затем сказал мягко:

— Я понимаю. Спасибо. Может быть, мы с вами сыграем как-нибудь на днях? Я играю неплохо. Ну ладно, это все, господа.

Они вышли, витая, как духи во сне, — из-за слабого притяжения.

Грегг бросил на Сиалоха умоляющий взгляд:

— Ну, и что же в конце концов?

— Ничего особенного, как кажется… Да, пока я здесь, я хотел бы видеть техников за работой. При моем роде занятий нужно иметь представление обо всех профессиях.

Грегг тяжело вздохнул.

Романовичу поручили сопровождать посетителя. На разгрузку был подан «Ким Брекни». Путь к кораблю прокладывали себе через толпу людей в космических костюмах.

— Полиция должна поскорее снять эмбарго, — заметил Романович. — Иначе ей придется давать объяснение. Склады уже забиты.

— Это был бы наилучший шаг, — согласился Сиалох. — Да, скажите мне… оборудование стандартное? На всех станциях такое же?

— Вы хотите спросить про костюмы персонала? Да, они везде одинаковы.

— Вы не разрешите мне посмотреть поближе?

«Боже, храни меня от инквизиторов», — подумал Романович. Он подозвал механика.

— Мистер Сиалох хотел бы, чтобы вы объяснили ему, как устроен и работает ваш костюм, — сказал он саркастическим тоном.

— Хорошо. Это общепринятый костюм с усиленными сочленениями, — руки в перчатках начали жестикулировать. — Спирали отопления питаются от батареи. В резервуаре запас воздуха на десять часов. Эти пряжки удерживают инструменты, иначе они плавали бы в воздухе вокруг вас. Маленький баллон на поясе содержит краску, которую я могу разбрызгивать вот этим жиклером.

— Зачем красят корабли? — спросил Сиалох. — В Космосе ведь ничто не может привести к коррозии?

— Мы просто называем краской, на самом деле это состав гунк, который может заклеить любую дыру в фюзеляже, пока не будет возможности сменить пластину или исправить повреждение любого вида — например, отверстие, пробитое метеоритом.

Механик нажал на спуск, и тонкая струя, почти невидимая, вырвалась из отверстия, затвердевая при соприкосновении с почвой.

— Она же еле видна, — высказал свое замечание марсианин. — По крайней мере, я ее плохо различаю.

— Да, это верно, свет не рассеивается… Зато этот состав радиоактивен — не настолько, чтобы быть опасным, но достаточно для того, чтобы ремонтная бригада могла обнаружить с помощью счетчиков Гейгера нужное место.

— Ясно. А в течение какого времени его можно обнаружить?

— Дается гарантия на год.

— Спасибо, — Сиалох удалился, и Романович с трудом поспевал за длинноногим марсианином.

— Вы думаете, Картер мог спрятать шкатулку в своем баллоне с краской? - спросил он.

— Нет. Отверстие слишком мало, да и Картера тщательно обыскали… Сиалох прервался и поклонился.

— Вы были очень любезны и терпеливы, мистер Романович, и я больше не хочу вас утруждать, я сам найду инспектора.

— И что вы ему скажете?

— Что он может снять эмбарго, конечно. А затем я хочу успеть на ближайший корабль на Марс. Если я поспешу, то успею на концерт в Сабею, его голос стал мечтательным. — Сегодня впервые играют «Вариации на темы Мендельсона» Ханиена, переработанные в тональностях Шланнаха. Без сомнения, очень интересно.

Прошло три дня, прежде чем прибыло письмо. Сиалох извинился перед своим гостем и прочитал его. Затем сказал:

— Вам будет интересно знать, что «Знаменитые диадемы» прибыли на Фобос и находятся на пути домой.

Клиент, министр из Палаты Деятелей, моргнул.

— Извините, Сиалох, но какое это имеет к вам отношение?

— Шеф полиции бесспорно мой друг. Он подумал, что мне приятно быть в курсе событий.

— Храа. Вы недавно были на Фобосе.

— Маловажное дело. — Сыщик аккуратно сложил письмо, посыпал его солью и съел. Марсиане считают бумагу большим лакомством, особенно бумагу официальных земных документов, на тряпичной основе.

— Итак, вы сказали, мистер?

Парламентарий отвечал рассеянно. Он ни за что на свете не захотел бы быть нескромным, но если бы он умел видеть насквозь, обладая рентгеновским зрением, вот что он мог бы прочитать: