Весеннее ясное утро в горах; небо безоблачно; все залито солнцем.

Справа , в глубине, угол здания обсерватории с уходящей вверх башней; середина – двор, по которому проложены асфальтовые дорожки, как в монастырях; двор неровный, опускается вниз, в задней стороне сцены, где низкий каменный забор и ворота. За ним цепь гор, но не выше той, на которой расположена обсерватория . Слева и ближе к авансцене угол дома с каменной верандой над обрывом. Полное отсутствие растительности. Со времени первого действия прошло три недели. Верховцев в кресле на колесах: его возит взад и вперед Анна. Житов сидит у стены-греется на солнце. Все одеты по-весеннему, кроме Житова , который в одном пиджаке.

Житов. ( сидит) . А то дали бы мне, Анна Сергеевна, я бы повозил.

Анна. Нет, уж сидите, никого не люблю утруждать. Тебе хорошо, Валя?

Верховцев . Хорошо, только за каким чертом вертимся мы здесь, как крысы в крысоловке. Поставь меня рядом с Житовым, я тоже хочу запастись энергией от солнца. Так, хорошо. Приятно!

Анна. Отчего вы не работаете, Житов?

Житов. Погода такая. Я как взыграет весеннее солнце, так уж не могу в комнатах сидеть. Вот погреюсь, погреюсь, да и…

Верховцев Житов, а вы не турок?

Житов. Нет.

Верховцев . А как вам бы шло: сесть этак да на пупок смотреть, или как там…

Житов. Нет, я не турок.

Верховцев . А я вас понимаю: приятно на солнышке. Жалко Николу: ему этого удовольствия не получить. Я знаю эту Штернбергскую тюрьму: в нее не только солнце не заглядывает, в ней и неба-то не видно. Я в ней только месяц просидел, так и то в какой-то сплошной компресс превратился от сырости. Мерзость!

Анна. Хорошо, что хоть жив. Я была убеждена, что его расстреляли.

Верховцев . Погоди, за этим еще дело не станет. Нужно бы разбудить Маруську, узнать все поскорее.

Житов. Она поздно приехала.

Верховцев . Слыхал. Весь дом пением разбудила. Я даже удивился, кто может петь в этом мавзолее. Подумал, уж не Поллак ли новую звезду открыл.

Житов. Раз поет, значит, все хорошо.

Анна. Я не понимаю этого: петь, когда все спят.

Инна Александровна ( показывается на веранде) . А Лунц не приходил?

Анна. Нет.

Инна Александровна Господи, что же это! Его Сергей Николаевич спрашивает, – ну что я скажу? Разбрелись все, как овцы, один Поллак работает. А Марусечка-то вчера – запела! Как я услышала – дух захватило… Ну, думаю…

Верховцев Разбудите-ка ее, теща.

Инна Александровна Ни-ни. И не думай. Пусть хоть до вечера спит.

Верховцев Ну, Шмидта этого.

Инна Александровна И Шмидта не стану будить. Человек с дороги, такую радость привез, а я ему поспать не дам! Вот вы этого Лунца пришлите, когда вернется. (Идет и у двери останавливается.) Солнышко-то греет, Василий Васильевич! Как у нас. Я нынче утром в ящик земли насыпала да редиску посеяла. Пусть растет, кое-кому пригодится! (Уходит.)

Верховцев Энергичная старушка. Редиска, хм!

Пауза.

Анна. Вы думаете о чем-нибудь, Житов, когда вот так уставитесь?

Житов. Нет. Зачем думать? Я так смотрю.

Верховцев . Врете вы. Как можно не думать, – ну, если не думаете, так вспоминаете что-нибудь.

Житов. У меня воспоминаний не бывает. А впрочем… хорошо в Нью-Йорке было: жил я в гостинице на самой шумной ихней улице, и балкон у меня был…

Верховцев Ну?

Житов. Так вот: хорошо очень было. Сидишь и смотришь: как это они там ходят, ездят. Воздушная дорога. Интересно.

Анна. У американцев высокая культура.

Житов. Нет, я не об этом. А так, интересно очень.

Пауза.

А правда, где Лунц?

Анна. Вчера еще с вечера с Трейчем ушел в горы.

Верховцев На исследования?

Житов. Исследования?

Верховцев . Трейч всегда что-нибудь исследует. Он уже, наверное, исследовал ваш храм Урании и решил, что он может быть превосходным складом для оружия. Теперь он исследует горы: вероятно, ищет места для оружейного завода.

Анна. Трейч – фантазер.

Верховцев . Ну, не совсем. В его фантазиях есть странная черта.

При всем иногда явном безумии они как-то осуществляются.

Вообще любопытный малый. Говорит немного, а пропагандировать никто так не умеет, как он. Выражаясь вашим астрономическим языком, – он луну заставит разгореться, как солнце. Откуда его Николай вытащил, не знаю.

Петя . ( в ходит) . Добрый день.

Верховцев Что это ты. Петушок, такой хмурый?

Петя. Так.

Анна. Ты знаешь? Николай в тюрьме.

Петя. Знаю, мне мама говорила.

Анна . Я не понимаю, отчего ты киснешь. Точно уксусу напился – противно смотреть.

Петя. И не смотри.

Житов. Петя, поедемте со мной в Австралию.

Петя. Зачем?

Анна. Ты, как маленькие дети, все – зачем, зачем? Его вчера в горы зовут, а он: «Зачем?» А зачем ты ешь?

Петя. Не знаю. Отстань от меня, Анна.

Верховцев . Не могу сказать, чтобы ты был чрезмерно вежлив, мой друг. А вот и наши!

Показываются забрызганные грязью Трейч и Лунц .

Лунц, вас звездочет спрашивал. Держитесь, влетит вам теперь.

Лунц . А ну его к… Виноват, Анна Сергеевна.

Анна . Можете. Я не из нежных дочерей и присоединяюсь к вашему пожеланию.

Петя. Как это пошло!

Верховцев Ну, как погуляли, Трейч? Нашли что-нибудь?

Трейч . Местность хорошая.

Анна. А вы знаете, что Маруся ночью приехала?

Трейч ( делая шаг вперед) . Ну?! Николай? Николай?

Верховцев Расстрелян. Повешен. Колесован.

Анна. Да нет-жив, жив!

За окном музыка и пение Маруси.

Маруся. «Сижу за решеткой в темнице сырой – вскормленный на воле орел молодой…»

Трейч . Он в тюрьме? Спасен?